Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем его рука вновь шевельнулась.
– Мама, это ты? Я хочу пить, мама.
– Александр! – всхлипнула Валентина.
Темные девичьи ресницы, затрепетав, поднялись. Мутные непонимающие глаза уставились на Валентину.
– Александр! Слава тебе, Господи!
Соленые ручьи струились у нее по щекам. Валентина смеялась и плакала, целуя его руку. Она смутно услышала, как доктор позвал сестру, и тут же раздались быстрые шаги Видала.
– Прошу извинить, миссис Хайретис, – сказал доктор и, нагнувшись над Александром, посветил ему в глаза фонариком. Потом поднял голову, и Валентина заметила, что он улыбается. – Придется сделать еще немало анализов, но худшее осталось позади. – Возможно, сейчас, – спросил он у сияющей Валентины, – вы согласитесь отправиться в отель и отдохнуть?
– Кто это, мама? – спросил Александр, когда Видал сжал ее плечи.
Валентина встала на колени и поцеловала сына в щеку.
– Это Видал Ракоши, Александр. Он просит тебя поскорее выздоравливать. И тогда вы поговорите о кино.
– Вот это да, – еле выдохнул Александр, глядя на знаменитого режиссера с нескрываемым восторгом. – Очень рад познакомиться, мистер Ракоши.
Глаза Видала неестественно заблестели.
– Я тоже очень рад, Александр, – ответил он, но тут доктор потащил обоих к дверям, объясняя, что должен как следует осмотреть Александра, а тот немного окрепшим голосом жаловался, что не только умирает от жажды, но ужасно голоден.
Видал, улыбнувшись Валентине, заверил:
– С ним все будет хорошо, любимая. Позволь мне отвезти тебя в отель. В самом деле тебе нужно хоть немного поспать.
– Хорошо.
Валентина оперлась на его руку, впервые за это время ощущая невероятный покой. Где-то играли на трубе, и звуки джаза смешивались с пением птиц. Валентина остановилась у крыльца улыбаясь, послушала немного; Видал обнял ее за талию, и они вместе направились к ожидавшему лимузину.
Глава 29
Когда Валентина проснулась, в комнате было темно – плотные шторы не пропускали солнечного света. Валентина, охваченная ужасом, с криком вскочила. Александр болен – лежит в коме, один, а она его бросила!
– Все в порядке, Валентина, – поспешно проговорил подбежавший Видал.
– Александр без сознания! Я должна ехать к нему!
Она спустила ноги с постели, но Видал осторожно удержал ее.
– Александр пришел в себя, поел, ему дали воды, и нам больше нечего бояться, малышка.
Малышка. Сколько лет прошло с тех пор, как она слышала нежные слова, произнесенные этим глубоким низким голосом. Они расстались так враждебно, а потом с Александром произошел несчастный случай и она послала за Видалом. Он бросил Голливуд – и студию, и фильм, который снимал, и приехал; Александр открыл глаза и улыбнулся, и доктор сказал, что теперь все будет хорошо.
Валентина сразу все вспомнила и испытала такое громадное облегчение, что почти упала в объятия Видала.
– Звонили из больницы, пока я спала? – встревоженно допрашивала она Видала.
– Да. Александр неплохо себя чувствует. Все говорит за то, что необратимых явлений не предвидится, но, возможно, некоторое время у него будут сильные головные боли. Врачи хотят подержать его под наблюдением еще с неделю. – Он слегка приподнял ее подбородок. – А ты проспала почти десять часов.
Валентина повернула голову. Она спала одна.
– А ты? – шепнула она с бешено заколотившимся сердцем.
Видал улыбнулся ей.
– Я ждал, – просто ответил он и, приблизившись, накрыл ее губы своими.
Несколько секунд Валентина не шевелилась, но внезапно словно оттаяла, и ее губы слегка приоткрылись, как иссохшая земля навстречу весеннему ливню. Поцелуй был неспешным и долгим, изгоняющим прошлое со всей его болью.
Когда Видал наконец поднял голову, Валентина тихо сказала:
– Я люблю тебя. И всегда любила.
– И я тебя.
Он снова поцеловал Валентину, на этот раз с томной страстью, заставившей ее затрепетать. Ни один мужчина на свете не способен пробудить в ней столь глубокие чувства. Только Видал.
Его губы коснулись ее виска, лба, полуприкрытых век. Валентина неожиданно вскинулась, глядя на него бездонными страдальческими глазами.
– Почему ты так возненавидел меня, когда вернулся из Греции? Почему был так холоден? Так жесток?
Видал прижал ее к себе.
– Потому что ревновал, – признался он таким напряженным голосом, что Валентина вздрогнула. – Ревновал к Брук Тейлору. И ко всем другим мужчинам, которых ты любила.
– Но у меня никого не было, – возразила она, бледнея. – И я не любила Брук Тейлора.
Взгляды их снова встретились, всего лишь на мгновение, пролетевшее для остального мира незаметно. Мгновение, в котором уместилась вся их жизнь.
– И после пожара ты не приехала ко мне, – тихо ответил он. – Не позвонила и не написала.
Глаза его превратились в темные колодцы нестерпимой боли. Валентина пыталась заговорить, но слов не было. Она будто стояла на краю пропасти, боясь того, что может услышать. Перепуганная и полная отчаянной надежды.
– Ты сам просил об этом в телеграмме, – робко ответила она. Но, заметив, как мука в его взгляде медленно сменилась недоумением, Валентина почувствовала, как кровь застучала в висках, а сомнения сменились уверенностью. – В твоей телеграмме говорилось, что Кариана получила сильные ожоги и что наши планы неосуществимы. Ты просил меня не звонить и не писать, потому что между нами все кончено.
Недоумение сменилось потрясающим неверием.
– Черта с два! Я сам продиктовал телеграмму Чею после того, как оказался в больнице. Там говорилось: «Жив не волнуйся скоро буду с тобой планы не изменились».
Валентина заплакала; радость и боль переплелись так тесно, что она не знала, где кончается одно и начинается другое.
– О Господи, – тихо прошептала она. – Позволь, я покажу тебе, Видал. Сейчас покажу.
Она отступила, раздвинула шторы и начала лихорадочно рыться в сумочке. Наконец, не глядя на натянутого как струна Видала, она вытащила кожаный бумажник с монограммой.
– Она там, во внутреннем карманчике. У меня так и не хватило сил ее уничтожить.
Чернила совсем не выцвели, словно телеграмма была послана только вчера. Молчание длилось и длилось, пока Валентина не поняла, что больше не выдержит. Видал медленно сложил клочок бумаги, необратимо изменивший их судьбы.
– Я никогда ее не посылал, – тихо сказал Видал.
– Знаю, – пробормотала Валентина, обнимая его. – Я поняла это с той минуты, как ты меня поцеловал.
Во всем виноват Дентон. Дентон с его ледяной целеустремленностью, решимостью добиться своего любой ценой. Валентина вздрогнула от отвращения, но тут же постаралась избавиться от омерзительных воспоминаний.
– Едем в госпиталь, – хрипло попросила она. – Александр ждет нас.
Видал сам сел за руль темно-красного «кадиллака».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114