– Я хочу представить вам одного достойного дворянина, который, рискуя жизнью, доставил в Париж предложения испанского правительства, касающиеся одной весьма важной и деликатной проблемы.
– Мы уже как-то раз встречались с шевалье, – с чуть заметной улыбкой заметил человек в черном камзоле, впервые нарушив молчание.
Он был невысок ростом, быстрый взгляд его черных умных глаз, устремленный на Арамиса, казался одновременно приязненным и колючим.
– К сожалению, я не имел такой чести, – спокойно отвечал Арамис.
– Вы ошибаетесь, сударь. Вспомните того нищего, который доставил вам письмо из Тура. Вы тогда собирались идти сражаться под Ла-Рошель.
– Ах! – вскричал Арамис, густо покраснев. – Теперь я вспоминаю вас, сударь. Вы выложили передо мной на столе сто пятьдесят двойных пистолей…
– …А вы даже не взглянули на них, углубившись в чтение письма, которое вам вручил нищий оборванец. Видимо, все дело было в обратном адресе, – улыбнувшись, добавил дворянин.
– Значит, вы и есть тот самый граф и испанский гранд!
– Мое имя – дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса.
– Надеюсь, вы извините мне, дон Алонсо, мою тогдашнюю невнимательность, вызванную получением так долго ожидаемых известий от… от Мари Мишон. Ваш уход был столь быстр и незаметен, что я, право, не успел…
– Не стоит вспоминать об этом, кабальеро, – перебил его испанец, все так же улыбаясь. – Это совершенно естественно.
– Зато теперь, – тихо проговорил иезуит, все это время внимательно наблюдавший за беседой, – вам предоставляется возможность оказать ответную услугу дону Алонсо.
– Когда я должен отправиться в Тур? – спросил Арамис, скрывая свое нетерпение.
– Очень скоро. Дело не терпит отлагательства, – спокойно ответил иезуит, как бы оттеняя своим голосом излишнюю горячность Арамиса и желая намекнуть ему, что он не вполне владеет собой.
Арамис почувствовал это и постарался надеть на лицо такую же непроницаемую маску.
– Дело заключается в том, что дон Алонсо имеет при себе письмо, написанное министром испанского короля. Его надлежит доставить нераспечатанным в Тур известной вам особе. Дон Алонсо не может пуститься в путь сам, так как, по понятным причинам, рискует значительно больше, чем вы. Удача уже то, что ему удалось добраться до Парижа, и мы все будем благодарить Бога, если ему так же счастливо удастся вернуться в Брюссель, откуда он прибыл. К сожалению, дона Алонсо уже слишком хорошо знают в лицо осведомители кардинала. Поручение опасное, как вы понимаете и сами, поскольку за домом и каждым шагом известной вам особы ведется наблюдение. Я доверяю вашему уму и вашей отваге, всецело полагаясь на вашу изобретательность, – доставьте письмо адресату.
– Должен ли я дождаться ответа? – спросил Арамис, втайне надеясь на согласие.
– Будет лучше, если герцогиня прочтет письмо при вас и назовет вам способ, которым герцог Роган поддерживает связь с нею. Вы видите – вам доверяют.
Арамис молча поклонился.
– Она вольна решать сама – отвечать ли письменно, а значит, подвергать вас дополнительной опасности на обратном пути, или передать вам все, что она найдет нужным сказать, в устной форме, – продолжал иезуит все тем же бесстрастным и тихим тоном. – Если все будет так, как хотим того мы, к герцогу Рогану отправится другой связной, чтобы не подвергать вас смертельной опасности во второй раз, почти без шансов на удачу. Не следует возлагать надежд на случай. Что удалось однажды – вряд ли удастся снова.
– Должен ли я уничтожить письмо при малейшем подозрении, что оно может попасть в чужие руки? Ведь подозрения иногда оправдываются.
– Уничтожьте непременно. Даже если это будет стоить вам жизни.
– Но… если мне все же удастся добраться до… адресата, но уже без письма?! – воскликнул Арамис.
– На этот случай я даю вам следующие инструкции. Вам доверяют, сын мой, – снова многозначительно произнес иезуит, оттенив последние слова. – Вы назовете имя дона Алонсо и скажете, что Испания готова поддержать герцога де Рогана и его людей, оказав любую разумную денежную помощь, если он будет продолжать борьбу против кардинала. В случае продолжения активного сопротивления министр короля Филиппа берет на себя обязательство в течение трех месяцев подготовить к началу военных действий на юге армию в двадцать – двадцать пять тысяч человек, которая окажет Рогану прямую военную поддержку.
– Что министр короля Филиппа требует от де Рогана взамен? – спросил Арамис, переводя взгляд на испанца.
– Ничего, – глухо отвечал иезуит. Испанец хранил молчание.
– Ничего? – переспросил Арамис.
– Ничего, – снова повторил иезуит еще приглушеннее. В комнате воцарилась тишина.
– Это все, что я должен знать? – спросил Арамис.
– Этого достаточно, чтобы четвертовать вас, если вы попадете в руки людей кардинала. Не возвращайтесь к себе домой. Вот деньги на дорогу. Внизу вам подадут коня.
Арамис поклонился снова. Так как иезуит хранил молчание, мушкетер готов был уйти, но неожиданно был остановлен знаком настоятеля.
– Орден всюду имеет верных людей. Чтобы увеличить вероятность успеха, примите от меня вот это.
С этими словами иезуит снял с груди маленький золотой крестик и надел его на Арамиса. На обратной стороне распятия были выгравированы четыре буквы: A.M.D.G.
– Сразу же по приезде в Тур отыщите лавку булочника Люпона на улице Скорняков. Покажите хозяину этот крест, – проговорил иезуит. – Теперь все.
Глава двадцать третья
Кавалер де Рошфор
В то время, когда Арамис под покровом ночи путешествовал по ночному Парижу, оставляя с носом соглядатаев кардинала, в те минуты, когда он был посвящаем в государственные тайны, прикосновение коих бывает так гибельно для человека, тайны, грозящие ему четвертованием, словом, в то время, когда Арамис вел активный образ жизни, все мирные парижские обыватели спали.
Спал и д’Артаньян. Лег он рано, а проснулся поздно; проснувшись же, кликнул Жемблу, с недавнего времени заменившего Планше, и приказал подать воды для умывания.
Покончив с утренним туалетом, д’Артаньян оделся, лихо заломил свою шляпу, прицепил шпагу и отправился в казармы. Посвятив некоторое время своим служебным обязанностям, он отправился в Лувр, так как там сейчас несли караул мушкетеры его роты.
Первым человеком, которого он повстречал в Лувре, был Рошфор.
– Вот те на, да это же господин д’Артаньян, собственной персоной, – криво улыбнувшись, сказал Рошфор.
– Ба! Да это сам неуловимый шевалье де Рошфор! – в тон ему отвечал д’Артаньян.
– Почему же неуловимый?
– Потому что после того, как вы науськали на меня чернь и похитили у меня рекомендательное письмо к господину де Тревилю в Менге, я никак не мог повстречать вас для разговора по душам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Мы уже как-то раз встречались с шевалье, – с чуть заметной улыбкой заметил человек в черном камзоле, впервые нарушив молчание.
Он был невысок ростом, быстрый взгляд его черных умных глаз, устремленный на Арамиса, казался одновременно приязненным и колючим.
– К сожалению, я не имел такой чести, – спокойно отвечал Арамис.
– Вы ошибаетесь, сударь. Вспомните того нищего, который доставил вам письмо из Тура. Вы тогда собирались идти сражаться под Ла-Рошель.
– Ах! – вскричал Арамис, густо покраснев. – Теперь я вспоминаю вас, сударь. Вы выложили передо мной на столе сто пятьдесят двойных пистолей…
– …А вы даже не взглянули на них, углубившись в чтение письма, которое вам вручил нищий оборванец. Видимо, все дело было в обратном адресе, – улыбнувшись, добавил дворянин.
– Значит, вы и есть тот самый граф и испанский гранд!
– Мое имя – дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса.
– Надеюсь, вы извините мне, дон Алонсо, мою тогдашнюю невнимательность, вызванную получением так долго ожидаемых известий от… от Мари Мишон. Ваш уход был столь быстр и незаметен, что я, право, не успел…
– Не стоит вспоминать об этом, кабальеро, – перебил его испанец, все так же улыбаясь. – Это совершенно естественно.
– Зато теперь, – тихо проговорил иезуит, все это время внимательно наблюдавший за беседой, – вам предоставляется возможность оказать ответную услугу дону Алонсо.
– Когда я должен отправиться в Тур? – спросил Арамис, скрывая свое нетерпение.
– Очень скоро. Дело не терпит отлагательства, – спокойно ответил иезуит, как бы оттеняя своим голосом излишнюю горячность Арамиса и желая намекнуть ему, что он не вполне владеет собой.
Арамис почувствовал это и постарался надеть на лицо такую же непроницаемую маску.
– Дело заключается в том, что дон Алонсо имеет при себе письмо, написанное министром испанского короля. Его надлежит доставить нераспечатанным в Тур известной вам особе. Дон Алонсо не может пуститься в путь сам, так как, по понятным причинам, рискует значительно больше, чем вы. Удача уже то, что ему удалось добраться до Парижа, и мы все будем благодарить Бога, если ему так же счастливо удастся вернуться в Брюссель, откуда он прибыл. К сожалению, дона Алонсо уже слишком хорошо знают в лицо осведомители кардинала. Поручение опасное, как вы понимаете и сами, поскольку за домом и каждым шагом известной вам особы ведется наблюдение. Я доверяю вашему уму и вашей отваге, всецело полагаясь на вашу изобретательность, – доставьте письмо адресату.
– Должен ли я дождаться ответа? – спросил Арамис, втайне надеясь на согласие.
– Будет лучше, если герцогиня прочтет письмо при вас и назовет вам способ, которым герцог Роган поддерживает связь с нею. Вы видите – вам доверяют.
Арамис молча поклонился.
– Она вольна решать сама – отвечать ли письменно, а значит, подвергать вас дополнительной опасности на обратном пути, или передать вам все, что она найдет нужным сказать, в устной форме, – продолжал иезуит все тем же бесстрастным и тихим тоном. – Если все будет так, как хотим того мы, к герцогу Рогану отправится другой связной, чтобы не подвергать вас смертельной опасности во второй раз, почти без шансов на удачу. Не следует возлагать надежд на случай. Что удалось однажды – вряд ли удастся снова.
– Должен ли я уничтожить письмо при малейшем подозрении, что оно может попасть в чужие руки? Ведь подозрения иногда оправдываются.
– Уничтожьте непременно. Даже если это будет стоить вам жизни.
– Но… если мне все же удастся добраться до… адресата, но уже без письма?! – воскликнул Арамис.
– На этот случай я даю вам следующие инструкции. Вам доверяют, сын мой, – снова многозначительно произнес иезуит, оттенив последние слова. – Вы назовете имя дона Алонсо и скажете, что Испания готова поддержать герцога де Рогана и его людей, оказав любую разумную денежную помощь, если он будет продолжать борьбу против кардинала. В случае продолжения активного сопротивления министр короля Филиппа берет на себя обязательство в течение трех месяцев подготовить к началу военных действий на юге армию в двадцать – двадцать пять тысяч человек, которая окажет Рогану прямую военную поддержку.
– Что министр короля Филиппа требует от де Рогана взамен? – спросил Арамис, переводя взгляд на испанца.
– Ничего, – глухо отвечал иезуит. Испанец хранил молчание.
– Ничего? – переспросил Арамис.
– Ничего, – снова повторил иезуит еще приглушеннее. В комнате воцарилась тишина.
– Это все, что я должен знать? – спросил Арамис.
– Этого достаточно, чтобы четвертовать вас, если вы попадете в руки людей кардинала. Не возвращайтесь к себе домой. Вот деньги на дорогу. Внизу вам подадут коня.
Арамис поклонился снова. Так как иезуит хранил молчание, мушкетер готов был уйти, но неожиданно был остановлен знаком настоятеля.
– Орден всюду имеет верных людей. Чтобы увеличить вероятность успеха, примите от меня вот это.
С этими словами иезуит снял с груди маленький золотой крестик и надел его на Арамиса. На обратной стороне распятия были выгравированы четыре буквы: A.M.D.G.
– Сразу же по приезде в Тур отыщите лавку булочника Люпона на улице Скорняков. Покажите хозяину этот крест, – проговорил иезуит. – Теперь все.
Глава двадцать третья
Кавалер де Рошфор
В то время, когда Арамис под покровом ночи путешествовал по ночному Парижу, оставляя с носом соглядатаев кардинала, в те минуты, когда он был посвящаем в государственные тайны, прикосновение коих бывает так гибельно для человека, тайны, грозящие ему четвертованием, словом, в то время, когда Арамис вел активный образ жизни, все мирные парижские обыватели спали.
Спал и д’Артаньян. Лег он рано, а проснулся поздно; проснувшись же, кликнул Жемблу, с недавнего времени заменившего Планше, и приказал подать воды для умывания.
Покончив с утренним туалетом, д’Артаньян оделся, лихо заломил свою шляпу, прицепил шпагу и отправился в казармы. Посвятив некоторое время своим служебным обязанностям, он отправился в Лувр, так как там сейчас несли караул мушкетеры его роты.
Первым человеком, которого он повстречал в Лувре, был Рошфор.
– Вот те на, да это же господин д’Артаньян, собственной персоной, – криво улыбнувшись, сказал Рошфор.
– Ба! Да это сам неуловимый шевалье де Рошфор! – в тон ему отвечал д’Артаньян.
– Почему же неуловимый?
– Потому что после того, как вы науськали на меня чернь и похитили у меня рекомендательное письмо к господину де Тревилю в Менге, я никак не мог повстречать вас для разговора по душам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121