У меня и ваши фотографии есть. Вы тоже здесь жить будете?
— Наездами-с, — с легким поклоном ответствовал Белозеров и шаркнул ножкой. Восторженная публика — это была его стихия, и он почувствовал себя на коне.
— Вы только не уходите, я сейчас! — крикнула соседка и пулей вылетела из кухни. Из коридора послышался топот ее нелегких ножек, стук пудовых ручек в двери и звонкий, восторженный голосок:
— Олежка, Галка, выдьте на кухню, не пожалеете! Тут такое, такое!
— Кавалерист-девица, — заметил Белозеров. — Интересно, она дворник, истопник или супруга?
Исполинская девушка вновь появилась на кухне, таща одной рукой уже известную Тане экзотическую даму в пончо, а другой — растрепанного рыжебородого мужчину лет сорока в майке и тренировочных штанах.
— Вот! — выдохнула она. — Знакомьтесь, ребята. Это Ларина и Белозеров, артисты знаменитые, они у нас жить будут, представляете, в Козлихиной комнате!
— Однако, — разводя руками, сказал бородач. — Прямо феноменология духа!
Дама в пончо приблизилась к Тане и протянула узкую ладошку.
— Галина Шапиро, — представилась она все тем же индифферентным тоном.
— Татьяна Ларина, — сказала Таня в ответ. — Зовите меня просто Таней.
— Сергей Белозеров, — в пандан ей представился Белозеров, пожимая руку бородачу. — Для друзей — просто Серж.
— Олег Пятаков, — назвался бородач и обхватил объемистую талию громадной девицы. — А это Светлана, моя жена.
— Вы дворник или истопник? — поинтересовался Белозеров.
— Я русский религиозный философ, — с гордостью ответил бородач. — Истопником у нас Светка работает.
— А еще, как мне сказали, здесь дворник проживает, — продолжил Белозеров, выжидательно глядя на даму в пончо. Та лишь томно повела плечами.
— Варлама нет сейчас, — ответила за нее Светлана. — Он в ресторане лабает. Группа «Ночной улет».
— Варлам — музыкант, — пояснила молчавшая доселе Галина Шапиро. — Работает в стиле «хард-рок». А ресторан — это так, деньги нужны на аппаратуру и вообще на жизнь. К тому же ребята отрабатывают технику, сыгрываются. А под занавес, когда посетители уже все пьяные и им все равно, дают две-три своих вещи.
— Надо же, — сказал Белозеров. — Как он только все успевает. И своя группа, и ресторан, и двор подметать.
— Дворником он только числится, для прописки, — едисходительно пояснила Галина Шапиро. — Нас с Варламом выжили из Улан-Удэ самым возмутительным образом. Он такой же дворник, как Татьяна Ларина бухгалтер.
«Ишь ты, запомнила, — подумала Таня. — С ней надо ухо востро».
— В нашей кодле друг от друга секретов нет, — словно прочел ее мысли Олег Пятаков. — Все в открытую. За Варлама работает и его зарплату получает некая Козлиха вреднющая и жадная баба. Она раньше здесь жила, но на радость всем нам, выбила у управдомши привратниц кую и отъехала туда.
— А вот и чай! — крикнула Света. — Идемте чай пить. Пока они разговаривали, она успела выдвинуть на центр кухни стол, расставить стулья и табуретки, накрыть новой клеенкой, поставить чашки, сахар, варенье.
— Шустрая она у нас, — ласково заметил Олег. — Пойдемте, действительно. Что стоя-то беседовать? Сюда бы еще покрепче чего...
Он выразительно посмотрел на жену. Света резко тряхнула головой. Тогда он перенес взор на мадам Шапиро. Та пожала плечами и удалилась.
— Вот я лично уволен с философского факультета за философию, — продолжил Олег, усевшись за стол и усадив по обе руки от себя Таню и Белозерова. — Бывшей женою изгнан из семьи. Работал в паровой котельной, где и познакомился со Светочкой. Оттуда меня тоже изгнали.
— И тоже за философию? — поинтересовался Белозеров.
— За пьянку его изгнали, — звонко ответила Света. — А я, дура, подобрала.
Пятаков укоризненно посмотрел на жену.
— Так вы, стало быть, диссидент? — полюбопытствовал Белозеров.
— Прямой критикой режима я не занимаюсь, — охотно пояснил Пятаков. — Однако же мои труды неопровержимо доказывают как несостоятельность марксизма, а тем более ленинизма, так и полную неорганичность коммунистической идеи и коммунистического способа правления для русского менталитета, а следовательно их обреченность...
— Ну вот, опять завел шарманку, — поморщилась Света. — Дай людям спокойно чайку попить.
Бесшумно появилась Галина и вручила Пятакову непонятую бутылку с золотистой этикеткой. Он по-хозяйски подбросил ее в руке, содрал фольгу и ногтем ловко отковырнул пробку.
— «Канн», — сказал он удовлетворенно. — Золотой кубинский ром. Гадость, между нами говоря, но приход дает. Светуля, нам бы стопочки.
Света молча полезла в буфет и достала несколько красноватых пластмассовых стаканчиков.
— Ну-с, со знакомством! — сказал Пятаков, разливая оом. Себе он налил полную, Галине тоже, Свете половину и выжидательно посмотрел на Белозерова с Таней.
— Мне половинку, — сказал Белозеров.
— И мне, — сказала Таня.
— Ладно, нам больше достанется. Эх, понеслась! Он залпом выглушил стопку. Остальные пригубили и поставили. Галина продолжала держать свой стаканчик в руках, прихлебывая мелкими глоточками.
— А может, чего солененького под это дело, а? — спросил Пятаков, глядя на Таню.
— Нет, спасибо, — сказала она.
Но Света уже доставала из холодильника колбасу, какие-то банки, шуршала оберточной бумагой, звякала тарелками, ножами. Вторая пошла уже под соответственную закусочку, и сделалось тепло и весело. Откуда-то взялась гитара, еще одна бутылка... Заполночь явился Варлам Шапиро — кудрявый, с тонкими чертами лица, похожий на Иисуса Христа и немножечко на верблюда. С собой он притащил большую хозяйственную сумку — сегодняшний гонорар музыкантам заплатили натурой. Света отправилась спать, а остальные перекочевали в комнату Шапиро, заклеенную плакатами с изображениями рок-звезд и завешанную восточными ткаными картинками, которые Галина называла тханками, и совсем уже непонятными Тане изображениями, которые именовались мандалами и маха-мудрами. В сени махамудр увеселение продолжалось еще какое-то время, но Таня и Белозеров давно уже потеряли всякий счет времени.
Очнулись они почти одновременно — на широком на-Дувном матрасе в пустой длинной комнате, прикрытые ка-кими-то не то скатертями, не то портьерами. Сцена отчасти напоминала сцену их совместного пробуждения у Шпетов но ее драматургическое наполнение было совсем иным Поднимаясь, Белозеров толкнул Таню в бок, разбудил ее и вместо извинения хрипло спросил:
— Который час?
Таня разлепила глаза и поднесла к ним запястье, с которого, по счастью, забыла накануне снять часы.
— Полдесятого.
Белозеров вскрикнул и схватился за голову.
— Да что такое? — обеспокоенно спросила Таня.
— Ничего! — злобно прошипел он. — У меня в двенадцать проба, а я по твоей милости валяюсь черт знает где, черт знает в каком виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Наездами-с, — с легким поклоном ответствовал Белозеров и шаркнул ножкой. Восторженная публика — это была его стихия, и он почувствовал себя на коне.
— Вы только не уходите, я сейчас! — крикнула соседка и пулей вылетела из кухни. Из коридора послышался топот ее нелегких ножек, стук пудовых ручек в двери и звонкий, восторженный голосок:
— Олежка, Галка, выдьте на кухню, не пожалеете! Тут такое, такое!
— Кавалерист-девица, — заметил Белозеров. — Интересно, она дворник, истопник или супруга?
Исполинская девушка вновь появилась на кухне, таща одной рукой уже известную Тане экзотическую даму в пончо, а другой — растрепанного рыжебородого мужчину лет сорока в майке и тренировочных штанах.
— Вот! — выдохнула она. — Знакомьтесь, ребята. Это Ларина и Белозеров, артисты знаменитые, они у нас жить будут, представляете, в Козлихиной комнате!
— Однако, — разводя руками, сказал бородач. — Прямо феноменология духа!
Дама в пончо приблизилась к Тане и протянула узкую ладошку.
— Галина Шапиро, — представилась она все тем же индифферентным тоном.
— Татьяна Ларина, — сказала Таня в ответ. — Зовите меня просто Таней.
— Сергей Белозеров, — в пандан ей представился Белозеров, пожимая руку бородачу. — Для друзей — просто Серж.
— Олег Пятаков, — назвался бородач и обхватил объемистую талию громадной девицы. — А это Светлана, моя жена.
— Вы дворник или истопник? — поинтересовался Белозеров.
— Я русский религиозный философ, — с гордостью ответил бородач. — Истопником у нас Светка работает.
— А еще, как мне сказали, здесь дворник проживает, — продолжил Белозеров, выжидательно глядя на даму в пончо. Та лишь томно повела плечами.
— Варлама нет сейчас, — ответила за нее Светлана. — Он в ресторане лабает. Группа «Ночной улет».
— Варлам — музыкант, — пояснила молчавшая доселе Галина Шапиро. — Работает в стиле «хард-рок». А ресторан — это так, деньги нужны на аппаратуру и вообще на жизнь. К тому же ребята отрабатывают технику, сыгрываются. А под занавес, когда посетители уже все пьяные и им все равно, дают две-три своих вещи.
— Надо же, — сказал Белозеров. — Как он только все успевает. И своя группа, и ресторан, и двор подметать.
— Дворником он только числится, для прописки, — едисходительно пояснила Галина Шапиро. — Нас с Варламом выжили из Улан-Удэ самым возмутительным образом. Он такой же дворник, как Татьяна Ларина бухгалтер.
«Ишь ты, запомнила, — подумала Таня. — С ней надо ухо востро».
— В нашей кодле друг от друга секретов нет, — словно прочел ее мысли Олег Пятаков. — Все в открытую. За Варлама работает и его зарплату получает некая Козлиха вреднющая и жадная баба. Она раньше здесь жила, но на радость всем нам, выбила у управдомши привратниц кую и отъехала туда.
— А вот и чай! — крикнула Света. — Идемте чай пить. Пока они разговаривали, она успела выдвинуть на центр кухни стол, расставить стулья и табуретки, накрыть новой клеенкой, поставить чашки, сахар, варенье.
— Шустрая она у нас, — ласково заметил Олег. — Пойдемте, действительно. Что стоя-то беседовать? Сюда бы еще покрепче чего...
Он выразительно посмотрел на жену. Света резко тряхнула головой. Тогда он перенес взор на мадам Шапиро. Та пожала плечами и удалилась.
— Вот я лично уволен с философского факультета за философию, — продолжил Олег, усевшись за стол и усадив по обе руки от себя Таню и Белозерова. — Бывшей женою изгнан из семьи. Работал в паровой котельной, где и познакомился со Светочкой. Оттуда меня тоже изгнали.
— И тоже за философию? — поинтересовался Белозеров.
— За пьянку его изгнали, — звонко ответила Света. — А я, дура, подобрала.
Пятаков укоризненно посмотрел на жену.
— Так вы, стало быть, диссидент? — полюбопытствовал Белозеров.
— Прямой критикой режима я не занимаюсь, — охотно пояснил Пятаков. — Однако же мои труды неопровержимо доказывают как несостоятельность марксизма, а тем более ленинизма, так и полную неорганичность коммунистической идеи и коммунистического способа правления для русского менталитета, а следовательно их обреченность...
— Ну вот, опять завел шарманку, — поморщилась Света. — Дай людям спокойно чайку попить.
Бесшумно появилась Галина и вручила Пятакову непонятую бутылку с золотистой этикеткой. Он по-хозяйски подбросил ее в руке, содрал фольгу и ногтем ловко отковырнул пробку.
— «Канн», — сказал он удовлетворенно. — Золотой кубинский ром. Гадость, между нами говоря, но приход дает. Светуля, нам бы стопочки.
Света молча полезла в буфет и достала несколько красноватых пластмассовых стаканчиков.
— Ну-с, со знакомством! — сказал Пятаков, разливая оом. Себе он налил полную, Галине тоже, Свете половину и выжидательно посмотрел на Белозерова с Таней.
— Мне половинку, — сказал Белозеров.
— И мне, — сказала Таня.
— Ладно, нам больше достанется. Эх, понеслась! Он залпом выглушил стопку. Остальные пригубили и поставили. Галина продолжала держать свой стаканчик в руках, прихлебывая мелкими глоточками.
— А может, чего солененького под это дело, а? — спросил Пятаков, глядя на Таню.
— Нет, спасибо, — сказала она.
Но Света уже доставала из холодильника колбасу, какие-то банки, шуршала оберточной бумагой, звякала тарелками, ножами. Вторая пошла уже под соответственную закусочку, и сделалось тепло и весело. Откуда-то взялась гитара, еще одна бутылка... Заполночь явился Варлам Шапиро — кудрявый, с тонкими чертами лица, похожий на Иисуса Христа и немножечко на верблюда. С собой он притащил большую хозяйственную сумку — сегодняшний гонорар музыкантам заплатили натурой. Света отправилась спать, а остальные перекочевали в комнату Шапиро, заклеенную плакатами с изображениями рок-звезд и завешанную восточными ткаными картинками, которые Галина называла тханками, и совсем уже непонятными Тане изображениями, которые именовались мандалами и маха-мудрами. В сени махамудр увеселение продолжалось еще какое-то время, но Таня и Белозеров давно уже потеряли всякий счет времени.
Очнулись они почти одновременно — на широком на-Дувном матрасе в пустой длинной комнате, прикрытые ка-кими-то не то скатертями, не то портьерами. Сцена отчасти напоминала сцену их совместного пробуждения у Шпетов но ее драматургическое наполнение было совсем иным Поднимаясь, Белозеров толкнул Таню в бок, разбудил ее и вместо извинения хрипло спросил:
— Который час?
Таня разлепила глаза и поднесла к ним запястье, с которого, по счастью, забыла накануне снять часы.
— Полдесятого.
Белозеров вскрикнул и схватился за голову.
— Да что такое? — обеспокоенно спросила Таня.
— Ничего! — злобно прошипел он. — У меня в двенадцать проба, а я по твоей милости валяюсь черт знает где, черт знает в каком виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131