На бланке я прочел следующее:
«ЗАЯВЛЕНИЕ Я…………………………………. настоящим заявляю, (фамилия, имя, отчество) что был заранее предупрежден врачом-экстрасенсом БЕЛОГОРСКИМ В.Н. о возможных негативных последствиях применения нетрадиционных лечебных и диагностических методов, без предварительного медицинского осмотра у лечащего врача-терапевта на предмет определения противопоказания к применению таких методов. На применение ко мне нетрадиционных методов даю полное и совершенно добровольное согласие и всю ответственность за возможные негативные последствия применения ко мне нетрадиционных лечебных и диагностических методов (вплоть до летального исхода) прошу возлагать только на меня лично. Обязуюсь не возбуждать против д-ра БЕЛОГОРСКОГО В.Н. уголовного дела и не предъявлять ему гражданских исков в судебном порядке.
/подпись/ ……………………..19…г.»
Получив на прочтение эдакий бланк, любой нормальный гражданин, «схватив в охапку кушак и шапку», по выражению дедушки Крылова, рванул бы отсюда, пока цел. В принципе, это было нечто вроде посмертной записочки: «В моей смерти прошу никого не винить». Удар по голове кувалдой я бы лично тоже мог отнести к «нетрадиционным лечебным и диагностическим методам», хотя вряд ли дал бы на него полное и добровольное согласие. Не знаю, какова была бы сему документу юридическая цена, но выглядел он весьма солидно и, вероятно, мог служить каким-то аргументом для защиты, если б, конечно, документ, подписанный Коротковым, годился для рассмотрения на уголовном процессе по делу о злодейском умерщвлении врачом-вредителем Белогорским (он же Вайсберг) пламенного борца-интернационалиста, ветерана революционного движения на острове Хайди, члена Политбюро Хайдийской Народно-социалистической партии, министра социального обеспечения первого (и последнего) Революционного правительства Республики Хайди, верного спутника жизни Президента Республики Хайди и прочая, прочая, прочая команданте Киски, товарища Дмитрия Сергеевича Баринова (он же Ричард Браун, он же Анхель Родригес). Вообще-то такого процесса не состоялось бы ни под каким видом, потому что если б Чудо-юдо, то бишь доктор (забыл каких наук), профессор Баринов Сергей Сергеевич вычислил причастность Белогорского к летальному исходу лечения своего родного сына, то АОЗТ «ARZT» не только безвременно лишилось бы лучшего ума и светлой головы, но и в самом прямом смысле вылетело в трубу (моей любимой котельной). Меня это, конечно, не смогло бы утешить, но послужило бы кое-какой компенсацией за моральный ущерб нашему семейству. Странно, но, прекрасно понимая, что в принципе подписываю себе смертный приговор, я взял у Белогорского его мраморный «Паркер» и, вписав свое ФИО, подмахнул заявление и поставил дату.
— Ну что ж, — зловеще сказал экстрасенс, — усаживайтесь в кресло.
— Вы не бойтесь, — подбодрил меня Утенок Дональд, — я видел процесс лечения и знаю, что все это не так уж страшно…
— В данном случае, — нахмурился Вадим, — я ничего гарантировать не могу. По-моему, это очень тяжелый случай. Боюсь самого худшего…
Скорее всего, он произнес эту фразу полушутя-полусерьезно, а может, надеялся, что я после этого сразу же удеру отсюда… Но Боже мой, как он оказался прав!
ВЫПУКЛЫЙ И ВОГНУТЫЙ
Никак не скажешь, что в кресле зубоврачебного образца можно чувствовать себя комфортно. Когда меня первый раз усадили в подобное кресло (это было примерно лет в семь, тогда у меня прохудился большой коренной молочный зуб), и прибывшая в детдом зубоврачиха начала ковыряться у меня во рту всякими страшными инструментами, а потом взялась за бормашину, я мысленно давал торжественное обещание никогда не есть сладкого и чистить зубы по утрам и вечерам. С тех пор я очень невзлюбил и зубоврачебное кресло, и дантистов всех времен и народов, без различия пола и вероисповедания. Даже в парикмахерской или в гримерной Соломоновича, где кресла были чем-то похожи на зубоврачебные, мне тоже было неуютно.
Не лучше мне показалось и здесь.
— Вы готовы? — тоном Отелло, уже поинтересовавшегося у Дездемоны, молилась ли она перед сном, и приказывающего ей: «Тогда молись!» — проговорил Белогорский.
— Да, — ответил я без энтузиазма.
— Откиньте голову на подголовник кресла и закройте глаза, — повелел экстрасенс. Команду я выполнил, отметив про себя, что в такой позе моя личная шея вполне подготовлена для накидывания на нее какой-либо удавки, а горло — для перерезания. Поэтому я только прикрыл глаза веками, оставив малозаметные щелочки для наблюдения за окружающей средой, и, кроме того, насторожил уши.
— Расслабьтесь, — провещал Белогорский. — Ваше тело испытывает приятное расслабление.., Вам хорошо-о… Вам о-очень хорошо-о…
При всем моем уважению к доктору, я не мог с ним согласиться. Точнее, мне не хотелось бы по ряду причин совсем уж расслабляться. А насчет того, как бывает хорошо человеку, который с минуты на минуту ожидает, что на шею ему накинут удавку, по горлу полоснут бритвой или дадут кувалдой по кумполу, — каждый может сам догадаться.
Мое чувство самосохранения явно немного перебарщивало. Скорее всего это были элементы складывающейся у меня мании преследования. Уверен, что у человека, который всего пару дней назад, сделав двойное сальто, выпрыгнул со второго этажа из горящего дома следом за гранатой, познакомился с девушкой Таней, способной спокойненько вывести в расход два десятка человек в течение трех дней, покатался на «уазике» в подвешенном за руки состоянии и ко всему еще был погрызен собачкой с волчьими клыками, появление таких элементов вполне объяснимо. И потом, ситуация, когда ждешь неприятностей, а их нет, все-таки лучше той, когда не ждешь, а они вдруг начинаются. Поэтому я не зря опасался за свое здоровье.
Гипнотизер из Вадима был никакой. Подозреваю, что все его знакомство с этим делом было почерпнуто из телепередач, которые в свое время очень усердно показывали, но потом перестали, может быть, оттого, что Кашпировский записался в партию Жириновского. Не знаю, действовал ли на кого-нибудь его гипноз вообще, или он изображал его только так, для отмазки. Скорее всего последнее. Гипнотические пассы были таким же театральным реквизитом, как черный бархат, череп, отвинченный от купленного некогда в учколлекторе школьного скелета, и магический кристалл из отходов производства оптического стекла. Основной козырь был перстень. Он по-прежнему просматривался на указательном пальце правой руки, но я покуда еще не замечал, чтоб этот перстень оказывал какое-то влияние на ход событий. Кроме того, мне было интересно, как ко всему этому делу отнесется моя РНС, но она спокойно помалкивала, ни во что не вмешиваясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
«ЗАЯВЛЕНИЕ Я…………………………………. настоящим заявляю, (фамилия, имя, отчество) что был заранее предупрежден врачом-экстрасенсом БЕЛОГОРСКИМ В.Н. о возможных негативных последствиях применения нетрадиционных лечебных и диагностических методов, без предварительного медицинского осмотра у лечащего врача-терапевта на предмет определения противопоказания к применению таких методов. На применение ко мне нетрадиционных методов даю полное и совершенно добровольное согласие и всю ответственность за возможные негативные последствия применения ко мне нетрадиционных лечебных и диагностических методов (вплоть до летального исхода) прошу возлагать только на меня лично. Обязуюсь не возбуждать против д-ра БЕЛОГОРСКОГО В.Н. уголовного дела и не предъявлять ему гражданских исков в судебном порядке.
/подпись/ ……………………..19…г.»
Получив на прочтение эдакий бланк, любой нормальный гражданин, «схватив в охапку кушак и шапку», по выражению дедушки Крылова, рванул бы отсюда, пока цел. В принципе, это было нечто вроде посмертной записочки: «В моей смерти прошу никого не винить». Удар по голове кувалдой я бы лично тоже мог отнести к «нетрадиционным лечебным и диагностическим методам», хотя вряд ли дал бы на него полное и добровольное согласие. Не знаю, какова была бы сему документу юридическая цена, но выглядел он весьма солидно и, вероятно, мог служить каким-то аргументом для защиты, если б, конечно, документ, подписанный Коротковым, годился для рассмотрения на уголовном процессе по делу о злодейском умерщвлении врачом-вредителем Белогорским (он же Вайсберг) пламенного борца-интернационалиста, ветерана революционного движения на острове Хайди, члена Политбюро Хайдийской Народно-социалистической партии, министра социального обеспечения первого (и последнего) Революционного правительства Республики Хайди, верного спутника жизни Президента Республики Хайди и прочая, прочая, прочая команданте Киски, товарища Дмитрия Сергеевича Баринова (он же Ричард Браун, он же Анхель Родригес). Вообще-то такого процесса не состоялось бы ни под каким видом, потому что если б Чудо-юдо, то бишь доктор (забыл каких наук), профессор Баринов Сергей Сергеевич вычислил причастность Белогорского к летальному исходу лечения своего родного сына, то АОЗТ «ARZT» не только безвременно лишилось бы лучшего ума и светлой головы, но и в самом прямом смысле вылетело в трубу (моей любимой котельной). Меня это, конечно, не смогло бы утешить, но послужило бы кое-какой компенсацией за моральный ущерб нашему семейству. Странно, но, прекрасно понимая, что в принципе подписываю себе смертный приговор, я взял у Белогорского его мраморный «Паркер» и, вписав свое ФИО, подмахнул заявление и поставил дату.
— Ну что ж, — зловеще сказал экстрасенс, — усаживайтесь в кресло.
— Вы не бойтесь, — подбодрил меня Утенок Дональд, — я видел процесс лечения и знаю, что все это не так уж страшно…
— В данном случае, — нахмурился Вадим, — я ничего гарантировать не могу. По-моему, это очень тяжелый случай. Боюсь самого худшего…
Скорее всего, он произнес эту фразу полушутя-полусерьезно, а может, надеялся, что я после этого сразу же удеру отсюда… Но Боже мой, как он оказался прав!
ВЫПУКЛЫЙ И ВОГНУТЫЙ
Никак не скажешь, что в кресле зубоврачебного образца можно чувствовать себя комфортно. Когда меня первый раз усадили в подобное кресло (это было примерно лет в семь, тогда у меня прохудился большой коренной молочный зуб), и прибывшая в детдом зубоврачиха начала ковыряться у меня во рту всякими страшными инструментами, а потом взялась за бормашину, я мысленно давал торжественное обещание никогда не есть сладкого и чистить зубы по утрам и вечерам. С тех пор я очень невзлюбил и зубоврачебное кресло, и дантистов всех времен и народов, без различия пола и вероисповедания. Даже в парикмахерской или в гримерной Соломоновича, где кресла были чем-то похожи на зубоврачебные, мне тоже было неуютно.
Не лучше мне показалось и здесь.
— Вы готовы? — тоном Отелло, уже поинтересовавшегося у Дездемоны, молилась ли она перед сном, и приказывающего ей: «Тогда молись!» — проговорил Белогорский.
— Да, — ответил я без энтузиазма.
— Откиньте голову на подголовник кресла и закройте глаза, — повелел экстрасенс. Команду я выполнил, отметив про себя, что в такой позе моя личная шея вполне подготовлена для накидывания на нее какой-либо удавки, а горло — для перерезания. Поэтому я только прикрыл глаза веками, оставив малозаметные щелочки для наблюдения за окружающей средой, и, кроме того, насторожил уши.
— Расслабьтесь, — провещал Белогорский. — Ваше тело испытывает приятное расслабление.., Вам хорошо-о… Вам о-очень хорошо-о…
При всем моем уважению к доктору, я не мог с ним согласиться. Точнее, мне не хотелось бы по ряду причин совсем уж расслабляться. А насчет того, как бывает хорошо человеку, который с минуты на минуту ожидает, что на шею ему накинут удавку, по горлу полоснут бритвой или дадут кувалдой по кумполу, — каждый может сам догадаться.
Мое чувство самосохранения явно немного перебарщивало. Скорее всего это были элементы складывающейся у меня мании преследования. Уверен, что у человека, который всего пару дней назад, сделав двойное сальто, выпрыгнул со второго этажа из горящего дома следом за гранатой, познакомился с девушкой Таней, способной спокойненько вывести в расход два десятка человек в течение трех дней, покатался на «уазике» в подвешенном за руки состоянии и ко всему еще был погрызен собачкой с волчьими клыками, появление таких элементов вполне объяснимо. И потом, ситуация, когда ждешь неприятностей, а их нет, все-таки лучше той, когда не ждешь, а они вдруг начинаются. Поэтому я не зря опасался за свое здоровье.
Гипнотизер из Вадима был никакой. Подозреваю, что все его знакомство с этим делом было почерпнуто из телепередач, которые в свое время очень усердно показывали, но потом перестали, может быть, оттого, что Кашпировский записался в партию Жириновского. Не знаю, действовал ли на кого-нибудь его гипноз вообще, или он изображал его только так, для отмазки. Скорее всего последнее. Гипнотические пассы были таким же театральным реквизитом, как черный бархат, череп, отвинченный от купленного некогда в учколлекторе школьного скелета, и магический кристалл из отходов производства оптического стекла. Основной козырь был перстень. Он по-прежнему просматривался на указательном пальце правой руки, но я покуда еще не замечал, чтоб этот перстень оказывал какое-то влияние на ход событий. Кроме того, мне было интересно, как ко всему этому делу отнесется моя РНС, но она спокойно помалкивала, ни во что не вмешиваясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137