Все мы, подобранные в открытом море, находились в жалком состоянии, когда ступили на борт голландца.
Планше перевел дух и чуточку помолчал.
– Кстати говоря, сударь. Теперь я знаю разгадку тайны «летучих голландцев».
– «Летучих голландцев», Планше?
– Ну да, сударь! Так называют брошенные экипажем корабли, которые иногда встречаются в море. К ним подходят поближе, взбираются на борт, обыскивают весь корабль от киля до клотика и…
– И что же?
– Не находят ни одной живой души! В то же время в камбузе еще не остыл обед для всей команды, а по палубе с жалобным воем бегает собака боцмана.
– Теперь я понял, что ты подразумеваешь под «летучими голландцами». Но куда же, черт побери, подевались все люди?!
– Плавание на судне голландской торговой компании открыло мне глаза на эту загадку, сударь. Они все попрыгали с рей!
– Попрыгали с рей?!
– Ну, конечно, сударь. А кто не потонул с первого… или, или, скажем, с третьего раза и захотел прыгнуть в четвертый, чтобы в его честь выпалили из пушки, тот пошел ко дну наверняка. Силы-то уже не те, сударь. Мне представляется так, что экипаж этих «летучих голландцев», наверное, больше чем наполовину состоял из новичков, которые должны были пройти обряд «морского крещения». Вот они и попрыгали за борт.
– А остальные, Планше? Ты забываешь о тех, кто остался на борту.
– Это тоже просто, сударь. Оставшиеся, увидев, что те тонут, бросились их спасать и потонули вместе с ними. Ноша оказалась чересчур велика. Вот поэтому-то, сударь, в морях попадаются только «летучие голландцы», а вот «летучего француза», к примеру, не встретишь ни одного.
Видя, однако, что мушкетер не до конца убежден его доводами, Планше счел за лучшее продолжить свой рассказ:
– Итак, сударь, кое-как мы пережили «морское крещение», но тут вскоре случилась другая напасть.
– Что же стряслось на этот раз, Планше?
– Штиль, сударь. Мертвый штиль. Эта штука похуже, чем все прыжки с рей и вымогательство денег. Представьте себе, сударь, адскую жару, которая, должно быть, стоит только в самом центре пекла, о котором так любят порассуждать в своих проповедях приходские священники и бедняга Базен. Жара такая, что хочется выпрыгнуть из своей шкуры, сударь, в надежде, что мясо и кости тогда смогут слегка проветриться. Но не тут-то было. Ни малейшего ветерка, паруса висят, как негодные тряпки, на небе – ни облачка. И тогда капитан объявляет, что, если штиль продержится еще неделю, у нас закончится запас пресной воды, и урезает дневную норму до кружки на человека. Вот это, сударь, я вам скажу, испытание.
У многих начались видения. Им казалось, что мы плывем по океану из шампанских вин или хотя бы пресной воды. Кто-то видел землю и порывался спустить шлюпку, чтобы дойти до берега на веслах. К счастью, штиль окончился так же внезапно, как начался, а не то все посходили бы с ума от жажды и капитану пришлось бы подавлять бунт сумасшедших.
Ветер задувал все крепче, и мы, подняв все паруса, устремились к цели.
Прошло совсем немного времени, и паруса пришлось убирать. Поднялась буря. Корабль качало и валило то на один бок, то на другой, и меня опять одолела эта проклятая болезнь. По-моему, она так и не оставляла меня до самого конца нашего плавания. По этой причине больше ничего интересного про наше путешествие в Новый Свет я рассказать не могу, сударь.
Когда выяснилось, что нам с Гримо не миновать знакомства с этим самым Новым Светом, так как никто ради нас, конечно, не собирался поворачивать назад и возвращаться в Европу, мы принялись расспрашивать господина Эвелина о тамошней жизни. Он был единственным французом на всем корабле, если, конечно, можно считать французом человека, рожденного бретонкой.
Но, как вы понимаете, сударь, выбирать не приходилось, и мы старались как можно лучше подготовиться к встрече с этим загадочным Новым Светом, который является весьма привлекательным местом для всякого рода авантюристов и жуликов, а для честного пикардийца – пугалом пострашнее женитьбы на старшей дочке сельского пономаря.
Господин Эвелин, добрая душа, сообщил нам немало полезного о своем житье-бытье в этих забытых Богом и порядочными людьми местах.
Я догадался, что они, вместе с почтенным шкипером потонувшей посудины, пиратствовали в Карибском море и, видимо, были не прочь проведать старых друзей, раз уж представился такой случай. У нас же с Гримо, честно признаюсь вам, сударь, уже поджилки со страху тряслись от одной только мысли, что нас везут в такие дикие места. К тому же среди матросов немало было разговоров про индейцев, которые едят белых христиан примерно с таким же удовольствием, как мы – прожаренную индейку.
Итак, сударь, нас привезли на остров Тортуга, что в переводе с испанского означает «черепаха». Гавань показалась мне удобной и красивой. Там почти нет океанского прибоя и можно плавать около берега, не опасаясь акул. Повсюду росли пальмы, сандаловое дерево и много всяких других, названий которых мы не знали, а если нам и сказали, как они называются, то все равно сейчас я уже все позабыл.
Я очень опасался, что нас с Гримо сразу по прибытии продадут в рабство к богатым плантаторам, которые живут в селении Кайон, так как у нас совершенно нет денег. Однако оказалось, что в этом климате можно довольно долго протянуть и без малейшего признака ливров, луидоров, су и денье. Вообще без денег, сударь.
Просто чудесно! На острове столько всяких плодов, которые можно просто сорвать с дерева, и никто вам слова не скажет, потому что они там растут, как трава, и не принадлежат никому. Спать же там можно под открытым небом, потому что было очень тепло, когда мы сошли на берег.
Мы с Гримо налегали на ананасы и плоды акажу. На берегу всегда можно было наловить морских и речных крабов, а в лесу бегают дикие свиньи. Многие на Тортуге промышляют рыбной ловлей.
Капитан Ван Вейде в первый же день отправился в западную часть острова, называемую Ла Монтань, собираясь разыскивать старых друзей. Эвелин сопровождал его, поэтому мы с Гримо остались предоставленными самим себе.
Переночевав под звездным небом, на следующий день мы отправились в селение в надежде разузнать что-нибудь полезное для себя. Многие из колонистов оказались нашими соотечественниками, хотя, сударь, компания там весьма разношерстная, можно сказать, – сброд со всего света. Один охотник по имени Жан-Люк, выслушав нашу историю, посоветовал нам при первой возможности переправиться на остров Сен-Кристофер, где, по его словам, находилась сильная французская колония, и обратиться к губернатору. Губернатор колонии является и ее военачальником. Этот Жан-Люк советовал нам просить губернатора отправить нас во Францию с первым же кораблем.
Мы решили последовать этому совету, который показался нам вполне разумным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Планше перевел дух и чуточку помолчал.
– Кстати говоря, сударь. Теперь я знаю разгадку тайны «летучих голландцев».
– «Летучих голландцев», Планше?
– Ну да, сударь! Так называют брошенные экипажем корабли, которые иногда встречаются в море. К ним подходят поближе, взбираются на борт, обыскивают весь корабль от киля до клотика и…
– И что же?
– Не находят ни одной живой души! В то же время в камбузе еще не остыл обед для всей команды, а по палубе с жалобным воем бегает собака боцмана.
– Теперь я понял, что ты подразумеваешь под «летучими голландцами». Но куда же, черт побери, подевались все люди?!
– Плавание на судне голландской торговой компании открыло мне глаза на эту загадку, сударь. Они все попрыгали с рей!
– Попрыгали с рей?!
– Ну, конечно, сударь. А кто не потонул с первого… или, или, скажем, с третьего раза и захотел прыгнуть в четвертый, чтобы в его честь выпалили из пушки, тот пошел ко дну наверняка. Силы-то уже не те, сударь. Мне представляется так, что экипаж этих «летучих голландцев», наверное, больше чем наполовину состоял из новичков, которые должны были пройти обряд «морского крещения». Вот они и попрыгали за борт.
– А остальные, Планше? Ты забываешь о тех, кто остался на борту.
– Это тоже просто, сударь. Оставшиеся, увидев, что те тонут, бросились их спасать и потонули вместе с ними. Ноша оказалась чересчур велика. Вот поэтому-то, сударь, в морях попадаются только «летучие голландцы», а вот «летучего француза», к примеру, не встретишь ни одного.
Видя, однако, что мушкетер не до конца убежден его доводами, Планше счел за лучшее продолжить свой рассказ:
– Итак, сударь, кое-как мы пережили «морское крещение», но тут вскоре случилась другая напасть.
– Что же стряслось на этот раз, Планше?
– Штиль, сударь. Мертвый штиль. Эта штука похуже, чем все прыжки с рей и вымогательство денег. Представьте себе, сударь, адскую жару, которая, должно быть, стоит только в самом центре пекла, о котором так любят порассуждать в своих проповедях приходские священники и бедняга Базен. Жара такая, что хочется выпрыгнуть из своей шкуры, сударь, в надежде, что мясо и кости тогда смогут слегка проветриться. Но не тут-то было. Ни малейшего ветерка, паруса висят, как негодные тряпки, на небе – ни облачка. И тогда капитан объявляет, что, если штиль продержится еще неделю, у нас закончится запас пресной воды, и урезает дневную норму до кружки на человека. Вот это, сударь, я вам скажу, испытание.
У многих начались видения. Им казалось, что мы плывем по океану из шампанских вин или хотя бы пресной воды. Кто-то видел землю и порывался спустить шлюпку, чтобы дойти до берега на веслах. К счастью, штиль окончился так же внезапно, как начался, а не то все посходили бы с ума от жажды и капитану пришлось бы подавлять бунт сумасшедших.
Ветер задувал все крепче, и мы, подняв все паруса, устремились к цели.
Прошло совсем немного времени, и паруса пришлось убирать. Поднялась буря. Корабль качало и валило то на один бок, то на другой, и меня опять одолела эта проклятая болезнь. По-моему, она так и не оставляла меня до самого конца нашего плавания. По этой причине больше ничего интересного про наше путешествие в Новый Свет я рассказать не могу, сударь.
Когда выяснилось, что нам с Гримо не миновать знакомства с этим самым Новым Светом, так как никто ради нас, конечно, не собирался поворачивать назад и возвращаться в Европу, мы принялись расспрашивать господина Эвелина о тамошней жизни. Он был единственным французом на всем корабле, если, конечно, можно считать французом человека, рожденного бретонкой.
Но, как вы понимаете, сударь, выбирать не приходилось, и мы старались как можно лучше подготовиться к встрече с этим загадочным Новым Светом, который является весьма привлекательным местом для всякого рода авантюристов и жуликов, а для честного пикардийца – пугалом пострашнее женитьбы на старшей дочке сельского пономаря.
Господин Эвелин, добрая душа, сообщил нам немало полезного о своем житье-бытье в этих забытых Богом и порядочными людьми местах.
Я догадался, что они, вместе с почтенным шкипером потонувшей посудины, пиратствовали в Карибском море и, видимо, были не прочь проведать старых друзей, раз уж представился такой случай. У нас же с Гримо, честно признаюсь вам, сударь, уже поджилки со страху тряслись от одной только мысли, что нас везут в такие дикие места. К тому же среди матросов немало было разговоров про индейцев, которые едят белых христиан примерно с таким же удовольствием, как мы – прожаренную индейку.
Итак, сударь, нас привезли на остров Тортуга, что в переводе с испанского означает «черепаха». Гавань показалась мне удобной и красивой. Там почти нет океанского прибоя и можно плавать около берега, не опасаясь акул. Повсюду росли пальмы, сандаловое дерево и много всяких других, названий которых мы не знали, а если нам и сказали, как они называются, то все равно сейчас я уже все позабыл.
Я очень опасался, что нас с Гримо сразу по прибытии продадут в рабство к богатым плантаторам, которые живут в селении Кайон, так как у нас совершенно нет денег. Однако оказалось, что в этом климате можно довольно долго протянуть и без малейшего признака ливров, луидоров, су и денье. Вообще без денег, сударь.
Просто чудесно! На острове столько всяких плодов, которые можно просто сорвать с дерева, и никто вам слова не скажет, потому что они там растут, как трава, и не принадлежат никому. Спать же там можно под открытым небом, потому что было очень тепло, когда мы сошли на берег.
Мы с Гримо налегали на ананасы и плоды акажу. На берегу всегда можно было наловить морских и речных крабов, а в лесу бегают дикие свиньи. Многие на Тортуге промышляют рыбной ловлей.
Капитан Ван Вейде в первый же день отправился в западную часть острова, называемую Ла Монтань, собираясь разыскивать старых друзей. Эвелин сопровождал его, поэтому мы с Гримо остались предоставленными самим себе.
Переночевав под звездным небом, на следующий день мы отправились в селение в надежде разузнать что-нибудь полезное для себя. Многие из колонистов оказались нашими соотечественниками, хотя, сударь, компания там весьма разношерстная, можно сказать, – сброд со всего света. Один охотник по имени Жан-Люк, выслушав нашу историю, посоветовал нам при первой возможности переправиться на остров Сен-Кристофер, где, по его словам, находилась сильная французская колония, и обратиться к губернатору. Губернатор колонии является и ее военачальником. Этот Жан-Люк советовал нам просить губернатора отправить нас во Францию с первым же кораблем.
Мы решили последовать этому совету, который показался нам вполне разумным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121