— К тебе, царица души моей. К тебе и только к тебе... На что нам двоим какой-то Иван?
— Все шутишь?
— Какие тут шутки; Ведь не для него я принес вот это. — Он потряс в воздухе папкой. — Он-то это видел, слышал, нюхал, осязал и кушал вдоль и поперек... Пойдем?
Они пошли на кухню, и Никита выложил содержимое папки на чистый стол. Таня, ставившая на стол тарелки, заглянула через его плечо.
—Так я тоже видела Ванькин сценарий, — сказала Таня. — Нюхала и кушала.
— Осведомлен, — кивнул Никита. — Только теперь я призываю тебя прочесть оное произведение другими глазами.
— Это какими же?
— Глазами непосредственной участницы творческого процесса.
У Тани дрогнуло сердце. Стараясь сохранить невозмутимый вид, она сказала требовательно:
— Ты не темни давай. А то с твоими подходцами всю душу вымотаешь.
— Короче, по предварительному согласованию с режиссером картины Терпсихоряном Эдгаром Арамовичем я уполномочен предложить вам, сударыня, роль... Роль — это, конечно, сильно сказано. Ролька, на грани эпизода, но надо же с чего-то начинать.
— И кто же я там буду? — спросила Таня, хорошо знавшая «Особое задание».
— Ты там будешь Лида.
— Что-то не припомню я никакой Лиды.
— Да как же? Комиссарша, председатель партячейки в ЧК, влюбленная в Илью Тарасова...
— Да она ж там и появляется только пару раз...
— А ты сразу хотела главную роль? Кстати, в этом сугубо мужском произведении нет ни одной крупной женской роли. Знаешь ли ты, что отсюда следует?
— Что?
— Что даже самая мелкая роль становится крупной. Диалектика.
— Не понимаю. Ну ладно, давай сценарий.
Пока он сидел, ел, читал с ней на пару эпизоды с ее участием, поправлял интонации, отрабатывал жесты, чтобы назавтра она предстала перед режиссером в лучшем виде, она еще храбрилась. Но когда он, уже заполночь, удалился, назначив ей свидание в двенадцать ноль-ноль у входа на «Ленфильм», она еще раз перечитала свои сцены — всего их было две — и расплакалась. Ничего у нее не получится. Ну ничегошеньки... Люди вон сколько лет учатся этому делу, институты специальные заканчивают, а она, можно сказать, с улицы пришла и хочет в киноактрисы попасть. Не бывает так.
Но роль свою, состоящую всего из шести реплик, она выучила на совесть, не спала всю ночь, утром кое-как привела себя в порядок, напилась кофе и как шальная помчалась на метро. Время она, конечно, рассчитала неправильно, оказалась в назначенном месте на сорок минут раньше положенного и слонялась по вестибюлю между входом и вахтой, читая приказы по студии и объявления месткома, поминутно поглядывая то на большие электронные часы над бюро пропусков, то на собственные, наручные, и не знала, куда себя девать. Увидев проходящего через вахту Никиту, она кинулась ему навстречу. Он хмуро посмотрел на нее.
— Ты что так рано?.. Впрочем, все равно, я тебя раньше двух Терпсихоряну показать не смогу, да и сам освобожусь вряд ли. Ты пойди пока, погуляй. Мороженого скушай.
Таня медленно пошла по Кировскому, убежденная, что никогда больше не переступит порога студии. Топтание в вестибюле и весьма нелюбезное поведение Никиты начисто отбили у нее всякую охоту сниматься в кино. Почему-то ей показалось, что ничего более унизительного ей в жизни не доводилось испытывать.
Тем не менее смотрины успешно состоялись. Таня ожидала, что попадет в зал, набитый другими соискательницами, под прожектора, под суровые очи многочисленной комиссии, но Никита длинными извилистыми коридорами потащил ее на третий этаж и втолкнул в неприметную дверь, на которой красовалась картонная табличка: «Э. Терпсихорян, режиссер». Он предстал перед Таней в полный, не слишком внушительный рост. Таня отметила кожаный пиджак, в точности такой же, как у Никиты, — униформа у них такая, что ли? — рыжие усы, крупный нос, очки в пол-лица.
— И что надо? — недружелюбно спросил Терпсихорян. — А-а, это ты мне привел эту... как ее там... Лиду, что ли?
— Да, — сказал Никита. — Знакомься: Татьяна Ларина.
— Ну ты даешь! — сказал Терпсихорян. — Одно имя чего стоит! И где ты их берешь, таких? Да еще с именами. — Он повернул лицо к Тане и буркнул: — Терпсихорян, режиссер... Ну, давайте, показывайте.
— Ты сценарий-то возьми, — сказал режиссеру Никита, а Тане напомнил: — А ты не робей. Я подыграю. Сначала за товарища Зариня, потом за Илью.
Таня набрала в легкие побольше воздуху и выпалила:
— Товарищ Заринь, это что же получается, а? Уже полгода вы держите меня на канцелярской работе. Не для того я подала заявление в ЧК, чтобы протоколы разные писать. Я контру бить пришла. Прошу включить меня в группу Тарасова...
— Товарищ Лидия, — сурово прервал ее Никита-Заринь. — Мы с тобой не первый год знакомы. Видел я тебя и на баррикадах в марте семнадцатого...
— Стоп-стоп! — заорал вдруг Терпсихорян. — Утверждаю. Эпизод!
— Третья категория, — возразил Никита. — У нее еще проход с Тарасовым на фоне Зимнего и сцена на вокзале.
— Черт с тобой! — крикнул Терпсихорян. — В кадрах карточку оформишь... Завтра в десять у меня, понятно?!
— А пробы? — спросил Никита.
— Какие, к черту, пробы? Перебьются. Мы что, «Анну Каренину» снимаем?.. Ну, что встали, валите, мне еще с Невмержицким ругаться... Карточку не забудь, — напомнил режиссер, выталкивая их за дверь.
— Что, ничего не получилось? — шепотом спросила Таня в коридоре.
Никита удивленно посмотрел на. нее.
— Почему не получилось? Очень даже получилось. Лучше, чем мы рассчитывали. Будешь сниматься... Фотография при себе есть?
— Нет. Ты же не предупредил?
— Ну ничего, что-нибудь организуем... Он постучал в обитую железом дверь.
— Какого щорса?! — крикнул раздраженный голос.
— Васенька, надо бы тут одну мордашку щелкнуть... Через час Таня держала в руках голубоватый прямоугольник с собственной фотографией и номером, как на паспорте. Это был корешок ее учетной карточки, одновременно являвшийся пропуском на студию. На прямоугольнике было четким почерком написано: «Ларина Татьяна Валентиновна. Актриса».
— Приготовились! — вдруг рявкнул в мегафон Терпсихорян. — Массовка налево, камеры справа! Огнев, Ларина, по местам!
Актриса Татьяна Ларина отошла от стенки вагона, сдерживая слезы, чтобы не испортить свежий грим, и встала на назначенное место, чуть впереди группы статистов в матросских бушлатах, шинелях и красных косынках. Из вагона нехотя спустился Огнев и с хмурым сосредоточенным лицом встал рядом с Таней.
— Мотор! — заорал Терпсихорян. Перед камерой мгновенно материализовалась крупная дама с полосатой хлопушкой.
— Особое задание. Кадр семнадцать, дубль пять. Массовка зашевелилась. Яркие прожектора осветили пятачок, где стояли Огнев и Таня. Лицо Огнева преобразилось — в знаменитых глазах зажегся фанатический огонь, мелкие черты лица сделались чеканными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131