Вот чего он не может мне простить.
Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.
— В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.
— Но он не сделал ничего дурного. Он…
— Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?
— Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, — тихо проговорила она.
Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.
— Конечно, — произнес он после долгой паузы, — сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт — примерным отцом.
Элизабет нервно теребила узел свой шали.
— И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?
— Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, — сердито заявил Норт. — Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. — Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. — Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?
— Я… они…
— А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…
Элизабет вскочила на ноги.
— Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… — Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: — Я сама. — Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. — И мне приходится с этим жить.
Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.
— Тебе не придется жить с этим одной, — прошептал он ей на ухо. — Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.
— Ты… ты велел мне уехать, — пролепетала она всхлипывая. — Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.
— Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. — Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. — Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. — Скажи, Элизабет, — спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, — у меня есть надежда?
— У тебя есть моя любовь. — Она сжала его лицо в ладонях. — Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.
Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.
Глава 14
Кушетка была удобнее, чем каменный пол, и шире, чем скамья. К тому же она обладала тем несомненным достоинством, что находилась под рукой. Снегопад за окнами оранжереи прекратился, и луна, выглянув из-за туч, осветила белоснежный пейзаж. Легкая поземка поднимала в воздух искрящиеся вихри, перегоняя по заснеженному полю белые сугробы. В лунном свете листья пальмы казались серебряными опахалами.
В нетерпении, порожденном долгой разлукой, они избавились только от той одежды, которая мешала их лихорадочному соединению. Их тела источали жар, а прерывистое дыхание превращалось в ледяные узоры, расцветавшие на стекле.
Нортхэм находился глубоко внутри ее, когда его захлестнула волна освобождения. Элизабет тесно прижималась к его содрогающемуся телу, обхватив его руками и ногами, словно он был единственной точкой опоры в ее бушующем мире. Ее крик смешался с оттолоском его хриплого рычания, и он рухнул на нее, тяжело дыша и повторяя ее имя.
Наконец они замерли, слишком утомленные, чтобы сделать хоть одно движение. Впервые после занятий любовью им было легко и радостно. Они лениво переговаривались, смеясь собственным шуткам, и не заметили, как заснули.
Во второй раз они занялись любовью уже в постели Элизабет. Безумие осталось позади, и теперь их соединение было неторопливым и нежным, порой игривым, порой трепетно сосредоточенным.
Их одежда валялась на полу, разбросанная на всем пространстве от двери до кровати. Плотные шторы были задернуты, отсекая их от всего мира. Только мягкое сияние свечи озаряло комнату, придавая их влажным телам золотисто-оранжевый оттенок.
Элизабет лежала на спине, положив голову на плечо Норта, и любовалась игрой теней на своей руке.
— Красиво, — заметил Норт наблюдая за ней. — И вообще мне нравится твое одеяние. Немного мрака, немного света. Дешево и практично.
— Но… — Она не сразу поняла, что он пошутил. Наконец опустила руку и улыбнулась. — Ты очень милый, — проворковала она. — Но скуповат, как и твой дед. Похоже, мне придется до конца дней довольствоваться тем нарядом, который сейчас на мне.
Норт хмыкнул.
— Так… Вижу, ты уже успела прослушать его проповедь о пользе бережливости.
— Я прослушала весь его репертуар. — Она положила ладонь на грудь мужа. — Ему не понравится, что ты уронил два горшка с орхидеями. Он, знаешь ли, очень гордится ими. — Элизабет чуть не задохнулась, когда Норт прижался к ее губам долгим поцелуем. Когда он поднял голову, она снова улыбнулась: — Если моя праздная болтовня так тебя возбуждает, то едва ли мне захочется говорить о серьезных вещах.
Его теплый рокочущий смех согрел ее. Приподнявшись на локте, она обвела пальцем контур его подбородка и коснулась уголка рта. Лицо его все еще хранило отпечаток глубокой усталости, и черты лишь немного смягчились от недавних занятий любовью.
— Как ты нашел меня? — спросила она с любопытством.
— С помощью мадам Фортуны. — Норт улыбнулся, увидев, что она снова открыла от удивления рот. Он вспомнил, что удивление оказывает на Элизабет почти такое же действие, как и поцелуй. — Жаль, что я сам не додумался, но ведь ты не оставила даже записки. Никто не видел тебя, после того как ты прибыла в гостиницу. А хозяин даже не мог вспомнить, когда ты уехала. Истлин организовал слежку за лондонской резиденцией баронессы и выяснил, что тебя и там нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.
— В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.
— Но он не сделал ничего дурного. Он…
— Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?
— Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, — тихо проговорила она.
Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.
— Конечно, — произнес он после долгой паузы, — сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт — примерным отцом.
Элизабет нервно теребила узел свой шали.
— И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?
— Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, — сердито заявил Норт. — Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. — Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. — Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?
— Я… они…
— А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…
Элизабет вскочила на ноги.
— Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… — Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: — Я сама. — Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. — И мне приходится с этим жить.
Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.
— Тебе не придется жить с этим одной, — прошептал он ей на ухо. — Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.
— Ты… ты велел мне уехать, — пролепетала она всхлипывая. — Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.
— Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. — Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. — Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. — Скажи, Элизабет, — спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, — у меня есть надежда?
— У тебя есть моя любовь. — Она сжала его лицо в ладонях. — Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.
Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.
Глава 14
Кушетка была удобнее, чем каменный пол, и шире, чем скамья. К тому же она обладала тем несомненным достоинством, что находилась под рукой. Снегопад за окнами оранжереи прекратился, и луна, выглянув из-за туч, осветила белоснежный пейзаж. Легкая поземка поднимала в воздух искрящиеся вихри, перегоняя по заснеженному полю белые сугробы. В лунном свете листья пальмы казались серебряными опахалами.
В нетерпении, порожденном долгой разлукой, они избавились только от той одежды, которая мешала их лихорадочному соединению. Их тела источали жар, а прерывистое дыхание превращалось в ледяные узоры, расцветавшие на стекле.
Нортхэм находился глубоко внутри ее, когда его захлестнула волна освобождения. Элизабет тесно прижималась к его содрогающемуся телу, обхватив его руками и ногами, словно он был единственной точкой опоры в ее бушующем мире. Ее крик смешался с оттолоском его хриплого рычания, и он рухнул на нее, тяжело дыша и повторяя ее имя.
Наконец они замерли, слишком утомленные, чтобы сделать хоть одно движение. Впервые после занятий любовью им было легко и радостно. Они лениво переговаривались, смеясь собственным шуткам, и не заметили, как заснули.
Во второй раз они занялись любовью уже в постели Элизабет. Безумие осталось позади, и теперь их соединение было неторопливым и нежным, порой игривым, порой трепетно сосредоточенным.
Их одежда валялась на полу, разбросанная на всем пространстве от двери до кровати. Плотные шторы были задернуты, отсекая их от всего мира. Только мягкое сияние свечи озаряло комнату, придавая их влажным телам золотисто-оранжевый оттенок.
Элизабет лежала на спине, положив голову на плечо Норта, и любовалась игрой теней на своей руке.
— Красиво, — заметил Норт наблюдая за ней. — И вообще мне нравится твое одеяние. Немного мрака, немного света. Дешево и практично.
— Но… — Она не сразу поняла, что он пошутил. Наконец опустила руку и улыбнулась. — Ты очень милый, — проворковала она. — Но скуповат, как и твой дед. Похоже, мне придется до конца дней довольствоваться тем нарядом, который сейчас на мне.
Норт хмыкнул.
— Так… Вижу, ты уже успела прослушать его проповедь о пользе бережливости.
— Я прослушала весь его репертуар. — Она положила ладонь на грудь мужа. — Ему не понравится, что ты уронил два горшка с орхидеями. Он, знаешь ли, очень гордится ими. — Элизабет чуть не задохнулась, когда Норт прижался к ее губам долгим поцелуем. Когда он поднял голову, она снова улыбнулась: — Если моя праздная болтовня так тебя возбуждает, то едва ли мне захочется говорить о серьезных вещах.
Его теплый рокочущий смех согрел ее. Приподнявшись на локте, она обвела пальцем контур его подбородка и коснулась уголка рта. Лицо его все еще хранило отпечаток глубокой усталости, и черты лишь немного смягчились от недавних занятий любовью.
— Как ты нашел меня? — спросила она с любопытством.
— С помощью мадам Фортуны. — Норт улыбнулся, увидев, что она снова открыла от удивления рот. Он вспомнил, что удивление оказывает на Элизабет почти такое же действие, как и поцелуй. — Жаль, что я сам не додумался, но ведь ты не оставила даже записки. Никто не видел тебя, после того как ты прибыла в гостиницу. А хозяин даже не мог вспомнить, когда ты уехала. Истлин организовал слежку за лондонской резиденцией баронессы и выяснил, что тебя и там нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99