Даже собаки.
А пока я и сам не считал себя вычеркнутым из списка кандидатов на вечный покой. На любом посту ГАИ я мог дождаться тех, кто меня ликвидирует «при попытке…». Или увезет подальше от лишних глаз, а потом опять-таки пристукнет, но ничего не имитируя и не провоцируя.
Но я устал бегать и подозревать. У меня уже голова не варила. Даже инстинкт самосохранения — очень хорошая штука, доставшаяся мне по наследству от Ричарда Брауна, можно сказать, моя палочка-выручалочка, — и тот притупился.
Задним ходом, слушая хриплый шепот Тани, призывавшей на мою голову все муки ада, я въехал обратно на проселок и покатил в прежнем направлении. Минут через десять проселок вывел меня на асфальтовую дорогу, а еще через пятнадцать я притормозил у поста ГАИ, хотя тамошние ребята меня останавливать не спешили. Видуха у меня была еще та: одна рубаха, обгорелая и перемазанная в крови, чего стоила. На лбу чернел — именно так! — все тот же несчастный пластырь, наклеенный в московской аптеке.
Однако, хотя один из гаишников был в бронике и при автомате, укладывать меня на асфальт они не торопились.
— В чем дело, гражданин?
— Два, три, семь… — сказал я. На лицах блюстителей дорожного порядка появились строгость и интерес.
— Ясно, — кивнул мне старший лейтенант, переключил свою рацию на передачу и забубнил в нее, вызывая какой-то «Веник», а когда «Веник» ответил, повторил ему мои цифирьки. Ни к машине не подходили, ни Кармелой не интересовались. Ни одного вопросика! Если б я не видал в прошлом подобных чудес, то, наверно, очень удивился бы. Для Чудо-юда ничего невозможного не было. Он был всемогущ, как Бог Отец, Господи, прости меня, грешного, за это сравнение… Кому он там звонил? Да уж не меньше, чем тому, кто может, как в кино, громко объявить по селектору: «Внимание, всем постам ГАИ…» Впрочем, он мог и выше забраться… От кого я сбежать хотел, червяк несчастный?!
— Присесть не хотите? — спросил старший лейтенант, указывая на лавочку, стоявшую рядом с будкой.
Я с удовольствием уселся, потому что ноги гудели, хотя бегал я немного. И закурить они мне дали. Приятные, нормальные подмосковные ребята. Они после будут втихаря судить и рядить, кто же я был такой, чей опер, ментовский или комитетский, кого ловил, кого поймал и так далее… А сейчас, видя, что я помалкиваю, не спрашивают. Им вс„ цифирьки сказали, которые пришли откуда-то сверху. Эти цифирьки, может быть, Чудо-юдо на лету придумал, а может, они сами по себе чего-то значили. Меня это не касалось.
Странно, но, сидючи на этой лавочке и дожидаясь тех, кого пришлет по мою душу отец, я уже и не размышлял над тем, что будет потом. Что будет, то будет. Все равно уже поздно вмешиваться. Я сам себе ограничил свободу. Осознал необходимость, как нас в институте обучали. А думал я совсем о другом. О том, что сейчас, благодаря моему могучему папочке, немалое число людей, считающих себя честными и ничем не запятнанными, безукоризненно выполняя служебный долг, приказы командиров и начальников, объективно помогают преступнику — то есть мне — уйти от карающего меча закона. И, кроме, быть может, одного-двух, все они действительно ни в чем не повинны, ибо не ведают, что творят. Вот этим парням, что дежурят на этом посту, ихнее начальство объявило, что может приехать мужик, назвать три цифры… А тому начальству звонило другое начальство, а другому — третье, еще более высокое… Система. Машина, механизм, в который где-то закручены несколько моторчиков, рычажков и винтиков, отрегулированных Сергеем Сергеевичем или его друзьями смазанных. Да и сам я — тоже какой-то винтик, рычажок или шестеренка, для чего-то нужная, но легко заменимая.
Послышался легкий гул и стрекот приближающегося вертолета.
— За вами, — порадовал меня старлей-гаишник.
Вертолет, симпатичная американская машинка, уже начинал снижение. Гаишники перекрыли движение, которое было, впрочем, не слишком оживленным, чтобы создать большую пробку. Ротор закрутил вихри пыли у обочин, обдав меня ветром. Пилот посадил его точно на осевую, и из отодвинувшейся двери выпрыгнули один за другим несколько человек в штатском и двое в милицейской форме. Двух штатских я узнал сразу — они были из службы безопасности Центра трансцендентных методов обучения.
— Где девушка? — спросил один из них. Я молча подал ему ключ от наручников и кивнул головой на «уазик».
— Давайте в вертолет, Дмитрий Сергеевич, — вежливо приказал другой. — Мы тут сами справимся.
— Сумку и скрипку не забудьте, — сказал я, хотя был уверен, что эти ребята ничего не забудут.
Они не забыли ничего. Я уже сидел в салоне, когда под руки ввели Таню. Наручники с нее не сняли. Следом втащили футляр, сумку, автомат… Дверь задвинули. Два штатских и один милицейский остались на земле, сели в «уазик». Наверняка он уже давно в розыске. Хозяин будет рад. Ему объяснят, что машину нашли брошенной.
Вертолет плавно оторвался от земли и затарахтел себе вперед. И здесь, в салоне, никто ни о чем не спрашивал, ничем не интересовался.
Летели не больше получаса. Москва лишь на несколько минут показалась по левому борту, а затем впереди замаячили знакомые контуры нашей «деревни». Я даже сумел разглядеть особняк Чудо-юда, хотя он мелькнул под брюхом вертолета всего на какие-то секунды. На посадку пошли в стороне от Центра, на небольшую квадратную площадочку, расположенную позади складского терминала. Нас встречали. Немного поодаль от площадки стоял «Чероки», а рядом с ним — отец, Ленка, Зинка, еще пара-тройка научных людей, мордовороты из службы безопасности и скромненький Лосенок.
Мотор не глушили. Едва я и двое наших эсбэшников вылезли сами, выгрузили вещи и высадили Кармелу, как гаишный вертолет убыстрил обороты винта, обдал всех порывами ветра и, стрекоча, удалился в известном ему направлении.
— Возвращение блудного сына, — прокомментировал Сергей Сергеевич. — Хорош, хорош… Забирай его, Елена Ивановна. Веди в ванную, отмывай, проводи санобработку и так далее. Юрочка, отвезешь!
Ленка подошла, поглядела. Особо зареванной назвать ее было нельзя, но и сказать, что ей эти три дня были в радость — тоже. Конечно, были у меня случаи, когда я и подольше бегал, но тогда Чудо-юдо был в курсе дела.
— Злыдня ты, Волчище… — сказала Хрюшка Чебакова. — Злыдня пакостная. Слышал о таком звере?
— Слышал. Но зато я принес.
— Чего?
— «Главную толкушку»
Ленка впихнула меня в «Чероки», Лосенок вырулил из лабиринта складских заборов, с ветерком прокатил до нашего «дворца».
— Ты хоть не взбесишься, Волчище? — полушутя-полусерьезно спросила Ленка, рассматривая мою распухшую, покусанную руку. — Тебя нормальные собаки рвали? А то, может, залепим тебе сорок уколов?
— Я от уколов скорее сдохну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
А пока я и сам не считал себя вычеркнутым из списка кандидатов на вечный покой. На любом посту ГАИ я мог дождаться тех, кто меня ликвидирует «при попытке…». Или увезет подальше от лишних глаз, а потом опять-таки пристукнет, но ничего не имитируя и не провоцируя.
Но я устал бегать и подозревать. У меня уже голова не варила. Даже инстинкт самосохранения — очень хорошая штука, доставшаяся мне по наследству от Ричарда Брауна, можно сказать, моя палочка-выручалочка, — и тот притупился.
Задним ходом, слушая хриплый шепот Тани, призывавшей на мою голову все муки ада, я въехал обратно на проселок и покатил в прежнем направлении. Минут через десять проселок вывел меня на асфальтовую дорогу, а еще через пятнадцать я притормозил у поста ГАИ, хотя тамошние ребята меня останавливать не спешили. Видуха у меня была еще та: одна рубаха, обгорелая и перемазанная в крови, чего стоила. На лбу чернел — именно так! — все тот же несчастный пластырь, наклеенный в московской аптеке.
Однако, хотя один из гаишников был в бронике и при автомате, укладывать меня на асфальт они не торопились.
— В чем дело, гражданин?
— Два, три, семь… — сказал я. На лицах блюстителей дорожного порядка появились строгость и интерес.
— Ясно, — кивнул мне старший лейтенант, переключил свою рацию на передачу и забубнил в нее, вызывая какой-то «Веник», а когда «Веник» ответил, повторил ему мои цифирьки. Ни к машине не подходили, ни Кармелой не интересовались. Ни одного вопросика! Если б я не видал в прошлом подобных чудес, то, наверно, очень удивился бы. Для Чудо-юда ничего невозможного не было. Он был всемогущ, как Бог Отец, Господи, прости меня, грешного, за это сравнение… Кому он там звонил? Да уж не меньше, чем тому, кто может, как в кино, громко объявить по селектору: «Внимание, всем постам ГАИ…» Впрочем, он мог и выше забраться… От кого я сбежать хотел, червяк несчастный?!
— Присесть не хотите? — спросил старший лейтенант, указывая на лавочку, стоявшую рядом с будкой.
Я с удовольствием уселся, потому что ноги гудели, хотя бегал я немного. И закурить они мне дали. Приятные, нормальные подмосковные ребята. Они после будут втихаря судить и рядить, кто же я был такой, чей опер, ментовский или комитетский, кого ловил, кого поймал и так далее… А сейчас, видя, что я помалкиваю, не спрашивают. Им вс„ цифирьки сказали, которые пришли откуда-то сверху. Эти цифирьки, может быть, Чудо-юдо на лету придумал, а может, они сами по себе чего-то значили. Меня это не касалось.
Странно, но, сидючи на этой лавочке и дожидаясь тех, кого пришлет по мою душу отец, я уже и не размышлял над тем, что будет потом. Что будет, то будет. Все равно уже поздно вмешиваться. Я сам себе ограничил свободу. Осознал необходимость, как нас в институте обучали. А думал я совсем о другом. О том, что сейчас, благодаря моему могучему папочке, немалое число людей, считающих себя честными и ничем не запятнанными, безукоризненно выполняя служебный долг, приказы командиров и начальников, объективно помогают преступнику — то есть мне — уйти от карающего меча закона. И, кроме, быть может, одного-двух, все они действительно ни в чем не повинны, ибо не ведают, что творят. Вот этим парням, что дежурят на этом посту, ихнее начальство объявило, что может приехать мужик, назвать три цифры… А тому начальству звонило другое начальство, а другому — третье, еще более высокое… Система. Машина, механизм, в который где-то закручены несколько моторчиков, рычажков и винтиков, отрегулированных Сергеем Сергеевичем или его друзьями смазанных. Да и сам я — тоже какой-то винтик, рычажок или шестеренка, для чего-то нужная, но легко заменимая.
Послышался легкий гул и стрекот приближающегося вертолета.
— За вами, — порадовал меня старлей-гаишник.
Вертолет, симпатичная американская машинка, уже начинал снижение. Гаишники перекрыли движение, которое было, впрочем, не слишком оживленным, чтобы создать большую пробку. Ротор закрутил вихри пыли у обочин, обдав меня ветром. Пилот посадил его точно на осевую, и из отодвинувшейся двери выпрыгнули один за другим несколько человек в штатском и двое в милицейской форме. Двух штатских я узнал сразу — они были из службы безопасности Центра трансцендентных методов обучения.
— Где девушка? — спросил один из них. Я молча подал ему ключ от наручников и кивнул головой на «уазик».
— Давайте в вертолет, Дмитрий Сергеевич, — вежливо приказал другой. — Мы тут сами справимся.
— Сумку и скрипку не забудьте, — сказал я, хотя был уверен, что эти ребята ничего не забудут.
Они не забыли ничего. Я уже сидел в салоне, когда под руки ввели Таню. Наручники с нее не сняли. Следом втащили футляр, сумку, автомат… Дверь задвинули. Два штатских и один милицейский остались на земле, сели в «уазик». Наверняка он уже давно в розыске. Хозяин будет рад. Ему объяснят, что машину нашли брошенной.
Вертолет плавно оторвался от земли и затарахтел себе вперед. И здесь, в салоне, никто ни о чем не спрашивал, ничем не интересовался.
Летели не больше получаса. Москва лишь на несколько минут показалась по левому борту, а затем впереди замаячили знакомые контуры нашей «деревни». Я даже сумел разглядеть особняк Чудо-юда, хотя он мелькнул под брюхом вертолета всего на какие-то секунды. На посадку пошли в стороне от Центра, на небольшую квадратную площадочку, расположенную позади складского терминала. Нас встречали. Немного поодаль от площадки стоял «Чероки», а рядом с ним — отец, Ленка, Зинка, еще пара-тройка научных людей, мордовороты из службы безопасности и скромненький Лосенок.
Мотор не глушили. Едва я и двое наших эсбэшников вылезли сами, выгрузили вещи и высадили Кармелу, как гаишный вертолет убыстрил обороты винта, обдал всех порывами ветра и, стрекоча, удалился в известном ему направлении.
— Возвращение блудного сына, — прокомментировал Сергей Сергеевич. — Хорош, хорош… Забирай его, Елена Ивановна. Веди в ванную, отмывай, проводи санобработку и так далее. Юрочка, отвезешь!
Ленка подошла, поглядела. Особо зареванной назвать ее было нельзя, но и сказать, что ей эти три дня были в радость — тоже. Конечно, были у меня случаи, когда я и подольше бегал, но тогда Чудо-юдо был в курсе дела.
— Злыдня ты, Волчище… — сказала Хрюшка Чебакова. — Злыдня пакостная. Слышал о таком звере?
— Слышал. Но зато я принес.
— Чего?
— «Главную толкушку»
Ленка впихнула меня в «Чероки», Лосенок вырулил из лабиринта складских заборов, с ветерком прокатил до нашего «дворца».
— Ты хоть не взбесишься, Волчище? — полушутя-полусерьезно спросила Ленка, рассматривая мою распухшую, покусанную руку. — Тебя нормальные собаки рвали? А то, может, залепим тебе сорок уколов?
— Я от уколов скорее сдохну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137