— А теперь еще разок погляди на ту запись, которая осталась от Эрлиха: «(+) ect. — не материальны». Он определил у перстеньков отсутствие целого ряда физических свойств. Здесь в записях не упомянуто, что он наверняка должен был определить и еще одно свойство: отсутствие у перстней постоянных линейных размеров. Вот смотри: карандаш, он в два раза тоньше моего мизинца. Надеваю на него перстень… Тютелька в тютельку! Надеваю на мизинец — то же самое. На средний палец — опять тот же эффект. Но это еще не все. Смотри!
Тут я действительно выпучил глаза. Отец сложил все пять пальцев в щепоть и без особого усилия продел через перстень всю кисть руки. Тут уж не заметить того, что его размер изменился, было невозможно. Теперь это был браслет! Казалось, что снять его с руки будет невозможно, но Чудо-юдо легко сдернул браслет одним движением. Но на столе оказался уже не браслет, а привычный перстень тех же размеров, что и раньше.
— А теперь попробуй ты то же самое сделать! — ухмыльнулся Чудо-юдо.
Я попробовал, но ничего не получилось. Не то что все пять, а даже два пальца одновременно не входили в кольцо. Это ведь была не резина, а металл…
— Не лезет? — посочувствовал отец, сохраняя на лице ухмылку. — Странно! Ведь ты уже видел нечто похожее.
— Когда это?
— Всего несколько дней назад, когда у тебя разархивировали память капитана О'Брайена. Помнишь, как О'Брайен пытался протиснуться в пещеру, где обитал индеец-отшельник?
— Да, чуть-чуть…
— Чуть-чуть не считается. О'Брайен поначалу не верил в то, что сможет пройти туда, ибо щель в скале была тесна, как он заметил, «даже для беременной кошки». Но на его руке был перстень, и отшельник убедил О'Брайена, что если тот поверит, то сумеет пройти. И О'Брайен прошел. А значило это только одно: перстень воспринимает волю мозга и через некую среду воздействует на пространство. То есть мы сейчас экспериментально доказали верность той теории, что изложил Брауну погибший в автокатастрофе Милтон Роджерс.
— А ты, стало быть, собрав всю волю в кулак и поверив в силу перстня, смог продеть его через руку?
— Выходит, так.
— Давай, я еще попробую. Проявлю свою волю…
— Не выйдет, — убежденно заявил Чудо-юдо. — У тебя нет своей воли.
— То есть? — удивился я. — Вообще?
— Да, вообще. И ты должен это знать. Ты — дистанционно-управляемый человек.
— Серьезно?
— Совершенно серьезно.
— Я сейчас с тобой говорю, что-то про себя думаю… И все это — не сам? Под чью-то диктовку?
— Не под диктовку, а под контролем. Твоя воля контролируется. Когда ты дрался с Толяном и его друзьями в электричке, РНС даже управляла твоими ударами. И если она тебя вывела на Кармелу, значит, ей это было нужно. Но если она не позволила тебе надеть перстень как браслет, значит, ей это не угодно.
— Слушай, РНС, миленькая, — дурашливо взмолился я, — честное пионерское, всю жизнь тебя слушать буду, только позволь надеть перстень, как браслет! Один разочек!
Чудо-юдо только хохотнул, по своему обыкновению, раскатисто. А я все-таки сунул пальцы в кольцо. Конечно, ни шиша не вышло.
— Молиться ей нельзя, — заметил отец, — это не Господь Бог. Но в то, что она есть, придется поверить.
— Ну, хорошо, — сказал я, — мне-то давно известно, что она есть. А вот к тебе-то она какое-нибудь отношение имеет или нет?
— Напрямую — нет. У меня нет этого полужидкого кристалла в мозгах. Она не может мной управлять. Но она ведет со мной опосредованный диалог. Через тебя.
— И через Кармелу?
Чудо-юдо насупился и, помрачнев, сказал:
— К сожалению, нет. Девочка каким-то образом вышла из-под ее контроля. Она не должна была убить Адлерберга, а убила. Она объявила, что не хочет убивать, а перестреляла двадцать человек.
— Слушай, а тебе что, все это РНС докладывает? Что она должна, а что не должна? Я ведь этого не знаю, между прочим…
— А ты не волнуйся. Поменьше знаешь — подольше проживешь. Не забивай себе голову, все равно лишнего твоя память не примет. Будешь путаться, сбиваться, но так ничего и не запомнишь. Я знаю, что РНС очень хочет найти эти минусовые перстеньки и окажет тебе всемерное содействие. Значит, искать их будешь ты. А я буду разбираться в мозгах у твоей скрипачки. Там, я чувствую, масса интересного.
— Ладно. Допустим. А затем ты Кармеле допрос учинил? — поинтересовался я.
— Ты вон как лихо у меня негритенка из 1654 года воскресил, Мерседес эту самую, О'Брайена… А ее пытаешь, как Мюллер Штирлица, по старинке…
— Ой, какие мы любопытные! — наморщил нос Чудо-юдо. — У тебя не спросил, как мне работать. Значит, так надо. Еще есть вопросы?
— Никак нет, гражданин начальник!
— И слава Богу, все равно бы не ответил. Могу дать тебе добрый и бесплатный совет, с чего начать поиски выпуклого минуса. Девушка Марьяша, с которой ты нерегулярно, но имеешь интимные отношения, носит фамилию Саркисян. Правда, она родом из Сумгаита, но родственники в Армении у нее наверняка есть.
— Вот у тебя, батя, по-моему, склероз начинается. Сержант, который увез перстень в Спитак, был не Саркисян, а Аветисян Айрапет Саркисович. И Саркисянов, и Аветисянов не одна тысяча.
— Но ты все равно сходи. Может, пригодится.
— Это тебе РНС подсказала? — спросил я. Чудо-юдо молча указал на потолок своим толстенным указательным пальцем.
— Откровение свыше. Видение было! — объявил он и заржал так, что люстра на потолке закачалась.
ЕСТЬ ТАКОЙ ДЕДУШКА
После обеда мне пришлось седлать Лосенка и ехать на квартиру Соломоновича, чтобы приобрести внешность гражданина, соответствующую той, что красовалась на фото в паспорте Николая Короткова.
Оттуда я выбрался часа через три и, смешавшись с толпой народа, который, должно быть, уже заканчивал трудовой день, поехал на свою милую жилплощадь.
Еще поднимаясь на площадку, я услышал гомон. Сначала мне казалось, что говорят на площадке, но позже я усек, что шум немножко приглушен дверью с номером 39. Проходя мимо дверей сороковой квартиры, я вспомнил, что там жила Кармела. Там ее вполне могли дожидаться, если, конечно, Чудо-юдо не принял каких-либо предупредительных мер. Я не очень опасался тех, на кого она отказалась работать, потому что единственный из них, кто меня успел увидеть, так и не успел об этом рассказать, но все-таки какую-то нервозность я ощущал. Да и в родную квартиру, откуда доносился многоголосый шум, я звонил с некоторыми сомнениями в душе, хотя и догадывался: это не налет и не обыск, а просто к Марьяше заехали родственники. Тем не менее, я дал, как обычно, три звонка. Длинный-короткий-длинный.
— Хозяин пришел! — эту фразу Марьяша специально сказала по-русски, чтобы я понял, что она жива и милицию вызывать не надо.
Шум, как по команде, стих, дверь открылась, и на меня пахнуло ароматами чеснока, перца, кинзы и еще каких-то специй, а из-за спины нарядной Марьяши выглянули двое не очень высоких, но габаритных мужчин, которые с утра, может быть, и брились, но к вечеру уже сильно обросли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137