-- Американская женщина это всего лишь товарная единица.
-- Что. Погодите, Корнелиус, давайте без длинных слов. Вы
хотите сказать, что они покупаются и продаются. Вроде как скот.
На предмет извлечения прибыли.
-- Да.
-- Ну ты подумай. Пойду-ка я, пожалуй, домой, пересчитаю
своих дочерей.
О'Рорк стоит, уперев руки в боки. Клетчатый купальный
халат свисает ниже колен. Шея обмотана полотенцем. Они с
Адмиралом пролезают под канатами ринга. А я на цыпочках
удаляюсь. Под звуки ударов по корпусу и свист пролетающих мимо
носа перчаток. Сладкий запах пота и теплых пушистых полотенец.
Наилучшего качества белье. Во всем здании не сыщешь ни единого
пальца с грязью под ногтем. За всю ночь ни разу не пукнул. Так
в себе и держал. Чтобы не доставить огорчения Фанни. А она в
благодарность чуть не сдула меня с кровати. Решила, должно
быть, что я жираф. У них один писает, а другой это пьет. С
большим удовольствием. Руки и ноги ее все еще обнимают меня.
Чувствую их вкруг себя, спускаясь по серым ступеням. Она
сказала, что женщины всегда ее ненавидели. И что она ненавидит
женщин. Мотнув головой в сторону окон. Опуская бинокль и
говоря, не могу навести на резкость. Эти двое напротив как раз
раскочегарились. Она спросила меня, что там творится. И я
вывалил на нее кучу бесстыжей лжи.
Через черные вращающиеся двери. К запаху полотенец и
спиртовых притираний. Ряды обшитых панелями кабинок для
переодевания. В каждой свой обувной рожок. Широкий лик
автоматических весов. На которые я встаю, и стрелка показывает
сто шестьдесят четыре. Сосуд с голубоватой водой, полный
расчесок. Баночка вазелина. Тазы и зеркала. Плиточные стены и
пол. Вода, плещущая в просторном иссиня-зеленом плавательном
бассейне. Голые мужчины и мужчины в полотенцах. Фанни сказала,
что первая пара мужских яиц, какую она увидела, принадлежала ее
отцу, и хотя он был милейший человек, ей они показались
противными. А потом сказала, но твои мне нравятся. Они так
славно блестят, когда их сильно сжимаешь. И Корнелиус, почему
бы тебе не преподнести мне сюрприз. Подарить, что-то ценное.
Чтобы я ощутила себя любимой. Придумай что-нибудь. Что-то
по-настоящему чудесное. Потому что, иисусе-христе, они пытаются
прикончить меня и нет никого, Корнелиус, кому я могу верить. Я
ведь нужна тебе не из-за денег, правда. Ты знаешь, о чем я. О
чем я говорю. Мне необходим кто-нибудь рядом. Это все равно как
прогулка, прогуливаться можно только в толпе. Потому что
одинокие люди достаются акулам.
Кристиан, завернувшись в полотенце. Входит в огромное
сводчатое помещение с искрящимся зеленым бассейном. Оглядываясь
на часы. Самое начало четвертого. Под сенью пальм возлежат в
шезлонгах обернутые в простыни джентльмены. Читают, беседуют,
курят и спят. Имена, громко выкликаемые перед началом публичных
выступлений. Наманикюренные руки, привычно снимающие телефонные
трубки. Чтобы назначать свидания дамам и заключать сделки на
другом конце города. Блефовать и заставлять противников
раскрывать свои карты. Наступать на чужие мозоли. И играть
роли, приносящие прибыль, не снившуюся никакой кинозвезде.
Маленькая черная шкала на стене показывает сто сорок
градусов. Нажатием бронзовой ручки открываю стеклянную дверь.
Проникая в полную пара пещеру. Вылитый остров Мэн. Когда вдоль
берега зажигают огни. И безутешные сирены воют в тумане. Сижу
на деревянной скамье, слушая доносящиеся сквозь пар голоса. Да
сбросил я десять фунтов, потом во Флориду поехал, возвращаюсь,
готово, прибавил семнадцать, а что поделаешь, есть-то надо,
могли бы открыть чего-нибудь, чтобы пища была не такая
питательная и не нужно было голодать.
Кристиан сооружает из полотенец подушку, чтобы прилечь в
горячем тумане. Лежит, уставясь в белый потолок. Тепло, покой.
Мышцы расслабляются. Пузырятся бисерины пота. Пар проникает в
легкие. Вы приходите в этот город. Полными, как я, пылких
надежд. Которым суждено обернуться печалями. И тогда вы
возводите серые стены, крепкие, необоримые. И горести ваши
отступают в испуге. И слагаются в сердце вашем в башню,
подобную небоскребу. И всякий может прийти. И приходит. Чтобы
качнуть эту башню, и обрушить и разрушить ее. Душа моя
погребена под обломками. А эти вот все, толкатели, зубы свои
украшают коронками, укорачивают у хирурга носы и ушам придают
приятную форму. Приобретая приличный вид. Чтобы с улыбкой
миновать ваших привратников и войти прямиком в вашу жизнь.
Видел плакат, не упустите возможности поработать в центральной
части города. Еще одно злопыхание в адрес Бруклина и моего
Бронкса. Чьи обитатели выползают наверх из подземки. Продавая
рубашки, обувь и мыло каждодневно и бесконечно притекающим в
город важным особам. Щеголяющим перстнями с эмблемами колледжей
и такой имеющим вид, будто они сей минут на халяву покатят
обратно в Скарсдейл и Коннектикут, дуя дорогой коктейли и
расплачиваясь фальшивыми долларами. И возвращающимся вместо
этого в Хиксвилл, рядом с Куинсом. А здесь загорелые члены
клуба поудобней устраиваются на скамьях. Каждый с бумажным
стаканчиком ледяной воды или пива. Шипит, прибавляясь, пар.
Пора мне подняться на ноги и возгласить о моей победе.
Забравшись на гору долларов. Все, что мне требуется в виде
приюта и жизненной цели. Тем более, что прочих отменных
достоинств у меня уже пруд пруди. Не хватает разве мерцающей,
будто звезда, дыры, вроде той, что украшает задницу Фанни.
Морщинки, точно лучи райских огней. Любуйся ими, пока меркнет
мир. И к душе подбирается страх. И матери разбегаются, спасая
детей. Что они делают. Увидев, как обезьяны товарищески
тараканят друг друга. В каждом из обезьянников каждого зоосада.
Воздев багровые елдаки. И нацелив их в яркокрасные задницы. Еще
один голос сообщает в тумане, что не прочь бы пройти
какую-нибудь процедуру искусственного старения, ибо успех
пришел к нему в слишком юные годы.
Приняв душ и поплавав, Кристиан садиться в шезлонг.
Закутанные в полотенца и простыни, краем бассейна. Туда-сюда
гуляют купальщики. Поочередно плюхаются. Баламутя воду.
Некоторые останавливаются, чтобы потрепать других по колену и
побеседовать. Привет, Джон, ну как ты. Рад тебя видеть. Как
вообще дела. Да все хорошо. Просто отлично. А чей-то голос
раздается рядом со мной.
-- Простите, вы не заняты.
-- Нет.
-- Не возражаете, если я с вами поговорю. О, не
беспокойтесь, вы можете в любую минуту попросить меня
удалиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113