– И что же ларошельцы, господин Жерар? – вмешался Арамис, чтобы загладить неловкость, допущенную другом, и перевести разговор на другую тему.
– Они не поверили. Комендант Ла-Рошели встретил господина Ла Удиньера у верков того полуразрушенного бастиона…
– Бастиона Сен-Жерве?
– Да, да… вот именно. И заявил, что он и слышать ничего об этом не хочет.
– Вот так штука, – снова вступил в общий разговор Портос. – Получается, что Бэкингем и после смерти продолжает портить кровь господину кардиналу. Ха-ха-ха!
Офицеры во главе с Портосом расхохотались, и только офицер, названный Жераром, огляделся по сторонам и недовольно проговорил:
– Говорите тише, господа.
– Не беспокойтесь, любезный Жерар. После того как д’Артаньян получил от кардинала патент лейтенанта мушкетеров, все знают, что мы лучшие друзья его высокопреосвященства, а господин де Тревиль, наверное, считает нас тайными осведомителями кардинала, пробравшимися в его роту!
Все расхохотались еще громче, а господин де Бюзиньи, который не все понимал по-французски, но от этого веселился ничуть не меньше других, кликнул трактирщика и спросил еще бургундского.
Между тем, пока господа королевские офицеры и мушкетеры проводили таким образом время, тот, чье имя заставляло Жерара беспокойно осматриваться по сторонам, а короля Франции чувствовать себя школьником, не выучившим урока, возвращался с военного совета в свою резиденцию, расположенную в незаметном доме, стоявшем в дюнах у Каменного моста.
Кардинал, по своему обыкновению, ехал верхом, закутавшись в простой плащ, в сопровождении лишь трех человек. Двое из них были Каюзак и капитан гвардии Ла Удиньер, третьим был Рошфор.
Кардинал казался погруженным в глубокую задумчивость, и это соответствовало действительности. Мысли Ришелье были поглощены затянувшейся осадой. Как уже говорилось, воздвигая дамбу, долженствовавшую окончательно уморить голодом население Ла-Рошели, кардинал одновременно приказывал подбрасывать в осажденный город письма, подрывающие моральный дух его защитников.
Однако его усилия были сведены на нет известиями, принесенными одним из жителей Ла-Рошели, которому удалось, миновав все ловушки и капканы, расставленные осаждающими, пробраться в город прямо из Портсмута, где он видел грозный английский флот, готовый поднять паруса и в несколько дней достигнуть французских берегов.
Более того, в письме, доставленном ловким гугенотом, Бэкингем лично извещал мэра Ла-Рошели о великом союзе против Франции, который должен быть заключен со дня на день и результатом которого могло бы явиться одновременное вторжение в пределы Франции английских, австрийских и испанских войск.
Письмо публично читалось на всех площадях, а недовольные, пытавшиеся от голода бунтовать, были по приказу мэра вздернуты на главной площади Ла-Рошели.
Стратегическим планам кардинала к тому же изрядно мешали раздоры маршалов, Бассомпьера и Шомберга, с герцогом Ангулемским, которые его высокопреосвященству, отвечавшему за все, приходилось постоянно улаживать.
Сегодня был пойман очередной гонец, посланный ларошельцами к Бэкингему. С ним поступили, как и со всеми предыдущими, – повесили под частую барабанную дробь.
Наблюдая церемонию повешения в обществе монарха, что уже стало милой традицией, кардинал поймал себя на мысли, что после всех понесенных потерь ларошельцы неминуемо поступили бы точно так же, доведись им захватить в плен шпиона из лагеря королевских войск. Эта мысль засела в его мозгу, заставила вновь и вновь возвращаться к ней.
– Послушайте, Рошфор, – проговорил кардинал, полуобернувшись к своему ближайшему спутнику, почтительно державшемуся несколько позади.
Тот немедленно пришпорил своего коня и поравнялся с кардиналом.
– Да, ваше высокопреосвященство, – отозвался он.
– Не кажется ли вам, что наши усилия будут вознаграждены и город сдастся немедленно, если его защитники поверят наконец, что помощь англичан не придет?
– Без сомнения, ваше высокопреосвященство.
– Не так ли? – с усмешкой протянул кардинал. Неожиданно он переменил тему: – Вы, наверное, еще не успели забыть шевалье д’Артаньяна?
– Того самого, которого вы, ваше высокопреосвященство, соизволили недавно наградить патентом лейтенанта мушкетеров?
– У вас хорошая память, Рошфор, – отвечал кардинал, все так же странно усмехаясь. – Вы удачно выразились – «соизволил наградить». Именно – соизволил. Он, конечно, храбрец – этот д’Артаньян. Но такой чин ко многому обязывает, не правда ли?
– Совершенно верно, ваше высокопреосвященство, – ответил Рошфор, теряясь в догадках, куда клонит его покровитель, всесильный министр, наводящий страх на всю Европу.
А кардинал тем временем вновь погрузился в свои мысли, пытаясь разобраться в том, что же происходит с ним.
При мысли об этом молодом гасконце Ришелье испытывал сложное чувство раздражения, почти злобы, но злобы, смешанной с восхищением. Его высокопреосвященство не мог отказать в незаурядности нашему герою – д’Артаньян обладал умом и храбростью. Но сами по себе эти качества, достойные всяческого уважения, встречались в окружавших кардинала людях не столь уж редко. Д’Артаньян же, помимо всего прочего, был открыт и благороден, кардинал видел, что юноша чист сердцем, и именно это привлекало его больше всего. Такое сочетание, достаточно редкое даже в те отдаленные дни, почти перевелось в людях в наше развращенное время.
И все же его высокопреосвященство не мог отделаться и от чувства острой досады, которую неизменно вызывало у него гордое и независимое поведение юноши. Этот гасконец из захудалого рода провинциальных дворян дерзнул бросить вызов ему – могущественному первому министру – человеку Франции. И вышел целым и невредимым из всех передряг.
Следует признать, что кардинал был сильно уязвлен делом с алмазными подвесками – ведь здесь была замешана женщина, которая отвергла его любовь. И если бы не зловещий характер миледи, заставлявший герцога Ришелье опасаться своей сообщницы до такой степени, что он испытал облегчение, узнав о ее казни, судьба д’Артаньяна могла бы быть другой.
Кардиналу все время казалось, что их отношения с гасконцем остались невыясненными до конца: ему хотелось подвергнуть д’Артаньяна какому-нибудь грозному испытанию, возможно, смертельно опасному. И если бы гасконцу вновь удалось уцелеть, у его высокопреосвященства был бы прекрасный повод произнести со вздохом облегчения: «Ну что же, это – судьба!» – и оставить в покое нашего героя. Его высокопреосвященство хотел испытать звезду д’Артаньяна еще раз.
– Поскольку ларошельцы не верят сообщениям о гибели их могущественного союзника, полагая в этом нашу военную хитрость, надо уверить их в обратном с помощью того, кому они поверят, – вновь заговорил кардинал, обращаясь к Рошфору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121