Препоручив потерявшего память Робера де Фабро стараниям профессора из Толедо, который начал наполнять пустующий мозг рыцаря нужным, поддающимся управлению информативным материалом, словно заполнять готовую формочку огненным литьем, сам Бер вместе с Беф-Цуром облазил все закоулки подземных этажей и пустыря, где могли побывать злоумышленники. Пока — по предварительной версии — злоумышленники, ночные грабители, сунувшиеся сюда по ошибке.
— Молите бога, чтобы это было так! — предупредил Беф-Цура ломбардец. — Поскольку иначе, если наш центр раскрыт какой-либо организацией, ни вам, ни мне не сносить головы. Тогда все здание и подземные коммуникации будут подлежать уничтожению или долгой консервации.
— Мы найдем их! — пообещал побледневший Беф-Цур.
Вдвоем они тщательно опросили всех охранников, которые могли что-либо видеть или слышать. Кроме двоих, перед чьими глазами предстала вышедшая из ночной мглы белокурая девушка, да троих привратников у ворот, излупленных стволом дерева набросившимся на них из мрака обезумевшим медведеобразным существом, остальные ничего путного сказать не могли.
— Пошлите людей и опросите — только осторожно — жителей квартала: не встречали ли они кого с такими приметами: белокурая девушка и… Впрочем, сказку про медведя лучше опустить, — приказал Бер. — И вообще. Неужели вы не могли подумать о том, чтобы поселить возле пустыря наших людей? Создать дополнительный заслон? Что за преступная беспечность! — Виноват… исправим… — лепетал созданный из одних мослов и мышц Беф-Цур, который мог пальцем или ударом головы искалечить любого, переплыть бурную реку, пробежать без остановки под палящим солнцем десяток миль, просидеть в засаде без еды и питья трое суток, выдержать бой с десятью вооруженными людьми. Но сейчас он, стоя перед рыхлым, взлохмаченным ломбардцем, униженно просил прощения и трепетал. Он знал: стоит лишь Беру сообщить Старцам о его досадной ошибке, и участь его будет решена. Если его не уничтожат, как муху, то надолго отправят куда-нибудь в холодное Булгарское царство или, того лучше — в пустыню Сахара… Когда рассвело, один из охранников принес найденный на пустыре возле забора обрывок каната.
— Уже кое-что, — подобрел ломбардец. — Чей дом находится с той стороны?
— Сейчас выясним! — бросился выполнять охранник.
Через некоторое время он доложил:
— Дом арендован неким итальянцем и его супругой. Его зовут Виченцо Тропези.
— Как они выглядят? — спросил Бер. Охранник пожал плечами. Бер тяжело вздохнул.
— Пошлите туда кого-нибудь под видом городского чиновника, проверяющего… хоть канализацию, черт вас побери! И чтобы через час у меня был их словесный портрет.
Чекко Кавальканти въехал в Яффу на рассвете. Также на рассвете, но с другой стороны, к городу с нагруженной поклажей телегой подъехали два всадника, совершивших далекий переезд из Труа. Чекко со своими латниками выбрали гостиницу на берегу моря, носящую название «Жемчужина Яффы». В этой же «жемчужине» поселились и оба путешественника в Иерусалим. Они разительно отличались друг от друга. Если Кретьен де Труа каким был, таким и остался, что во Франции, что в Палестине: с нездоровым бледным цветом лица, острой бородкой, завитыми длинными волосами, ищущим любопытным взглядом, не расстающийся с пером и бумагой, куда он записывал свои дорожные впечатления и сочиняемые на ходу сонеты, канцоны и мадригалы; то маленький чародей Симон Руши удивительным образом переменился: он сменил черный цвет волос на белоснежный, отпустил длинные усы и бороду, расширил с помощью белладонны зрачки глаз, увеличив их форму, сотворил что-то со своими щеками, отчего они округлились, а речь стала невнятной и заторможенной, словно он держал во рту два камешка. Впрочем, так оно и оказалось на самом деле.
Стоя в номере гостиницы возле зеркала, Руши вытащил из-за щек эти самые круглые, обсосанные за несколько дней гальки и положил их на столик.
— И охота вам так уродовать себя? — спросил наблюдавший за ним Кретьен.
— Что бы мне такое сотворить с ушами? — пробормотал Руши, обращаясь больше к самому себе и прижимая пальцами ушные раковины.
— Обрежьте их, — посоветовал Кретьен де Труа. — Ей, Богу, не пойму, чего вы боитесь?
— Вам хорошо говорить, — повернулся к нему Руши. — Вы не знаете кто такие тафуры!
— А кто это и чем же вы им не угодили? Формой своих ушей?
— Не ехидничайте. Вам, наверное, известно, что родом я из Палестины?
— Допустим.
— И долгое время жил в Иерусалиме. Поэтому мне хорошо знакомо то, что скрыто от вас. Да и от многих других.
— Вы меня интригуете, — зевнул Кретьен и поудобнее устроился на кровати. — Продолжайте.
— Вы и не догадываетесь, что в Иерусалиме сейчас два короля, — неожиданно объявил Симон Руши.
— Как это? — приподнялся на подушках Кретьен.
— Один — Бодуэн I. А второй — Тафур I, который занял свой ночной престол еще во времена Годфруа Буйонского. Один — на солнце, второй — в тени.
— Кто же его подданные? — удивленно спросил трувер. — И почему об этом никому неизвестно?
— Об этом знают многие, но предпочитают молчать.
— Зачем же вы говорите об этом мне?
— Потому что я рассчитываю на вашу поддержку. А подданных у Тафура не меньше, чем у Бодуэна. Просто днем они служат одному королю, а ночью — другому. Тафуры не любят яркого дневного света. Когда эмир Антиохии попробовал выступить против них, выхватить их из полумрака пучком света, то он тотчас же отправился кормить червей на дно моря. При коронации Бодуэна присутствовал и Тафур I, и многие владетельные князья и графы подходили к нему и униженно кланялись. Я сам был тому свидетель.
— Любопытно. А как же эти два короля не передерутся?
— Они дополняют друг друга. И потому оба нужны.
— Нужны — кому?
— На первый раз с вас достаточно, — усмехнулся Руши. — Добавлю только, что мой отъезд из Иерусалима был связан именно с тафурами.
— Ага! — догадался Кретьен. — Вы совершенно случайно прихватили казну вашего ночного монарха.
— Глупости. Он, конечно, сказочно богат, но настоящие его ценности в другом. Не в золоте.
— А в чем же?
— И это мы оставим для другого раза. Еще не время, — твердо сказал маленький алхимик.
— Тогда обрезайте уши. Я не стану вам помогать, — Кретьен повалился на кровать и засвистел.
— Станете. Потому что мы теперь связаны одной веревочкой. И если тафуры найдут меня, то они не пощадят и вас. Вы же не хотите, чтобы они съели ваше сердце, печень и высосали мозг?
— А… что? Они проделывают такие шутки? — забеспокоился Кретьен.
— Регулярно, — ответил Руши. — Со своими врагами, — глаза его блеснули, и было непонятно: лукавит ли он или говорит вполне серьезно? Но руки у алхимика предательски дрожали…
Как только ночные искатели приключений, запыхавшись, вернулись домой, Бизоль поднялся в комнату Роже, разбудил его и, упирающегося, потащил вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Молите бога, чтобы это было так! — предупредил Беф-Цура ломбардец. — Поскольку иначе, если наш центр раскрыт какой-либо организацией, ни вам, ни мне не сносить головы. Тогда все здание и подземные коммуникации будут подлежать уничтожению или долгой консервации.
— Мы найдем их! — пообещал побледневший Беф-Цур.
Вдвоем они тщательно опросили всех охранников, которые могли что-либо видеть или слышать. Кроме двоих, перед чьими глазами предстала вышедшая из ночной мглы белокурая девушка, да троих привратников у ворот, излупленных стволом дерева набросившимся на них из мрака обезумевшим медведеобразным существом, остальные ничего путного сказать не могли.
— Пошлите людей и опросите — только осторожно — жителей квартала: не встречали ли они кого с такими приметами: белокурая девушка и… Впрочем, сказку про медведя лучше опустить, — приказал Бер. — И вообще. Неужели вы не могли подумать о том, чтобы поселить возле пустыря наших людей? Создать дополнительный заслон? Что за преступная беспечность! — Виноват… исправим… — лепетал созданный из одних мослов и мышц Беф-Цур, который мог пальцем или ударом головы искалечить любого, переплыть бурную реку, пробежать без остановки под палящим солнцем десяток миль, просидеть в засаде без еды и питья трое суток, выдержать бой с десятью вооруженными людьми. Но сейчас он, стоя перед рыхлым, взлохмаченным ломбардцем, униженно просил прощения и трепетал. Он знал: стоит лишь Беру сообщить Старцам о его досадной ошибке, и участь его будет решена. Если его не уничтожат, как муху, то надолго отправят куда-нибудь в холодное Булгарское царство или, того лучше — в пустыню Сахара… Когда рассвело, один из охранников принес найденный на пустыре возле забора обрывок каната.
— Уже кое-что, — подобрел ломбардец. — Чей дом находится с той стороны?
— Сейчас выясним! — бросился выполнять охранник.
Через некоторое время он доложил:
— Дом арендован неким итальянцем и его супругой. Его зовут Виченцо Тропези.
— Как они выглядят? — спросил Бер. Охранник пожал плечами. Бер тяжело вздохнул.
— Пошлите туда кого-нибудь под видом городского чиновника, проверяющего… хоть канализацию, черт вас побери! И чтобы через час у меня был их словесный портрет.
Чекко Кавальканти въехал в Яффу на рассвете. Также на рассвете, но с другой стороны, к городу с нагруженной поклажей телегой подъехали два всадника, совершивших далекий переезд из Труа. Чекко со своими латниками выбрали гостиницу на берегу моря, носящую название «Жемчужина Яффы». В этой же «жемчужине» поселились и оба путешественника в Иерусалим. Они разительно отличались друг от друга. Если Кретьен де Труа каким был, таким и остался, что во Франции, что в Палестине: с нездоровым бледным цветом лица, острой бородкой, завитыми длинными волосами, ищущим любопытным взглядом, не расстающийся с пером и бумагой, куда он записывал свои дорожные впечатления и сочиняемые на ходу сонеты, канцоны и мадригалы; то маленький чародей Симон Руши удивительным образом переменился: он сменил черный цвет волос на белоснежный, отпустил длинные усы и бороду, расширил с помощью белладонны зрачки глаз, увеличив их форму, сотворил что-то со своими щеками, отчего они округлились, а речь стала невнятной и заторможенной, словно он держал во рту два камешка. Впрочем, так оно и оказалось на самом деле.
Стоя в номере гостиницы возле зеркала, Руши вытащил из-за щек эти самые круглые, обсосанные за несколько дней гальки и положил их на столик.
— И охота вам так уродовать себя? — спросил наблюдавший за ним Кретьен.
— Что бы мне такое сотворить с ушами? — пробормотал Руши, обращаясь больше к самому себе и прижимая пальцами ушные раковины.
— Обрежьте их, — посоветовал Кретьен де Труа. — Ей, Богу, не пойму, чего вы боитесь?
— Вам хорошо говорить, — повернулся к нему Руши. — Вы не знаете кто такие тафуры!
— А кто это и чем же вы им не угодили? Формой своих ушей?
— Не ехидничайте. Вам, наверное, известно, что родом я из Палестины?
— Допустим.
— И долгое время жил в Иерусалиме. Поэтому мне хорошо знакомо то, что скрыто от вас. Да и от многих других.
— Вы меня интригуете, — зевнул Кретьен и поудобнее устроился на кровати. — Продолжайте.
— Вы и не догадываетесь, что в Иерусалиме сейчас два короля, — неожиданно объявил Симон Руши.
— Как это? — приподнялся на подушках Кретьен.
— Один — Бодуэн I. А второй — Тафур I, который занял свой ночной престол еще во времена Годфруа Буйонского. Один — на солнце, второй — в тени.
— Кто же его подданные? — удивленно спросил трувер. — И почему об этом никому неизвестно?
— Об этом знают многие, но предпочитают молчать.
— Зачем же вы говорите об этом мне?
— Потому что я рассчитываю на вашу поддержку. А подданных у Тафура не меньше, чем у Бодуэна. Просто днем они служат одному королю, а ночью — другому. Тафуры не любят яркого дневного света. Когда эмир Антиохии попробовал выступить против них, выхватить их из полумрака пучком света, то он тотчас же отправился кормить червей на дно моря. При коронации Бодуэна присутствовал и Тафур I, и многие владетельные князья и графы подходили к нему и униженно кланялись. Я сам был тому свидетель.
— Любопытно. А как же эти два короля не передерутся?
— Они дополняют друг друга. И потому оба нужны.
— Нужны — кому?
— На первый раз с вас достаточно, — усмехнулся Руши. — Добавлю только, что мой отъезд из Иерусалима был связан именно с тафурами.
— Ага! — догадался Кретьен. — Вы совершенно случайно прихватили казну вашего ночного монарха.
— Глупости. Он, конечно, сказочно богат, но настоящие его ценности в другом. Не в золоте.
— А в чем же?
— И это мы оставим для другого раза. Еще не время, — твердо сказал маленький алхимик.
— Тогда обрезайте уши. Я не стану вам помогать, — Кретьен повалился на кровать и засвистел.
— Станете. Потому что мы теперь связаны одной веревочкой. И если тафуры найдут меня, то они не пощадят и вас. Вы же не хотите, чтобы они съели ваше сердце, печень и высосали мозг?
— А… что? Они проделывают такие шутки? — забеспокоился Кретьен.
— Регулярно, — ответил Руши. — Со своими врагами, — глаза его блеснули, и было непонятно: лукавит ли он или говорит вполне серьезно? Но руки у алхимика предательски дрожали…
Как только ночные искатели приключений, запыхавшись, вернулись домой, Бизоль поднялся в комнату Роже, разбудил его и, упирающегося, потащил вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186