То, что Варан привел с собой еще четверых, было ему большим плюсом. Он явно мог сделаться самостоятельным командиром, но его надо было еще чуть-чуть доработать. Так же, впрочем, как и его ребят. Мне немножко не нравилось, что в их команде есть баба, то есть Чупа. То ли я, по старости лет, не понимал перемен мировоззрения сов… российской молодежи, то ли был слишком традиционен, но мне казалось, что у бабы в нашей работе слишком мала область применения. Однако в первые же выезды на реальные дела Чупа сработала так, как дай Бог каждому мальчику. В том, что именно она влепит Кругловой пулю, я не сомневался. Причем сделает это четко, тихо и, можно сказать, естественно. В позапрошлый выезд именно эта естественность в ее поведении меня приятно удивила. Жена очередного клиента — тогда о деле Разводного еще и речи не шло — очень сильно заволновалась и заплакала. Чупа, изображавшая понятую, сказала очень сочувственным и даже ласковым голосом: «Ну что вы, что вы! Не надо так расстраиваться, все образуется! Посмотрите, у вас реснички потекли… Пойдемте, я вам помогу. Где у вас ванная?» Вот так все и образовалось — главным образом, дыра в голове у потенциально вредной свидетельницы.
Остальные были попроще. Фриц лучше других водил машину, поэтому обычно его сажали за руль, в замках и электронике соображал Мартын, который очень любил пользоваться паяльником или другими нагревательными приборами. Бетто каких-то ярко выраженных плюсов не имел, но зато никогда не спорил и не выступал.
Сегодня все они могли отдыхать. У меня была деловая встреча, на которой мне не нужно было лишних свидетелей.
ИНФОРМАЦИЯ
…Его белый «жигуль» подкатил к троллейбусной остановке у станции метро точно в 15.00. Я сразу вытянул руку, голосуя, и, когда автомобиль притормозил, спросил нервным голосом:
— Шеф, не подвезешь в Царицыно?
— Садись, — ответил он, и я влез на переднее сиденье. Полморды его закрывали черные очки, а я, стараниями Еремея Соломоновича, обрел небольшую бородку, свисающие на лоб волосы и усы, почти как у Руцкого. Одет я был в мятую куртку из кожзаменителя, серые северокорейские брючата и нечищеные семь лет ботинки. Мы уговорились встречаться загодя, встреча эта у нас была не помню уж какая, но внешность друг другу открывать не собирались. Так оно спокойнее.
Мужик в очках открыл бардачок и вынул оттуда небольшой сверток, похожий по размерам на книгу, завернутую в газету. Я тут же достал из-под куртки сверток поменьше и сунул его в бардачок, а тот, что подал мне мужик, запихнул себе за ремень, прикрыв курткой.
— Извини, шеф! Я, пожалуй, здесь выскочу. На, за труды, — сказал я и подал ему пятитысячную.
— Как знаешь, — мужик притормозил, я выскочил, и он уехал.
У станции метро я глянул для страховки по кругу, а затем не спеша спустился под землю. Народу было средне, я даже смог посидеть и доехал с комфортом. Затем — эскалатор, свежий воздух и неторопливая прогулка.
Я шел к той самой квартире 39, которую мне когда-то за несколько часов сделал и вручил отец. Смешно, но тогда мне это казалось чудом. Сейчас, при необходимости, я мог бы сделать то же самое и без помощи родителя. Хотя, может быть, без его авторитета у меня бы это получилось не так быстро. Интересно, что ответственным квартиросъемщиком числился все тот же Коротков Николай Иванович, холостой и бездетный гражданин 1962 года рождения.
Бывал, конечно, господин Коротков на этой квартире очень редко, потому что горел на работе в каком-то ужасно секретном почтовом ящике, который даже при всеобщей конверсии не закрыли. А на квартире у перспективного конструктора-испытателя проживала беженка из Сумгаита по имени Марианна. Ее пристроили сюда по протекции Чудо-юда дальние родственники, ибо ближних у нее не осталось — порезали. Впрочем, это была только официальная версия, и я не удивился, если б узнал, что бедная сиротка сама кое-кому кишки выпустила. Я ничего не имел против ее наличия, ибо она чинно соблюдала все условия договора, поддерживала порядок и не таскала сюда лишних людей. Чудо-юдо, посмеиваясь, сообщил, что родня ищет ей в Штатах мужа-миллионера. Поиски эти затянулись, потому что Марианна была явно не из породы Вероники Кастро, и даже на просто Марию не тянула. По этой причине бедной девушке с ее южным темпераментом было очень скучно и хотелось потрахаться. Но свои, зная о далеко идущих планах ее родни, особенно не стремились с этой родней ссориться, а российские граждане предпочитали тех, кто посветлее и покурносей. Поэтому работать, как всегда, пришлось Короткову…
Когда я позвонил, то ждать пришлось недолго. Марьяшка аж на крыльях летела. Я сделал три звонка: длинный-короткий-длинный, а потому армяночка подбежала, уже зная, кто стоит за дверью.
— Здравствуй, — сказала Марьяшка. — Ты приехал?
— Ненадолго, — ответил я. — Поработаю на компьютере и уйду.
Все это говорилось, пока я еще не переступил через порог. Как раз в тот момент, когда я собрался войти, звонко щелкнул замок соседней 40-й квартиры, и из открывшейся двери появилось ну очень знакомое личико… Таня Кармелюк, по сценическому псевдониму Кармела. Я был в гриме, и узнать она меня не могла, но все-таки мне захотелось скорее пройти в квартиру.
— Это кто? — спросил я, прислушавшись к тому, как цокают каблучки, удаляясь вниз по лестнице.
— Соседка, — ответила Марианна. — Очень хорошая, умная девушка. Скрипачка. Но несчастная, почти как я.
— Она тоже из ваших? — спросил я, прикидываясь шлангом.
— Нет, зачем? Она украинка, Таня ее зовут. Немножко цыганка, наверно. Но очень хорошо играет, я ей только напою — а она уже подыгрывает на скрипке. Прямо будто с детства знала. Как мы с ней «Гарун а» исполняли — я плакала, да!
— Что значит «Гарун а»? — спросил я.
— «Весна» значит, песня так называется. Очень старинная армянская народная песня.
Я, по правде сказать, кроме «Танца с саблями», никакой армянской музыки не знал, поэтому рад был узнать, что еще и песни бывают.
— Кушать хочешь? — заботливо спросила Марьяша.
— Опять с перцем чего-нибудь? — осторожно поинтересовался я.
— Зачем? Я тебе русские блины сделаю. Со сметаной. И борщ!
Я понял, что ей очень хочется меня накормить, а может быть, и оставить до утра. Конечно, для холостого Короткова или для Брауна времен Хайдийской революции это все было бы вполне нормально. Но я был уже десять лет как Дмитрий Баринов, которому его сексуальные дела казались чем-то второстепенным. Тем более что сестры Чебаковы прошлой ночью поработали на славу. И потом — под курткой, в свертке, напоминающем книгу, обернутую газетой, лежал пакет с дискетами и спецмодем для входа в закрытые для основной почтеннейшей публики файлы. За них я только что отдал в своем маленьком сверточке ровно пять тыщ «зеленых» «франклинками», то бишь штатовскими сотенными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137