Рыцари, продолжая сражаться, переместились ближе к нему, к тому месту, где располагалось крохотное окошко. Никто, ни один человек в мечети не видел и не слышал, как пущенный из окошка камешек угодил в спину Филиппа де Комбефиза. Никто — кроме него самого, почувствовавшего, как что-то ударилось ему под лопатку. На секунду ослабив внимание, инстинктивно чуть повернув голову, Комбефиз не уследил за точным выпадом Гуго де Пейна — за летящим в грудь мечом. Войдя под верхнее ребро, клинок разворотил грудную клетку, достиг сердца… Филипп де Комбефиз, выронив меч, рухнул на колени и медленно повалился на бок. Гуго де Пейн, осознав, что нанесенный им удар смертелен, бросился к поверженному сопернику, срывая свою маску. Он опустился рядом с Комбефизом и зажал его рану ладонью: жизнь уходила от человека, который никогда не был его врагом. Освободив от маски его лицо, де Пейн отшатнулся.
— О, боже! — простонал он, закрыв руками глаза; с пальцев его стекала кровь барона. Она смешалась с кровью и из его ран, словно соединяя двух рыцарей, делая их побратимами. Затуманенный взгляд Филиппа де Комбефиза еще смог сосредоточиться на искаженном болью лице Гуго де Пейна.
— Я говорил… что когда-нибудь… мы сочтемся… — слабым, угасающим голосом произнес он, а улыбка чуть тронула его побелевшие губы. Затем барон де Комбефиз, один из лучших рыцарей Франции, испустил дух.
Гуго де Пейн несколько минут в оцепенении смотрел на него. Рой мыслей, словно рой безумных ос, наполнял его голову. Кому была нужна смерть этого благородного человека? Где предел людскому коварству, кто виноват в этой трагедии, чью волю они оба выполняли? Когда рухнет этот проклятый, вероломный мир? Гуго де Пейн поднялся от безжизненного тела и взял в руку свой меч: взгляд его упал на стоящего неподалеку, застывшего как статуя, клюнийского монаха. Глаза их встретились: одни — пылающие ненавистью, другие — бесстрастные. И монах понял, что сейчас он умрет.
Скрестив на груди руки, он смотрел на приближающегося с мечом де Пейна. Почувствовав неладное, другие бенедиктинские монахи встали между ним и рыцарем, достав из-под ряс короткие клинки.
— Отойдите в сторону, — попросил их клюниец. Обратившись к подошедшему рыцарю, он негромко проговорил: — Бейте! — и наклонил голову. Он ждал, чувствуя занесенный над собой меч. — Заберите мою жизнь, если вам станет от этого легче, — повторил он, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Заберите ее, великий магистр!
И Гуго де Пейн, услышав его слова, будто очнулся, вышел из оцепенения. Он швырнул меч на землю, словно раскаленная сталь жгла ему руку, повернулся, и, не проронив ни слова, направился к выходу из мечети, — мимо расступившихся перед ним монахов-бенедиктинцев. Клюниец провожал его взглядом, пока он не скрылся в проходе. Тогда он нагнулся и поднял рыцарский меч, обагренный кровью Филиппа де Комбефиза.
В окровавленной белой рубашке Гуго де Пейн брел по темной, безлюдной улице, слабо освещенной луной, спотыкаясь и налетая на деревья. Он не различал дороги, не видел — куда идет и зачем? Ему было все равно. Перед глазами продолжало стоять мертвое, застывшее лицо Филиппа де Комбефиза. Губы рыцаря шептали проклятья себе и всему миру. Взгляд его блуждал по домам, а в глазах вспыхивали безумные огоньки.
За де Пейном на расстоянии скользили две тени ассасинов, жавшиеся к кирпичным стенам.
— Теперь он наш! — тихо хмыкнул коротыш, толкнув в бок сутулого и доставая из-за пазухи кинжал.
— Тепленький! — согласился тот, наматывая на руку гибкую проволоку и пробуя ее крепость. — Дай мне, я сам! Люблю душить…
— Кто ж не любит! — проворчал коротыш. — А только клинок ласковей…
Шедший впереди рыцарь вдруг споткнулся и упал. Он лежал некоторое время неподвижно, затем с трудом поднялся и, повернувшись в другую сторону, пошел навстречу выступившим из-за деревьев ассасинам. Убийцы стали приближаться к нему, чувствуя, что их жертва уже никуда не ускользнет. А Гуго де Пейн, увидев в руке одного человека кинжал, и блеснувшую между ладонями другого — проволоку, остановился, покачиваясь на ногах. Ему не хотелось защищаться. Он понимал, что к нему подходят его убийцы, что через минуту клинок вонзится ему в сердце; но, словно клюнийский монах полчаса назад, великий магистр равнодушно и спокойно ожидал собственной смерти. Она разом покончит со всеми его терзаниями. И будет лучшим выходом для него. Как завороженный он глядел на блеснувшую в свете луны сталь. Что ж! Пусть будет именно так… Он не надолго переживет несчастного Филиппа де Комбефиза. Но до чего же противные рожи у этих убийц: такой оскал бывает только у самой смерти. Гуго де Пейн закрыл глаза, чтобы не смотреть на подошедших к нему ассасинов. Ожидая смертельного удара, он неожиданно услышал два коротких вскрика, а вслед за ними — звуки рухнувших тел. На земле, возле его ног валялись два мертвых ассасина, а перед ним вырос коренастый человек с греческим профилем, и еще кто-то — в темном плаще, вытирающий нож о пучок травы.
— Простите, что мы вмешиваемся, — услышал де Пейн голос грека. — Но ситуация приобретала непредсказуемый оборот. Надеюсь, вы не будете на нас в претензии.
— Кто вы? — произнес де Пейн; голос его звучал глухо — и в нем не было жизненных сил.
— Друзья, — ответил Христофулос. — Вас проводить до дома?
— Нет, — сумрачно отозвался рыцарь. И добавил: — В настоящее время быть моим другом опаснее, чем врагом.
Затем повернулся и пошел прочь, желая лишь единственного: остаться одному.
Глава X. ПОДВИГИ ТАМПЛИЕРОВ
Блажен, кто к небу сделал первый шаг!
Опасности и риск — безумцев дело.
Блажен, чью смерть поэзия воспела,
Кто славой победил столетий мрак!
Филипп Депорт
1
Постепенно, к весне, Гуго де Пейн восстановил душевное равновесие; смерть барона Филиппа де Комбефиза, внезапно исчезнувшего для всех в ту трагическую ночь, стала понемногу забываться. Иные заботы и раздумья начали отягощать душу де Пейна, появилось много дел, которые настоятельно требовали его участия. И он с головой окунулся в работу. Тамплиеры, все рыцари, приехавшие с ним, должны были обрести признание и поддержку населения Палестины; паломники еще на дальних подступах к Эдессе знали, что путь их к Святому Городу будет обеспечен надежной охраной немногочисленной, но неустрашимой горстки рыцарей в белых плащах с нашитым на них восьмиконечным красным крестом, от которых в страхе бегут и сарацины, и разбойники. Сам Гуго де Пейн, не зная усталости, носился по дорогам Палестины, сопровождаемый лишь верным оруженосцем Раймондом Плантаром и небольшой охраной, посещая самые отдаленные уголки и районы. На деньги, полученные из казны Бодуэна I и присланные графом Шампанским, им были заложены новые крепости, где началось строительство укреплений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— О, боже! — простонал он, закрыв руками глаза; с пальцев его стекала кровь барона. Она смешалась с кровью и из его ран, словно соединяя двух рыцарей, делая их побратимами. Затуманенный взгляд Филиппа де Комбефиза еще смог сосредоточиться на искаженном болью лице Гуго де Пейна.
— Я говорил… что когда-нибудь… мы сочтемся… — слабым, угасающим голосом произнес он, а улыбка чуть тронула его побелевшие губы. Затем барон де Комбефиз, один из лучших рыцарей Франции, испустил дух.
Гуго де Пейн несколько минут в оцепенении смотрел на него. Рой мыслей, словно рой безумных ос, наполнял его голову. Кому была нужна смерть этого благородного человека? Где предел людскому коварству, кто виноват в этой трагедии, чью волю они оба выполняли? Когда рухнет этот проклятый, вероломный мир? Гуго де Пейн поднялся от безжизненного тела и взял в руку свой меч: взгляд его упал на стоящего неподалеку, застывшего как статуя, клюнийского монаха. Глаза их встретились: одни — пылающие ненавистью, другие — бесстрастные. И монах понял, что сейчас он умрет.
Скрестив на груди руки, он смотрел на приближающегося с мечом де Пейна. Почувствовав неладное, другие бенедиктинские монахи встали между ним и рыцарем, достав из-под ряс короткие клинки.
— Отойдите в сторону, — попросил их клюниец. Обратившись к подошедшему рыцарю, он негромко проговорил: — Бейте! — и наклонил голову. Он ждал, чувствуя занесенный над собой меч. — Заберите мою жизнь, если вам станет от этого легче, — повторил он, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — Заберите ее, великий магистр!
И Гуго де Пейн, услышав его слова, будто очнулся, вышел из оцепенения. Он швырнул меч на землю, словно раскаленная сталь жгла ему руку, повернулся, и, не проронив ни слова, направился к выходу из мечети, — мимо расступившихся перед ним монахов-бенедиктинцев. Клюниец провожал его взглядом, пока он не скрылся в проходе. Тогда он нагнулся и поднял рыцарский меч, обагренный кровью Филиппа де Комбефиза.
В окровавленной белой рубашке Гуго де Пейн брел по темной, безлюдной улице, слабо освещенной луной, спотыкаясь и налетая на деревья. Он не различал дороги, не видел — куда идет и зачем? Ему было все равно. Перед глазами продолжало стоять мертвое, застывшее лицо Филиппа де Комбефиза. Губы рыцаря шептали проклятья себе и всему миру. Взгляд его блуждал по домам, а в глазах вспыхивали безумные огоньки.
За де Пейном на расстоянии скользили две тени ассасинов, жавшиеся к кирпичным стенам.
— Теперь он наш! — тихо хмыкнул коротыш, толкнув в бок сутулого и доставая из-за пазухи кинжал.
— Тепленький! — согласился тот, наматывая на руку гибкую проволоку и пробуя ее крепость. — Дай мне, я сам! Люблю душить…
— Кто ж не любит! — проворчал коротыш. — А только клинок ласковей…
Шедший впереди рыцарь вдруг споткнулся и упал. Он лежал некоторое время неподвижно, затем с трудом поднялся и, повернувшись в другую сторону, пошел навстречу выступившим из-за деревьев ассасинам. Убийцы стали приближаться к нему, чувствуя, что их жертва уже никуда не ускользнет. А Гуго де Пейн, увидев в руке одного человека кинжал, и блеснувшую между ладонями другого — проволоку, остановился, покачиваясь на ногах. Ему не хотелось защищаться. Он понимал, что к нему подходят его убийцы, что через минуту клинок вонзится ему в сердце; но, словно клюнийский монах полчаса назад, великий магистр равнодушно и спокойно ожидал собственной смерти. Она разом покончит со всеми его терзаниями. И будет лучшим выходом для него. Как завороженный он глядел на блеснувшую в свете луны сталь. Что ж! Пусть будет именно так… Он не надолго переживет несчастного Филиппа де Комбефиза. Но до чего же противные рожи у этих убийц: такой оскал бывает только у самой смерти. Гуго де Пейн закрыл глаза, чтобы не смотреть на подошедших к нему ассасинов. Ожидая смертельного удара, он неожиданно услышал два коротких вскрика, а вслед за ними — звуки рухнувших тел. На земле, возле его ног валялись два мертвых ассасина, а перед ним вырос коренастый человек с греческим профилем, и еще кто-то — в темном плаще, вытирающий нож о пучок травы.
— Простите, что мы вмешиваемся, — услышал де Пейн голос грека. — Но ситуация приобретала непредсказуемый оборот. Надеюсь, вы не будете на нас в претензии.
— Кто вы? — произнес де Пейн; голос его звучал глухо — и в нем не было жизненных сил.
— Друзья, — ответил Христофулос. — Вас проводить до дома?
— Нет, — сумрачно отозвался рыцарь. И добавил: — В настоящее время быть моим другом опаснее, чем врагом.
Затем повернулся и пошел прочь, желая лишь единственного: остаться одному.
Глава X. ПОДВИГИ ТАМПЛИЕРОВ
Блажен, кто к небу сделал первый шаг!
Опасности и риск — безумцев дело.
Блажен, чью смерть поэзия воспела,
Кто славой победил столетий мрак!
Филипп Депорт
1
Постепенно, к весне, Гуго де Пейн восстановил душевное равновесие; смерть барона Филиппа де Комбефиза, внезапно исчезнувшего для всех в ту трагическую ночь, стала понемногу забываться. Иные заботы и раздумья начали отягощать душу де Пейна, появилось много дел, которые настоятельно требовали его участия. И он с головой окунулся в работу. Тамплиеры, все рыцари, приехавшие с ним, должны были обрести признание и поддержку населения Палестины; паломники еще на дальних подступах к Эдессе знали, что путь их к Святому Городу будет обеспечен надежной охраной немногочисленной, но неустрашимой горстки рыцарей в белых плащах с нашитым на них восьмиконечным красным крестом, от которых в страхе бегут и сарацины, и разбойники. Сам Гуго де Пейн, не зная усталости, носился по дорогам Палестины, сопровождаемый лишь верным оруженосцем Раймондом Плантаром и небольшой охраной, посещая самые отдаленные уголки и районы. На деньги, полученные из казны Бодуэна I и присланные графом Шампанским, им были заложены новые крепости, где началось строительство укреплений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186