— Ну, если вам угодно это так называть.
— Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. — Он подъехал к камину. — Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.
Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.
— Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? — спросил он.
— Да.
— Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. — Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. — Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.
Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.
Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, — это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.
Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.
Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.
— А знаешь, ты очень похожа на свою мать, — заметил он.
Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.
— То же самое я подумала о вас.
— Обо мне? — пренебрежительно фыркнул Блэквуд. — У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.
— Вы фыркаете так же, как она.
— Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.
Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся — это явно произвело на него впечатление.
— Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?
— У них все хорошо.
— А юный Селден?
— Тоже хорошо.
Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.
— Как насчет стаканчика мадеры? — спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. — Я знаю, где Уэст его держит.
— Нет, спасибо. Налить вам?
— Нет.
Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.
— Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? — укорила она его. — Саут замучил бы вас насмешками.
Полковник улыбнулся:
— Могу себе представить. — Он сделал глоток. — Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?
— А вы не догадываетесь, сэр?
— Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.
— Вы не ответили ни на один мой вопрос.
— Я и сейчас не стану отвечать на них.
Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.
— Я… не понимаю.
— Разве?
Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.
— Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?
Полковник хранил молчание.
— Они действуют по вашему приказу? — не отставала Элизабет. — Эта четверка из Компас-клуба? Да?
— Элизабет, — спокойно произнес полковник, — этот раз говор ни к чему не приведет.
— Но вы ведь не отрицаете!
— Я вообще ничего не говорю.
Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.
— Посмотрите на меня, — проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. — Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.
Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?
— Потому что я никогда ни о чем вас не просила.
Он удивленно взглянул на нее.
— Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?
— Но я небезразлична вам.
— Конечно, я люблю тебя.
Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.
— Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?
— Нет.
— А чтобы сделать меня счастливой?
Он ласково улыбнулся:
— Счастливой, Элизабет? Неужели, чтобы сделать тебя счастливой, достаточно остановить Норта?
— Да.
— Почему?
Элизабет открыла рот, но не произнесла ни звука. Она медленно закрыла его и поднялась на ноги. Вопрос Блэквуда застал ее врасплох. Зная, что такой ответ вряд ли удовлетворит полковника, но не имея никакого другого наготове, она сказала:
— Он мой муж.
— Конечно.
— Я не хочу, чтобы он пострадал.
— Пострадал? Ты что, вообразила, будто вор может сделать тебя вдовой?
— Да… нет. Но он может пострадать. Вы же знаете, какой он храбрый. Какой преданный и самоотверженный. Он высоко ценит вас, потому что убежден, что вы боретесь за правое дело.
Блэквуд оперся подбородком о свой кулак.
— Я знаю, что представляет собой Норт и почему он делает то, что делает. Гораздо меньше я уверен в тебе, Элизабет. Впервые я усомнился в том, что знаю тебя, шесть лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99