К какой группе извращенцев относился Вадим Николаевич, меня не интересовало, хотя, быть может, именно в этой комнате он осуществлял лечение какой-то части своих пациенток, а возможно, и пациентов.
Перстни я как-то мимоходом сложил в ту самую коробку из-под часов, откуда Белогорский достал перстень Айрапета Аветисяна.
— Это сенсация! — послышался несколько дрожащий голос Утенка Дональда. — Я видел нечто невероятное…
— Догадываюсь, — вздохнул я, — мне бы ваши гонорары, сэр.
Во мне опять прорезался капрал Браун, в странном сочетании с малоимущим русским журналистом бульварной газетенки «Бред наяву».
То, что мог видеть Салливэн, меня действительно интересовало, но гораздо больше мне хотелось поскорее отсюда выбраться. Поэтому я отправился туда, где находилась дверь, через которую мы некоторое время назад сюда пришли.
Дверь-то была, но не открывалась. Мистер экстрасенс ее запер. Причем запер не на простой ключ, который наверняка бы обнаружился у него в кармане, а на импортный кодовый замок. Подбор шестизначной комбинации вполне мог протянуться до начала следующего столетия, а я очень хотел домой, к папе.
— Мистер Салливэн, — спросил я, — вы не в курсе, как открывается эта дверь?
— Нет, — ответил он. — Вадим набирал код, но цифр я не помню…
Меня это очень утешило. Наиболее приятным для меня было бы просто улизнуть отсюда, оставив Салливэна наедине с мертвецом. Пусть ищут Короткова, если хотят.
Но так просто улизнуть было никак невозможно-с. Рассчитывать на то, что где-нибудь в инквизиторском столе экстрасенса захована запись кода двери, мог только круглый идиот, а я, со свойственной мне от младых ногтей скромностью, себя таковым не считал. Комбинация цифр могла быть исключительно в одном месте — в башке Белогорского, но сейчас ее не было и там, ибо эта башка представляла собой мертвую биомассу белого и серого вещества, в котором уже начинались процессы разложения.
Конечно, перефразируя товарища Горького, можно было сказать: «Когда дверь не отпирается — ее вышибают». По-моему, этот вариант крылатой фразы придумал один из довольно умных, хотя и физически сильных соратников ныне покойного Джека. Звали его Лом. Эту кликуху он огреб не по причине схожести со старшим помощником капитана Врунгеля, а потому, что обладал способностью одним ударом кувалды вышибать замок и первым вламываться в то помещение, где нас, мягко говоря, не очень ждали. Тогда еще стальные двери были редкостью, интеллигентная взрывчатка «пластит-4» была в большом дефиците, и талант Лома ценился очень высоко. Однако судьба его была печальной. Один из клиентов оказался вооружен несколько лучше, чем были информированы ребята Джека. Вместо одного «макарова», который не продолбил бы даже в упор бронежилет Лома, клиент имел в хозяйстве старый, но очень надежный «АКС-47», чья пуля с гарантией дырявит бронежилеты такого класса. Лом впитал в себя не меньше полмагазина, и это сделало его абсолютно бесполезной вещью.
Здешняя дверь была стальная, ее сварная рама-коробка надежно вцементирована в проем, в пазах просматривались мощные штыри, идущие во всех четырех направлениях, и вышибить ее не смог бы даже покойный Лом. Эту дверь вряд ли удалось бы снять с петель, перебить язычки замков и так далее. Ее можно было взорвать, но пластитом я, как на грех, не запасся.
На всякий случай я осмотрел комнату, в которой покойный экстрасенс развлекался нетрадиционным сексом, но окон там не имелось. Там, как и в кабинете, были только вентиляционные отдушины.
Само собой, я был готов к тому, что в любую минуту могут явиться охранники Белогорского. Больше того, какое-то время я страстно надеялся на это, полагая, что, как только откроется дверь, они получат необходимое число пулек из моего малокалиберного зонта. Конечно, результат был гадательный, они могли успеть раньше, но шансов удрать отсюда у меня с их приходом, как ни странно, прибавлялось.
В то время как я приводил зонт в боевое положение, мистер Салливэн, выхлебав весь свой НЗ из фляжки, наконец понял, что с мистером Белогорским произошло что-то неладное. До этого он, как ни странно, совершенно не беспокоился по поводу здоровья своего старого друга и даже не поинтересовался, почему тот так сильно почернел. Лишь теперь, спустя почти
пять минут, Салливэн проявил сильное волнение и заорал: — Боже мой! Да он же мертв! Его глаза заметались в орбитах, взгляд перепрыгивал с Белогорского на меня и обратно.
— Да, он мертв, — сказал я как можно спокойнее, — но мы-то с вами при чем? Он сам говорил о возможности летального исхода, когда заставлял меня подписывать вон ту цидульку. Она лежит на столе, никуда не делась. Должно быть, он вызвал против себя какую-то неведомую силу, и она его убила…
— Да мне сейчас наплевать и на него, и на эту силу! — вскричал Салливэн.
— Вы просто не понимаете, что случилось, господин Коротков! Мы с вами здесь замурованы!
— Не понял… — произнес я довольно глупым тоном.
— И очень плохо, что вы это не поняли. Код от двери был только в голове Вадима. Охранники кода не знают. Более того, они не имеют права подходить к этой двери без вызова хозяина.
— Уж не хотите ли вы сказать, что они не подойдут к ней даже в том случае, если хозяин не появится неделю или две?
— А вы проживете здесь две недели без пищи и воды?
Такого поворота дел я не ожидал. Все-таки прагматизм — великая вещь. Советский человек, конечно, вещь прочная, пережором не избалованная, но после двухнедельной голодовки и его можно взять голыми руками. К тому же прожить даже неделю без воды мало кому удавалось.
— Хорошо, — сказал я, — но ведь можно попробовать как-то открыть эту дверь без кода. В конце концов, у нас особые обстоятельства, и нас не осудят, если мы эту дверь выломаем…
— Если вы попробуете это сделать голыми руками, то ничего у вас не получится, — грустно усмехнулся Салливэн, — но если попробуете применить какой-нибудь металлический рычаг, вроде лома или монтировки, которых у нас, слава Богу, нет, и выворотить замок, то замкнете скрытые контакты, и проем закроет стальная плита. С ней вам вообще не справиться без плазменного резака. Его здесь тоже нет, можете быть уверены.
Граждане, занимающиеся психиатрией, довольно часто свихиваются сами — об этом мне слышать доводилось. Однако чтоб экстрасенс-шарлатан свихнулся… Странно! Тем не менее, если Вадим Николаевич пошел на такие расходы, значит, это ему было нужно.
— Допустим, — вздохнул я, — что охранники не подойдут к двери даже в день выплаты жалованья. Но ведь Белогорский с ними как-то связывался, если они ему требовались. Где-то ведь есть у него телефон или звонок какой-нибудь…
— Телефон есть, — отмахнулся Салливэн, — и я даже знаю, где он находится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Перстни я как-то мимоходом сложил в ту самую коробку из-под часов, откуда Белогорский достал перстень Айрапета Аветисяна.
— Это сенсация! — послышался несколько дрожащий голос Утенка Дональда. — Я видел нечто невероятное…
— Догадываюсь, — вздохнул я, — мне бы ваши гонорары, сэр.
Во мне опять прорезался капрал Браун, в странном сочетании с малоимущим русским журналистом бульварной газетенки «Бред наяву».
То, что мог видеть Салливэн, меня действительно интересовало, но гораздо больше мне хотелось поскорее отсюда выбраться. Поэтому я отправился туда, где находилась дверь, через которую мы некоторое время назад сюда пришли.
Дверь-то была, но не открывалась. Мистер экстрасенс ее запер. Причем запер не на простой ключ, который наверняка бы обнаружился у него в кармане, а на импортный кодовый замок. Подбор шестизначной комбинации вполне мог протянуться до начала следующего столетия, а я очень хотел домой, к папе.
— Мистер Салливэн, — спросил я, — вы не в курсе, как открывается эта дверь?
— Нет, — ответил он. — Вадим набирал код, но цифр я не помню…
Меня это очень утешило. Наиболее приятным для меня было бы просто улизнуть отсюда, оставив Салливэна наедине с мертвецом. Пусть ищут Короткова, если хотят.
Но так просто улизнуть было никак невозможно-с. Рассчитывать на то, что где-нибудь в инквизиторском столе экстрасенса захована запись кода двери, мог только круглый идиот, а я, со свойственной мне от младых ногтей скромностью, себя таковым не считал. Комбинация цифр могла быть исключительно в одном месте — в башке Белогорского, но сейчас ее не было и там, ибо эта башка представляла собой мертвую биомассу белого и серого вещества, в котором уже начинались процессы разложения.
Конечно, перефразируя товарища Горького, можно было сказать: «Когда дверь не отпирается — ее вышибают». По-моему, этот вариант крылатой фразы придумал один из довольно умных, хотя и физически сильных соратников ныне покойного Джека. Звали его Лом. Эту кликуху он огреб не по причине схожести со старшим помощником капитана Врунгеля, а потому, что обладал способностью одним ударом кувалды вышибать замок и первым вламываться в то помещение, где нас, мягко говоря, не очень ждали. Тогда еще стальные двери были редкостью, интеллигентная взрывчатка «пластит-4» была в большом дефиците, и талант Лома ценился очень высоко. Однако судьба его была печальной. Один из клиентов оказался вооружен несколько лучше, чем были информированы ребята Джека. Вместо одного «макарова», который не продолбил бы даже в упор бронежилет Лома, клиент имел в хозяйстве старый, но очень надежный «АКС-47», чья пуля с гарантией дырявит бронежилеты такого класса. Лом впитал в себя не меньше полмагазина, и это сделало его абсолютно бесполезной вещью.
Здешняя дверь была стальная, ее сварная рама-коробка надежно вцементирована в проем, в пазах просматривались мощные штыри, идущие во всех четырех направлениях, и вышибить ее не смог бы даже покойный Лом. Эту дверь вряд ли удалось бы снять с петель, перебить язычки замков и так далее. Ее можно было взорвать, но пластитом я, как на грех, не запасся.
На всякий случай я осмотрел комнату, в которой покойный экстрасенс развлекался нетрадиционным сексом, но окон там не имелось. Там, как и в кабинете, были только вентиляционные отдушины.
Само собой, я был готов к тому, что в любую минуту могут явиться охранники Белогорского. Больше того, какое-то время я страстно надеялся на это, полагая, что, как только откроется дверь, они получат необходимое число пулек из моего малокалиберного зонта. Конечно, результат был гадательный, они могли успеть раньше, но шансов удрать отсюда у меня с их приходом, как ни странно, прибавлялось.
В то время как я приводил зонт в боевое положение, мистер Салливэн, выхлебав весь свой НЗ из фляжки, наконец понял, что с мистером Белогорским произошло что-то неладное. До этого он, как ни странно, совершенно не беспокоился по поводу здоровья своего старого друга и даже не поинтересовался, почему тот так сильно почернел. Лишь теперь, спустя почти
пять минут, Салливэн проявил сильное волнение и заорал: — Боже мой! Да он же мертв! Его глаза заметались в орбитах, взгляд перепрыгивал с Белогорского на меня и обратно.
— Да, он мертв, — сказал я как можно спокойнее, — но мы-то с вами при чем? Он сам говорил о возможности летального исхода, когда заставлял меня подписывать вон ту цидульку. Она лежит на столе, никуда не делась. Должно быть, он вызвал против себя какую-то неведомую силу, и она его убила…
— Да мне сейчас наплевать и на него, и на эту силу! — вскричал Салливэн.
— Вы просто не понимаете, что случилось, господин Коротков! Мы с вами здесь замурованы!
— Не понял… — произнес я довольно глупым тоном.
— И очень плохо, что вы это не поняли. Код от двери был только в голове Вадима. Охранники кода не знают. Более того, они не имеют права подходить к этой двери без вызова хозяина.
— Уж не хотите ли вы сказать, что они не подойдут к ней даже в том случае, если хозяин не появится неделю или две?
— А вы проживете здесь две недели без пищи и воды?
Такого поворота дел я не ожидал. Все-таки прагматизм — великая вещь. Советский человек, конечно, вещь прочная, пережором не избалованная, но после двухнедельной голодовки и его можно взять голыми руками. К тому же прожить даже неделю без воды мало кому удавалось.
— Хорошо, — сказал я, — но ведь можно попробовать как-то открыть эту дверь без кода. В конце концов, у нас особые обстоятельства, и нас не осудят, если мы эту дверь выломаем…
— Если вы попробуете это сделать голыми руками, то ничего у вас не получится, — грустно усмехнулся Салливэн, — но если попробуете применить какой-нибудь металлический рычаг, вроде лома или монтировки, которых у нас, слава Богу, нет, и выворотить замок, то замкнете скрытые контакты, и проем закроет стальная плита. С ней вам вообще не справиться без плазменного резака. Его здесь тоже нет, можете быть уверены.
Граждане, занимающиеся психиатрией, довольно часто свихиваются сами — об этом мне слышать доводилось. Однако чтоб экстрасенс-шарлатан свихнулся… Странно! Тем не менее, если Вадим Николаевич пошел на такие расходы, значит, это ему было нужно.
— Допустим, — вздохнул я, — что охранники не подойдут к двери даже в день выплаты жалованья. Но ведь Белогорский с ними как-то связывался, если они ему требовались. Где-то ведь есть у него телефон или звонок какой-нибудь…
— Телефон есть, — отмахнулся Салливэн, — и я даже знаю, где он находится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137