У него не было сил смотреть на это, как, впрочем, не было сил и оторвать от нее взгляд.
– Бич! – прошептала Шеннон.
– Я говорю – не трогай меня! – злясь на себя, сказал Бич. – Я приехал сюда, чтобы рыть золото, а не лишать тебя девственности. Когда мы с Рено накопаем достаточно золота, чтобы обеспечить тебя на зиму, я уйду… Ты слышишь меня, Шеннон? Я уйду! Ты не сможешь удержать меня своим телом! Даже не пытайся!
От боли и унижения щеки у Шеннон вначале побледнели, затем стали пунцовыми.
– Да, – дрожащими губами прошептала Шеннон. – Я слышу тебя, Бич… Тебе не придется больше повторять это… Никогда… Я слышу, как ты навсегда отталкиваешь меня.
Бич зажмурился, чтобы не видеть боли и унижения в глазах и лице девушки. Он не хотел ее обидеть. Он просто почувствовал, что дверца клетки вот-вот закроется, и рванулся из нее, не задумываясь о том, какова цена этой свободы.
«Шеннон, – прошептал он. – Шеннон!»
Ответа не последовало.
Бич открыл глаза. Он стоял один на холодном ветру.
Он сказал себе, что для них обоих это самый лучший выход; лучше пережить боль сейчас, чем потом всю жизнь корить себя за ошибочный выбор, ибо кровь у него сейчас кипит, а у Шеннон также не хватит здравого смысла сказать ему «нет».
Лучше пусть будет так.
Так должно быть.
* * *
Шеннон проснулась от звуков флейты. Она никогда раньше не слыхала этой мелодии, но сразу же поняла, что это жалоба. Флейта рассказывала о неизбывной безутешной печали и душевной боли музыканта.
Комок подкатил к горлу Шеннон, глаза наполнились слезами. Казалось, флейта оплакивала все недостижимое и безвозвратно ушедшее.
– Проклятие, Бич Моран! – прошептала Шеннон глядя во тьму. – Какое право ты имеешь оплакивать это? Ведь ты, а не я, сделал выбор.
Надрывающие душу звуки на некоторое время затихли, но вскоре флейта возобновила свое печальную песню.
Прошло немало времени, прежде чем Шеннон удалось снова заснуть, но даже во сне она несколько раз принималась плакать.
Когда Шеннон проснулась снова, было еще темно. В полной тишине улавливался лишь еле различимый мягкий шум снегопада. Трясясь от холода, Шеннон подошла к плохо пригнанным ставням и посмотрела в щели.
В небе плыла побледневшая луна, вся земля была покрыта свежевыпавшим снегом. Слой его был слишком тонок, чтобы пережить грядущий день, он, наверное, растает под лучами солнца.
Зато сейчас каждая ветка, каждый лист, каждый предмет, соприкоснувшийся со снегом, неизбежно оставит на нем свой след.
И, конечно, на снегу будут отчетливо видны следы оленя.
Шеннон стала торопливо одеваться, заставляя себя думать только о предстоящей охоте и запрещая вспоминать о вчерашнем. От воспоминаний у нее скорей всего станут дрожать руки и появятся спазмы в желудке. А если она хочет подстрелить оленя, рука у нее должна быть твердой, а нервы спокойными.
"Не думать о Биче. Его не существует, и не имеет значения, находится ли он поблизости или на другом конце света.
Он не хочет меня. Он сказал об этом яснее ясного. Более убедительно все объяснить невозможно даже с помощью его знаменитого кнута".
Куртка показалась Шеннон необычно тяжелой, и, сунув руки в карманы, она извлекла патроны для дробовика и склянку с привязанным к ней мешочком.
Вспомнив о пережитом унижении, Шеннон сунула бутылочку на полку буфета. Патроны же она оставила в кармане, они должны ей пригодиться. Снова и снова уговаривая себя ни о чем не вспоминать и не думать, Шеннон зябко поежилась. Ей казалось, что у нее и тело и душа промерзли насквозь.
Трясясь от нервного озноба, она сняла с петли дробовик, осмотрела и нашла его чистым, сухим и готовым к применению. Она прихватила с собой кусок вяленой оленины, зачерпнула из ведра и выпила чашку холодной воды и вышла из хижины в предрассветную темень.
Некоторое время Шеннон постояла снаружи у двери, ожидая реакции Красавчика. Станет ли он возражать против того, что его оставляют одного? Конечно, ей было гораздо веселее и спокойнее с ним, но он еще не вполне оправился от ран. Он быстро уставал и тянул раненую заднюю лапу. Скорее всего через недельку пес полностью оправится, но ждать столько времени Шеннон не могла. Нельзя было упускать возможность выследить оленя на свежем снегу.
Красавчик подал из хижины голос, тихонько заскулил и царапнул по двери.
– Нет, Красавчик, – вполголоса сказала Шеннон.
Красавчик стал скулить громче, скрести по двери еще энергичнее.
Шеннон хорошо знала своего пса и могла предсказать, что последует за этим. Он начнет выть,Это разбудит Бича, где бы ни находился его лагерь, и он отправится по ее следу.
При мысли о том, что она может снова встретить Бича, по коже у нее пробежал холодок.
Если она повстречает его, он наверняка станет убеждать ее не рхотиться в одиночку. Но она вынуждена, должна охотиться, чтобы не зависеть от Чероки. Если ей не повезет, ее ожидает либо голодная смерть зимой, либо жизнь у чужих людей, где ей придется заботиться об их детях, оставив надежду иметь свой дом и свою семью.
Шеннон не была уверена, который из двух вари-
Антов лучше.
– Спокойно!
Произнесенная вполголоса команда на некоторое время успокоила Красавчика. Однако вскоре он стал снова скулить, при этом скулеж грозил перейти в откровенный вой.
– Проклятие, – пробормотала Шеннон.
Она открыла дверь, обеими руками сжала ему морду.
– Так и быть, ты пойдешь со мной, но веди себя тихо!
Красавчик затрепетал от счастья. При этом он не
Издал ни малейшего звука, ибо хорошо был знаком с охотничьим ритуалом.
Шеннон и громадный пес зашагали вперед. Она понимала, что Бич выследит ее на снегу так же легко, как она надеялась выследить оленя, но у нее в запасе было несколько часов до восхода солнца.
Вообще говоря, Бич должен дожидаться брата, а не искать Шеннон – ведь он дал ясно понять, что больше не нуждается в ее обществе.
Если повезет, Бич может даже не появиться возле хижины. И тогда он не заметит ее отсутствия.
Бича разбудил выстрел из дробовика. Лежа под брезентом, запорошенным слоем пушистого снега, он прислушался. Раздался второй точно такой же выстрел.
"Один человек. Один дробовик.
Нет ответного выстрела.
Вероятно, какой-то охотник решил воспользоваться выпавшим снегом".
Бич лежал, не в силах сбросить остатки сна, чувствуя себя вымотанным и измочаленным, словно он всю ночь провел в аду, а не в удобном спальном мешке, на который тихо ложился мягкий снежок, укрывая его вторым одеялом. Сквозь смеженные ресницы он увидел, что на востоке небо приобрело персиковый оттенок. До настоящего рассвета, когда солнце достигнет верхней кромки высоких пиков и его лучи осветят долину Эго, еще не менее двух часов.
В студеном воздухе прозвучал третий выстрел и почти сразу же – четвертый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Бич! – прошептала Шеннон.
– Я говорю – не трогай меня! – злясь на себя, сказал Бич. – Я приехал сюда, чтобы рыть золото, а не лишать тебя девственности. Когда мы с Рено накопаем достаточно золота, чтобы обеспечить тебя на зиму, я уйду… Ты слышишь меня, Шеннон? Я уйду! Ты не сможешь удержать меня своим телом! Даже не пытайся!
От боли и унижения щеки у Шеннон вначале побледнели, затем стали пунцовыми.
– Да, – дрожащими губами прошептала Шеннон. – Я слышу тебя, Бич… Тебе не придется больше повторять это… Никогда… Я слышу, как ты навсегда отталкиваешь меня.
Бич зажмурился, чтобы не видеть боли и унижения в глазах и лице девушки. Он не хотел ее обидеть. Он просто почувствовал, что дверца клетки вот-вот закроется, и рванулся из нее, не задумываясь о том, какова цена этой свободы.
«Шеннон, – прошептал он. – Шеннон!»
Ответа не последовало.
Бич открыл глаза. Он стоял один на холодном ветру.
Он сказал себе, что для них обоих это самый лучший выход; лучше пережить боль сейчас, чем потом всю жизнь корить себя за ошибочный выбор, ибо кровь у него сейчас кипит, а у Шеннон также не хватит здравого смысла сказать ему «нет».
Лучше пусть будет так.
Так должно быть.
* * *
Шеннон проснулась от звуков флейты. Она никогда раньше не слыхала этой мелодии, но сразу же поняла, что это жалоба. Флейта рассказывала о неизбывной безутешной печали и душевной боли музыканта.
Комок подкатил к горлу Шеннон, глаза наполнились слезами. Казалось, флейта оплакивала все недостижимое и безвозвратно ушедшее.
– Проклятие, Бич Моран! – прошептала Шеннон глядя во тьму. – Какое право ты имеешь оплакивать это? Ведь ты, а не я, сделал выбор.
Надрывающие душу звуки на некоторое время затихли, но вскоре флейта возобновила свое печальную песню.
Прошло немало времени, прежде чем Шеннон удалось снова заснуть, но даже во сне она несколько раз принималась плакать.
Когда Шеннон проснулась снова, было еще темно. В полной тишине улавливался лишь еле различимый мягкий шум снегопада. Трясясь от холода, Шеннон подошла к плохо пригнанным ставням и посмотрела в щели.
В небе плыла побледневшая луна, вся земля была покрыта свежевыпавшим снегом. Слой его был слишком тонок, чтобы пережить грядущий день, он, наверное, растает под лучами солнца.
Зато сейчас каждая ветка, каждый лист, каждый предмет, соприкоснувшийся со снегом, неизбежно оставит на нем свой след.
И, конечно, на снегу будут отчетливо видны следы оленя.
Шеннон стала торопливо одеваться, заставляя себя думать только о предстоящей охоте и запрещая вспоминать о вчерашнем. От воспоминаний у нее скорей всего станут дрожать руки и появятся спазмы в желудке. А если она хочет подстрелить оленя, рука у нее должна быть твердой, а нервы спокойными.
"Не думать о Биче. Его не существует, и не имеет значения, находится ли он поблизости или на другом конце света.
Он не хочет меня. Он сказал об этом яснее ясного. Более убедительно все объяснить невозможно даже с помощью его знаменитого кнута".
Куртка показалась Шеннон необычно тяжелой, и, сунув руки в карманы, она извлекла патроны для дробовика и склянку с привязанным к ней мешочком.
Вспомнив о пережитом унижении, Шеннон сунула бутылочку на полку буфета. Патроны же она оставила в кармане, они должны ей пригодиться. Снова и снова уговаривая себя ни о чем не вспоминать и не думать, Шеннон зябко поежилась. Ей казалось, что у нее и тело и душа промерзли насквозь.
Трясясь от нервного озноба, она сняла с петли дробовик, осмотрела и нашла его чистым, сухим и готовым к применению. Она прихватила с собой кусок вяленой оленины, зачерпнула из ведра и выпила чашку холодной воды и вышла из хижины в предрассветную темень.
Некоторое время Шеннон постояла снаружи у двери, ожидая реакции Красавчика. Станет ли он возражать против того, что его оставляют одного? Конечно, ей было гораздо веселее и спокойнее с ним, но он еще не вполне оправился от ран. Он быстро уставал и тянул раненую заднюю лапу. Скорее всего через недельку пес полностью оправится, но ждать столько времени Шеннон не могла. Нельзя было упускать возможность выследить оленя на свежем снегу.
Красавчик подал из хижины голос, тихонько заскулил и царапнул по двери.
– Нет, Красавчик, – вполголоса сказала Шеннон.
Красавчик стал скулить громче, скрести по двери еще энергичнее.
Шеннон хорошо знала своего пса и могла предсказать, что последует за этим. Он начнет выть,Это разбудит Бича, где бы ни находился его лагерь, и он отправится по ее следу.
При мысли о том, что она может снова встретить Бича, по коже у нее пробежал холодок.
Если она повстречает его, он наверняка станет убеждать ее не рхотиться в одиночку. Но она вынуждена, должна охотиться, чтобы не зависеть от Чероки. Если ей не повезет, ее ожидает либо голодная смерть зимой, либо жизнь у чужих людей, где ей придется заботиться об их детях, оставив надежду иметь свой дом и свою семью.
Шеннон не была уверена, который из двух вари-
Антов лучше.
– Спокойно!
Произнесенная вполголоса команда на некоторое время успокоила Красавчика. Однако вскоре он стал снова скулить, при этом скулеж грозил перейти в откровенный вой.
– Проклятие, – пробормотала Шеннон.
Она открыла дверь, обеими руками сжала ему морду.
– Так и быть, ты пойдешь со мной, но веди себя тихо!
Красавчик затрепетал от счастья. При этом он не
Издал ни малейшего звука, ибо хорошо был знаком с охотничьим ритуалом.
Шеннон и громадный пес зашагали вперед. Она понимала, что Бич выследит ее на снегу так же легко, как она надеялась выследить оленя, но у нее в запасе было несколько часов до восхода солнца.
Вообще говоря, Бич должен дожидаться брата, а не искать Шеннон – ведь он дал ясно понять, что больше не нуждается в ее обществе.
Если повезет, Бич может даже не появиться возле хижины. И тогда он не заметит ее отсутствия.
Бича разбудил выстрел из дробовика. Лежа под брезентом, запорошенным слоем пушистого снега, он прислушался. Раздался второй точно такой же выстрел.
"Один человек. Один дробовик.
Нет ответного выстрела.
Вероятно, какой-то охотник решил воспользоваться выпавшим снегом".
Бич лежал, не в силах сбросить остатки сна, чувствуя себя вымотанным и измочаленным, словно он всю ночь провел в аду, а не в удобном спальном мешке, на который тихо ложился мягкий снежок, укрывая его вторым одеялом. Сквозь смеженные ресницы он увидел, что на востоке небо приобрело персиковый оттенок. До настоящего рассвета, когда солнце достигнет верхней кромки высоких пиков и его лучи осветят долину Эго, еще не менее двух часов.
В студеном воздухе прозвучал третий выстрел и почти сразу же – четвертый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83