– Я знаю, что вы недавно овдовели. Примите мои искренние соболезнования. И все-таки мы поужинаем. Поговорим о ваших картинах, планах на будущее. Приятно проведем время.
Прошло два месяца со дня смерти Паулоса. Два месяца после разлуки с Эванджелиной. С тех пор Валентина разговаривала лишь с горничными, официантами, посыльными и четырехлетним мальчиком.
– Мы встретимся пораньше, – предложил Александр Корда. – Жду вас в американском баре в семь.
Корда был известнейшим режиссером. Вечер в его обществе обещает быть интересным. Когда-нибудь все равно придется нарушить свое добровольное затворничество.
– Спасибо, мистер Корда, буду очень рада.
Она позвонила горничной и попросила посидеть с Александром на случай, если тот проснется и испугается, не найдя ее рядом. Корда был венгром, и Валентина против воли начала гадать, есть ли какое-нибудь сходство между ним и Видалом. С тех пор, как она похоронила Паулоса, на губах Валентины впервые появилось нечто вроде улыбки. На свете просто нет другого такого, как Видал. Он один-единственный.
Валентина посмотрела на большую двуспальную кровать, где мирно спал мальчик. Нет, все-таки есть еще один. Его сын.
Она нахмурилась. Когда они вернутся в Америку, нужно держаться подальше от Голливуда. Один взгляд на Александра, и Видал немедленно поймет, кто отец ребенка.
Александр Корда даже отдаленно не напоминал Видала: седые волосы, приземистая фигура, очки с толстыми стеклами в роговой оправе.
– Я счастлив видеть вас! – воскликнул он, поднося ее руку к губам и целуя с искренним почтением. – Вы волшебница, принесшая на экран неповторимое очарование.
– Но я больше четырех лет не снимаюсь, мистер Корда.
– Пожалуйста, зовите меня Алексом, – поправил тот, мгновенно поняв, почему его земляк и друг Видал Ракоши так стремился снимать именно эту женщину, забыв об остальных звездах.
Ее красота была необычной, трагической, неодолимо притягательной. Алекс отметил простоту черного платья для коктейлей и вспомнил, что Валентина овдовела всего два месяца назад. Платье было приталенным, с длинными рукавами и высоким воротником. Никаких драгоценностей, кроме обручального кольца. Однако пока они шли от бара в роскошный, освещенный хрустальными люстрами ресторан «Ривер», головы всех присутствующих поворачивались в их сторону, и за ними шлейфом стелился восхищенно-любопытный шепоток.
– Боюсь, пригласив вас на ужин, я невольно нарушил ваше уединение, – заметил Алекс, когда метрдотель, почтительно кланяясь, усадил их за лучший столик. – Завтра новость о том, что вы в Лондоне, появится во всех газетах.
Валентина улыбнулась, и в крови у Алекса вспыхнул огонь. Да, в ней сокрыто нечто гораздо более ценное, чем просто красота – неподдельное тепло и способность к сопереживанию, глубина чувств, и Корда интуитивно понял, что перед ним женщина, которая может слушать так же хорошо, как и говорить. Давать так же щедро, как и брать. Женщина, которую окружающие интересуют куда больше ее самой.
– Это не важно, – отмахнулась Валентина, когда официант протянул им переплетенное в кожу меню. – Все равно кто-нибудь рано или поздно обязательно обнаружил бы, что я здесь.
– И вы останетесь в Лондоне?
– Нет. Через три дня я уезжаю в Америку.
Алекс отложил меню и наклонился вперед, сцепив руки на столе.
– Нет, нет и нет! – воскликнул он с настойчивостью, мгновенно напомнившей ей о Видале. – Именно об этом я и хотел с вами побеседовать. Я готовлюсь снять фильм. Самый дорогой и смелый за всю мою карьеру. «Багдадский вор». К сожалению, в нем нет главной женской роли, но я хочу сейчас поговорить о картине, которую мы могли бы сделать вместе!
Валентина покачала головой. Алекс недоуменно нахмурился.
– Надеюсь, вы не решили навсегда уйти из кино?
– Нет. Теперь, когда Паулос умер, я хочу работать. Должна работать, иначе слишком много времени остается для мыслей и воспоминаний.
Алекс понимающе кивнул.
– Тогда вы просто обязаны работать здесь, в Лондоне.
– Нет. Скоро начнется война, Алекс. Я не могу оставаться в Англии.
– Однако фильмы все равно будут снимать, – яростно убеждал ее Алекс. – Фильмы, которые должны поднять патриотический дух страны, убедить народ в неизбежности победы.
Валентина снова покачала головой.
– Мне очень жаль, Алекс. Я бы очень хотела работать с вами, но нужно думать о ребенке. Здесь небезопасно.
Алекс откинулся на спинку стула. Он совершенно забыл о ее сыне.
– Возможно, – сказал он, потянувшись к меню, – если война не начнется, вы вернетесь.
– Если вы все еще будете согласны снимать меня, обязательно.
Лицо Алекса тотчас просветлело.
– Мы прекрасно сработаемся, Валентина! И сделаем потрясающие фильмы! Достойные соперничать с теми, которые ставил Ракоши.
– Конечно, – спокойно ответила она, но тут же сменила тему. – Я начну с икры, Алекс, а потом, вероятно, блинчики «Версаль».
Алекс кивнул и сделал заказ. Возможно, все к лучшему. Мерль Оберон, его невеста, вряд ли будет довольна, узнав, что он собирается ставить фильм с Валентиной, а не с ней в главной роли. Время работает на него. Он встретился с Валентиной. Она согласилась с ним работать. Необходимо отыскать достойный ее сценарий. Он будет снимать его в цвете, хотя в Англии технология цветного кино пока была дорогой и слишком трудоемкой. Так что пусть все останется как есть. Пока.
Официант принес закуски, и Алекс широко улыбнулся.
– Я не признаюсь Вивьен, что вы единственная актриса, которая могла бы составить ей серьезную конкуренцию на роль Скарлетт в «Унесенных ветром». Вы были бы неотразимы!
– Но насколько мне известно, мисс Ли сыграет эту роль лучше кого бы то ни было, – сдержанно отозвалась Валентина, пригубив вино.
– Несомненно, – уверенно заявил Алекс. – Вивьен – моя протеже. Когда я впервые увидел ее, она играла в эпизодах и участвовала в пьесе «Маска добродетели». Я занял ее в одном, потом в другом фильме, и теперь она получила самую завидную роль на все времена.
Он расплылся в улыбке, словно лишь благодаря ему Дэвид Селзник собирается снимать Вивьен Ли в роли Скарлетт О'Хара. Валентина подавила улыбку. Добродушный Алекс Корда, вне всякого сомнения, получил немалый доход за то, что разрешил Вивьен Ли сниматься у Селзника.
– Однако в таком случае выбор между вами и Вивьен стал бы нелегкой проблемой, – продолжал Алекс, насаживая на вилку гриб.
Он на минуту замолчал, в который раз задумавшись, почему Валентина после замужества решительно отказалась сниматься. Это до сих пор удивляло и сбивало с толку Голливуд. Всю Америку. Европу. И лично его, Алекса Корду. Паулос Хайретис, должно быть, необыкновенный человек, если сумел увлечь Валентину настолько, что та отказалась от всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Прошло два месяца со дня смерти Паулоса. Два месяца после разлуки с Эванджелиной. С тех пор Валентина разговаривала лишь с горничными, официантами, посыльными и четырехлетним мальчиком.
– Мы встретимся пораньше, – предложил Александр Корда. – Жду вас в американском баре в семь.
Корда был известнейшим режиссером. Вечер в его обществе обещает быть интересным. Когда-нибудь все равно придется нарушить свое добровольное затворничество.
– Спасибо, мистер Корда, буду очень рада.
Она позвонила горничной и попросила посидеть с Александром на случай, если тот проснется и испугается, не найдя ее рядом. Корда был венгром, и Валентина против воли начала гадать, есть ли какое-нибудь сходство между ним и Видалом. С тех пор, как она похоронила Паулоса, на губах Валентины впервые появилось нечто вроде улыбки. На свете просто нет другого такого, как Видал. Он один-единственный.
Валентина посмотрела на большую двуспальную кровать, где мирно спал мальчик. Нет, все-таки есть еще один. Его сын.
Она нахмурилась. Когда они вернутся в Америку, нужно держаться подальше от Голливуда. Один взгляд на Александра, и Видал немедленно поймет, кто отец ребенка.
Александр Корда даже отдаленно не напоминал Видала: седые волосы, приземистая фигура, очки с толстыми стеклами в роговой оправе.
– Я счастлив видеть вас! – воскликнул он, поднося ее руку к губам и целуя с искренним почтением. – Вы волшебница, принесшая на экран неповторимое очарование.
– Но я больше четырех лет не снимаюсь, мистер Корда.
– Пожалуйста, зовите меня Алексом, – поправил тот, мгновенно поняв, почему его земляк и друг Видал Ракоши так стремился снимать именно эту женщину, забыв об остальных звездах.
Ее красота была необычной, трагической, неодолимо притягательной. Алекс отметил простоту черного платья для коктейлей и вспомнил, что Валентина овдовела всего два месяца назад. Платье было приталенным, с длинными рукавами и высоким воротником. Никаких драгоценностей, кроме обручального кольца. Однако пока они шли от бара в роскошный, освещенный хрустальными люстрами ресторан «Ривер», головы всех присутствующих поворачивались в их сторону, и за ними шлейфом стелился восхищенно-любопытный шепоток.
– Боюсь, пригласив вас на ужин, я невольно нарушил ваше уединение, – заметил Алекс, когда метрдотель, почтительно кланяясь, усадил их за лучший столик. – Завтра новость о том, что вы в Лондоне, появится во всех газетах.
Валентина улыбнулась, и в крови у Алекса вспыхнул огонь. Да, в ней сокрыто нечто гораздо более ценное, чем просто красота – неподдельное тепло и способность к сопереживанию, глубина чувств, и Корда интуитивно понял, что перед ним женщина, которая может слушать так же хорошо, как и говорить. Давать так же щедро, как и брать. Женщина, которую окружающие интересуют куда больше ее самой.
– Это не важно, – отмахнулась Валентина, когда официант протянул им переплетенное в кожу меню. – Все равно кто-нибудь рано или поздно обязательно обнаружил бы, что я здесь.
– И вы останетесь в Лондоне?
– Нет. Через три дня я уезжаю в Америку.
Алекс отложил меню и наклонился вперед, сцепив руки на столе.
– Нет, нет и нет! – воскликнул он с настойчивостью, мгновенно напомнившей ей о Видале. – Именно об этом я и хотел с вами побеседовать. Я готовлюсь снять фильм. Самый дорогой и смелый за всю мою карьеру. «Багдадский вор». К сожалению, в нем нет главной женской роли, но я хочу сейчас поговорить о картине, которую мы могли бы сделать вместе!
Валентина покачала головой. Алекс недоуменно нахмурился.
– Надеюсь, вы не решили навсегда уйти из кино?
– Нет. Теперь, когда Паулос умер, я хочу работать. Должна работать, иначе слишком много времени остается для мыслей и воспоминаний.
Алекс понимающе кивнул.
– Тогда вы просто обязаны работать здесь, в Лондоне.
– Нет. Скоро начнется война, Алекс. Я не могу оставаться в Англии.
– Однако фильмы все равно будут снимать, – яростно убеждал ее Алекс. – Фильмы, которые должны поднять патриотический дух страны, убедить народ в неизбежности победы.
Валентина снова покачала головой.
– Мне очень жаль, Алекс. Я бы очень хотела работать с вами, но нужно думать о ребенке. Здесь небезопасно.
Алекс откинулся на спинку стула. Он совершенно забыл о ее сыне.
– Возможно, – сказал он, потянувшись к меню, – если война не начнется, вы вернетесь.
– Если вы все еще будете согласны снимать меня, обязательно.
Лицо Алекса тотчас просветлело.
– Мы прекрасно сработаемся, Валентина! И сделаем потрясающие фильмы! Достойные соперничать с теми, которые ставил Ракоши.
– Конечно, – спокойно ответила она, но тут же сменила тему. – Я начну с икры, Алекс, а потом, вероятно, блинчики «Версаль».
Алекс кивнул и сделал заказ. Возможно, все к лучшему. Мерль Оберон, его невеста, вряд ли будет довольна, узнав, что он собирается ставить фильм с Валентиной, а не с ней в главной роли. Время работает на него. Он встретился с Валентиной. Она согласилась с ним работать. Необходимо отыскать достойный ее сценарий. Он будет снимать его в цвете, хотя в Англии технология цветного кино пока была дорогой и слишком трудоемкой. Так что пусть все останется как есть. Пока.
Официант принес закуски, и Алекс широко улыбнулся.
– Я не признаюсь Вивьен, что вы единственная актриса, которая могла бы составить ей серьезную конкуренцию на роль Скарлетт в «Унесенных ветром». Вы были бы неотразимы!
– Но насколько мне известно, мисс Ли сыграет эту роль лучше кого бы то ни было, – сдержанно отозвалась Валентина, пригубив вино.
– Несомненно, – уверенно заявил Алекс. – Вивьен – моя протеже. Когда я впервые увидел ее, она играла в эпизодах и участвовала в пьесе «Маска добродетели». Я занял ее в одном, потом в другом фильме, и теперь она получила самую завидную роль на все времена.
Он расплылся в улыбке, словно лишь благодаря ему Дэвид Селзник собирается снимать Вивьен Ли в роли Скарлетт О'Хара. Валентина подавила улыбку. Добродушный Алекс Корда, вне всякого сомнения, получил немалый доход за то, что разрешил Вивьен Ли сниматься у Селзника.
– Однако в таком случае выбор между вами и Вивьен стал бы нелегкой проблемой, – продолжал Алекс, насаживая на вилку гриб.
Он на минуту замолчал, в который раз задумавшись, почему Валентина после замужества решительно отказалась сниматься. Это до сих пор удивляло и сбивало с толку Голливуд. Всю Америку. Европу. И лично его, Алекса Корду. Паулос Хайретис, должно быть, необыкновенный человек, если сумел увлечь Валентину настолько, что та отказалась от всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114