-- Ну, это он мне успел показать. Правда, всего на пару
секунд. Я нередко воздерживаюсь от крученого удара, даже когда
человек будто нарочно раскрывается. Но этот малый уж больно
умничает, себе же во вред. В наши дни по-настоящему сильных
мужчин раз два и обчелся.
-- Да уж, Адмирал, что верно, то верно.
-- Когда я вывел в море мой первый корабль, я каждый божий
день по два часа перед завтраком прыгал на шканцах через
скакалку. В ту пору эту страну населяли не одни лишь нечесанные
слабаки. Таким-то образом я и заработал живот, который вы
называете пивным бочонком. Бочонок гвоздей. А ну-ка вы,
девушка. Ударьте меня в живот. Попробуйте. Смелей. Не
стесняйтесь. Вот так. Каково.
-- О господи, сэр, какой он твердый.
-- Показали девушке броневую плиту, Адмирал. Этот самый
живот, Гертруда, и натолкнул изобретателей на идею. Готов
поспорить, Кристиан руку зашиб, когда попытался съездить вас по
животу.
-- Вот к чему приводит правильный образ жизни, О'Рурк.
-- К полному чайнику, Адмирал.
-- Не обращайте на него внимания, мисс Грасиа.
-- О, я и не обращаю, Адмирал. Только как же мистер
Кристиан, вы уверены, что с ним все в порядке.
-- Приятно, дорогая моя, наблюдать такую участливость в
подобном вам человеке. Утешительное зрелище. Но я вас уверяю.
Через несколько дней он будет как новенький. Пару месяцев не
сможет жевать, а так все с ним будет в порядке. Ну ладно,
хороший выдался вечерок, я нынче поработал на славу.
-- Мне показалось, что он вроде бы дернулся.
-- Не волнуйтесь, Гертруда. Мой крученый никого еще
калекой на всю жизнь не оставил. Вырубить человека, это да, но
не более. Этому есть научное объяснение.
При нанесении удара перчатка вращается, а когда она
попадает в цель, так что человек и глазом не успевает моргнуть,
вращение сообщает ей дополнительную ударную силу. Я несколько
лет экспериментировал, пока не добился успеха, а на мысль меня
навела нарезка в орудийном стволе. Спрысните его водичкой.
-- Нет, Адмирал, вы только взгляните на него. Рухнул,
словно подрубленное дерево. Но надо признать, Корнелиус вел
себя по-мужски. А вам все же не следовало так поступать,
Адмирал.
-- Ему это на пользу. От нынешней изнеженной молодежи,
пока ей копье в задницу не засадишь, никакого проку не будет,
простите мне подобные выражения, мисс Грасиа, девочка моя, но
именно это ей и нужно. Для укрепления станового столба. Но я на
него зла не держу. На ринге я могу выглядеть убийцей, но вне
его я придерживаюсь правил поведения, положенных нормальному
человеку. На моем месте любой прирожденный боксер, увидев, как
он открылся, поступил бы точь в точь, как я.
-- Ваша совесть чиста, Адмирал. Я думаю, может быть,
Корнелиус, и вправду заслужил подобный урок. А с ним и все
прочие, которые полагают, будто наша страна нуждается в
переменах. И что наши жены только о том и думают, как бы
слупить с нас алименты, а после торговать своим телом
направо-налево.
-- О'Рурк, я полагаю, что в присутствии Гертруды подобные
разговоры неуместны.
-- Нет, мне нравятся мужчины, которым противны женщины.
-- Каково, Адмирал. Если бы Корнелиус не лишился чувств,
он бы это замечание оценил.
-- До свидания, О'Рурк.
-- Пока, Адмирал. И помните, с этого дня на ваш крученый
наложен запрет.
Когда бурая дверь, издав щелчок, закрывается, О'Рурк
начинает хихикать. Поворачивается к рингу. Поверженный
Кристиан. Открытые глаза глядят в потолок. Завывает сирена.
Внизу на улице звякает колокол. Где-то полыхает приятное пламя.
-- Великолепно, Корнелиус. Да Адмирал теперь пригласит
тебя на яхту и по всей гавани будет катать. Я чуть было со
смеху не покатился, ты так лихо все разыграл, что я на секунду
подумал, будто он и впрямь дух из тебя вышиб.
Руки Кристиана раскинуты, одна на восток, другая на запад,
параллельно улицам города. Белокурая голова указывает в верхнюю
его часть, а темные подошвы в нижнюю.
-- Эй, Корнелиус, давай вставай, чего ты. Адмирал ушел.
О'Рурк склоняется над Кристианом. Касается его головы.
-- Господи-иисусе, Корнелиус, он и вправду тебя ударил.
Очнись. Фу, черт, похоже без нюхательных солей не обойтись.
На полу из стеганых матов. В Новом Мире цементных и
асфальтовых мостовых. Выброшенный на мель и брошенный нуждой в
руки Фанни Соурпюсс. Окруженный полными страха раболепными
душами. Огромным молчаливым потоком унылых людей, льющимся по
ущельям улиц. Каждый со сломанной картонной коробкой. В которой
он куда-то тащит под мышкой свои мечты. Подобно мне, некогда
ехавшему через Гарлем автобусом, шедшим на север. Когда я был
еще мальчиком. И увидевшему вывеску, продаются ночные выползки
и черви. Автомобили рычат на хайвеях. Ночью, в полдень, утром и
вечером. Негде жить. На заваленном отбросами континенте.
Распори эту почву, пусть я растаю и снова стану бесплодной
землей. И сотвори меня заново, диким, чтобы я, легконогий,
понесся по этому краю. За соляные равнины. И мочился, мча через
Мичиган. Пусть снова восстанут фермеры с иссохшими шеями и
головами кондоров, сидящие, ладонями хлопая себя по коленям.
Предлагающие на продажу собственные штаны и рубашки,
торгующиеся обветренными губами. Вежливые и поверженные. А один
попрошайка отшатнулся. От глумливой ухмылки моего школьного
друга. И я увидел глаза человека. Который увидел меня. После
всех этих лет, проведенных мною в уверенности, что он уже умер.
И он уронил ладонь и поник головой.
Со словами
Прости
Сынок
23
Просыпаюсь нынешним утром. С грудью Фанни, прижатой к
моему лицу для успокоения челюсти, которая, уверяет Фанни,
распухла. И может быть даже сломана. Именно в тот день, когда я
купил себе серый в полоску костюм, столь благотворно
преобразивший мой облик. Когда начал обдумывать череду
динамичных, полных творческой силы лозунгов, таких, что у
мистера Убю с его жополизами из Мозгового центра Империи Мотта
от зависти глаза на лоб повылазят. Тут-то меня и свалили с ног.
Да так, что не скоро встанешь.
Корнелиус Кристиан отправляется в деловую часть города,
намереваясь проконсультироваться у врача. Длинные
сигарообразные тучи ползут над Хобокеном. Буря сдвигается к
северо-востоку через Патчог, Хамптонс-парк и Саг-Харбор. Тени
зданий втыкаются в парк. Автобус, рыча огромным мотором и
раскачиваясь, катит от остановки до остановки. В прорезях улиц
сверкает жаркое солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113