Саут неплохо ладит с моей матерью. Думаю, ты поймешь, что тревожишься напрасно, если с ним поговоришь.
— Лорд Саутертон не вынуждал тебя жениться, так что у нее нет причин думать о нем плохо.
Годы, проведенные под командованием полковника Блэквуда, научили Нортхэма выбирать время и место сражения. Он не желал ввязываться в этот спор, по крайней мере сейчас.
— А как твоя семья? — спросил он. — Ты получила какие-нибудь известия?
Камешек, попавший ей в туфлю, продвинулся дальше. Это мелкое неудобство пришлось весьма кстати, поскольку отвлекло Элизабет от более серьезных проблем.
— Отец сообщил барону, что он не приедет, — отозвалась она с напускным равнодушием.
— Понимаю.
— Не думаю, но с твоей стороны очень мило не задавать мне вопросов. — Она с преувеличенным усердием занялась своей шалью, поправляя узел на груди. — Харрисон согласился взять на себя роль посаженого отца. Ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.
— Тебя это устраивает? Твой отец не против?
Элизабет пожала плечами.
Нортхэм помедлил на гравийной дорожке. Элизабет тоже остановилась, оказавшись на полшага впереди него, но не обернулась.
— Независимо от обстоятельств нашей свадьбы, — проговорил он, — мне бы не хотелось, чтобы ты соглашалась на то, что тебя не устраивает.
— Будьте осторожны, милорд. Вы не знаете и половины того, что меня не устраивает.
Норт ласково коснулся ее локтя:
— Посмотри на меня, Элизабет. — Он ждал, глядя на блики света, игравшие в ее волосах, вдыхая аромат роз и слыша гулкие удары своего сердца. И гадая, что он будет делать, если она не послушается? К счастью, ему не пришлось отвечать на этот вопрос. Элизабет медленно повернулась. — Если ты имеешь в виду постель, то позволь заверить тебя здесь и сейчас, что я никогда не потребую того, что не будет дано мне по доброй воле. Я хочу, чтобы ты знала, что все будет зависеть от твоих желаний.
Элизабет не сводила с него глаз. Его искренность разрывала ей сердце, а от его наивности хотелось плакать. Вместо этого она тихо ответила:
— Ты ничего не знаешь о моих желаниях.
— Так расскажи мне.
— Я не могу этого сделать. Скажу только, что готова удовлетворить любой твой каприз в спальне. Можешь не беспокоиться по этому поводу.
Нортхэм вдруг обнаружил, что у него чешутся руки. Он даже представил себе, как размахивается и бьет ее по щеке. Она отшатнется и, возможно, упадет, но не опустит свой упрямо вздернутый подбородок и не выставит руку для защиты. Так и будет смотреть на него — не уступая, но и не защищаясь.
В такие минуты, как эта, Элизабет заставляла его бояться. За нее. За себя.
Элизабет перестала теребить концы шали и опустила руки.
— Похоже, у меня вошло в привычку испытывать твое терпение.
— Я пришел к тому же выводу.
— Она кивнула.
— Ты мог бы меня ударить?
Поставленный перед прямым вопросом, Нортхэм ощутил стыд, что позволил себе допустить такое, пусть даже в мыслях. Не менее обескураживающим было то, что он не сумел скрыть от нее эти мысли.
— Я никогда не подниму на тебя руку.
Он был так серьезен, что Элизабет не усомнилась в его искренности. Как и в том, что он не представляет, каким испытаниям могут подвергнуться его гордость и честь.
— Я могу дать тебе повод, — предложила она.
Нортхэм даже не улыбнулся.
— В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. — Он подставил ей локоть. — Прошу.
Элизабет решила, что тема закрыта, и не стала настаивать, поскольку высказала все, что считала важным. Она взяла его под руку.
— Скажи, Хэмптон-Кросс — это твое фамильное поместье?
— Одно из них. Но я предпочитаю его всем остальным.
— Твоя мать живет там?
— Нет. Она обожает Лондон. Теперь, когда все мои сестры замужем, дом слишком велик для нее одной, так по край ней мере она говорит. А когда она выбирается за город, то гостит в Стоунвикэме, где живет мой дед. Так что можешь не беспокоиться — она не будет вмешиваться в управление Хэмптон-Кроссом.
Элизабет не слишком поверила его словам.
— Чтобы мать добровольно отдала своего сына, да еще и ключи от замка? В таком случае она должна быть лучшей из свекровей.
— Думаю, она такая и есть, — беспечно отозвался Норт.
— Элизабет подозрительно прищурилась.
— Ты меня дразнишь?
— Он хмыкнул.
— Немного.
Элизабет обнаружила, что улыбается. И как ему это удается? Наверняка мать и сестры прощали ему все шалости и безбожно избаловали. Неудивительно, что он так уверен, что вдовствующая графиня ее примет.
Нортхэм поднял глаза и перехватил мелькнувшую на ее лице улыбку.
— О чем ты думаешь?
— У тебя удивительная способность превращать самые сложные проблемы в пустяки.
— Правда? Я очень много работал над этим.
— Я серьезно.
— Я тоже. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Кстати, нам, кажется, удалось избежать скандала.
Элизабет нахмурила лоб.
— У тебя было много скандалов?
— Этот был бы первым.
— У меня тоже. Но не может быть, чтобы все обошлось совсем без последствий.
Нортхэм усмехнулся, уловив в ее голосе разочарование.
— Последствия, конечно, будут, — согласился он. — Особенно для нас. Высший свет перемоет нам все косточки, но, думаю, через неделю они найдут себе другую тему для сплетен. — Он тяжело вздохнул. — А я тем временем попробую уточнить некоторые детали.
Элизабет пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он стоял спиной к фонарю, нависая над ней темным силуэтом. Казалось бы, ей следовало испытывать тревогу, но вопреки здравому смыслу она чувствовала себя на удивление спокойно в тени его высокой фигуры.
— Интересно, — сказала она. — Что за детали?
— Ну, — пожал плечами Норт, — несмотря на репутацию мадам Фортуны как талантливой предсказательницы и тот бесспорный факт, что ожерелье было найдено в моем чемодане, не думаю, что кто-нибудь и в самом деле поверил, будто Джентльмен — это я. Как справедливо отметила баронесса, я богат, как Крез, и хотя это не исключает меня из числа подозреваемых, но все же указывает на отсутствие мотива преступления. А что касается табакерки Саутертона, то, во-первых, едва ли бы я позарился на такую вещицу, а во-вторых, учитывая, что мы с Саутом друзья, у меня была масса возможностей завладеть ею раньше. Возникает закономерный вопрос: зачем мне понадобилось делать это сейчас?
— И правда, — заметила она с иронией. — Я задаю себе тот же самый вопрос.
Нортхэм в ответ только хмыкнул.
— Продолжай, — попросила она. — Ты меня просто заворожил ходом своих рассуждений.
Жаль, подумал Нортхэм, что она не видит сейчас его улыбки. Это сбило бы с нее спесь. Из авторитетных источников — а точнее, от знаменитой французской балерины — он знал, что эта улыбка способна вызвать в женской груди восторженный трепет. Достаточно вспомнить реакцию жены директора Хэмбрик-Холла — правда, это случилось раньше, чем Нортхэм узнал о воздействии своей улыбки на слабый пол и научился использовать ее только в крайних случаях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99