Из ящичков трюмо он стал доставать флакончики, коробочки, кисточки.
— Это что? — спросила недоуменно Таня.
— Будем достраивать образ, — сказал Никита. — Для начала чуть-чуть вазелину... — Его проворные пальцы побежали по ее щекам.
— Так ты и в гриме разбираешься? — спросила Таня.
— Не болтай, а то в рот попадет... Я во многом разбираюсь и многое умею, будучи личностью многогранной и наделенной множеством талантов. Если ты до сих пор в этом не убедилась, скоро убедишься окончательно.
— Слушай, — сказала Таня, подождав, когда он г щек перешел к глазам, — а почему ты оказался на студив мне, помнится, Иван рассказывал, ты учился в Москве на дипломата, потом работал за границей?..
— Интриги... — неожиданно мрачно сказал Никита и замолчал, сосредоточенно работая. Притихла и Таня. Видимо, вопрос ее оказался бестактным.
— Готово, — через несколько долгих минут прежним веселым голосом сказал он. — Взгляните на себя, фрейлина двора... Хотя нет, еще одна деталька...
Он отошел от нее, залез в шкаф, вытащил оттуда что-то черное, подошел и, примерившись, надел ей на голову.
Таня посмотрела в зеркало. Эффект преображения был полным. Черная круглая шляпка с вуалькой убрала последнее, что связывало облик Тани с современностью, — ее короткую, модную стрижку.
— Что ж, ваше сиятельство, входите в образ...
— В какой образ?
— В тот, в каком вы сейчас являетесь моим восхищенным очам. Характер, склонности, привычки, образ жизни, факты биографии и прочее, по-моему, определяются такой внешностью стопроцентно... Заодно вот это поучи.
Он подал ей листочек с каким-то текстом.
— Что это?
— Романс один старинный. Очень соответствует образу.
— Зачем все это?
— Надо. Увидишь. Пока не выучишь — из комнаты ни ногой.
Он снова вышел. Таня принялась расхаживать по комнате, глядя в листочек.
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Жила я дочкой милою
В родительском дому,
А нынче все постыло мне,
Не знаю почему.
То полымем, то холодом
В очах стоит туман.
Мелькнул в окошке золотом
Расшитый доломан.
Aх, конь твой серый в яблоках —
Копытом на крыльцо.
Как нежно очи храбрые
Глядят в мое лицо,
И пьют уста невинные
Отравное питье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Жила я, цветик аленький,
Теперь не знаю сна —
До света в тесной спаленке
Лампада зажжена.
Ты лестницею длинною
Как смеркнет, приходи.
Ах, воротник малиновый,
Ах, раны на груди!
Сжимаю крестик маленький
В пылающей горсти —
Прощай, отец и маменька,
Мой суженый, прости!
Сегодня вас покину я
На горькое житье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Она никогда не слышала этого романса. Наверное, старинный. Интересно, что такое доломан?
Вошел Никита с чашкой кофе и, прихлебывая, посмотрел на нее.
— Тебе не предлагаю — помаду смажешь. Выучила?
— Не совсем.
— Ничего. В процессе доучишь. Времени мало. Прошу сюда.
Он подошел к стоящему возле трюмо пианино, сел на круглую табуретку, откинул крышку. Ноты читаешь?
— Нет, — призналась Таня.
— Ладно. Слушай.
Он пробежался пальцами по клавиатуре, взял несколько аккордов и запел, уверенно подыгрывая себе.
— Жила я дочкой милою..,
Голос у него был несильный, но правильный и с приятной хрипотцой. В начале второго куплета он подня голову и посмотрел на нее.
— Ну что ж ты? Для кого стараюсь? Подпевай давай Они начали репетировать.
— Так, — наконец сказал Никита и поглядел на часы. — Перерыв пятнадцать минут. Повтори про себя, пройдись еще несколько раз...
— Поесть бы...
— Ладно. По бутербродику можно. Только кусай аккуратнее. Смажешь грим — придушу.
На кухне он еще раз посмотрел на часы.
— Ждем кого-нибудь? — с удовольствием дожевав бутерброд, спросила Таня.
— Прекрасного принца. Ровно в девять пробьют часы и... Он хлопнул себя по лбу и вскочил.
— Сиди здесь. Я сейчас.
Через минуту он вернулся с черными лаковыми туфлями на высоком каблуке. Таню передернуло.
— Обувайся, — коротко сказал он.
— Опять? — Она чуть не заплакала.
— Ничего. Эти должны быть впору.
Таня вытащила свои многострадальные ноги из мягких тапочек, в которые она радостно переобулась, как только вошла, и надела черные туфли. Они не жали.
Ровно в девять в дверь позвонили. Никита, крикнув:
«Я открою», сорвался с места. Вскоре из прихожей донесся знакомый голос:
— Кто-то, помнится, на «Вардзию» зазывал, а?!
— Будет, будет обязательно. И еще кое-что будет. На закуску.
Проводив гостя в комнату, Никита выскочил на кухню, достал из буфета темную бутылку с золотой бляшкой на горлышке, три ажурные стопочки, серебряный поднос. Все это он вложил в руки опешившей Тане.
— Неси в мою комнату. Гордо, не спеша, с достоинством. Притворись, что гостя не узнала.
Они прошли по коридору. Никита распахнул перед нею дверь и провозгласил:
— Ее высочество графиня Беломорско-Балтийская.
П комнате, листая журнал, сидел Терпсихорян. Увидев Таню он вскочил, отбросив журнал, и застыл, глазея на самым неприличным образом.
Таня вежливо поклонилась ему, поставила поднос с коньяком на стол и низким грудным голосом произнесла:
— Милости просим.
Терпсихорян очнулся.
— Ах да, да, спасибо вам большое... Да... — Он обернулся к Никите. — Что ж ты не предупредил, что у тебя тут такое общество... Это кто? Твоя сестра, наверное. Ходят слухи, что она у тебя красавица, но такого не ожидал, нет. — Он поцеловал кончики пальцев и помахал ими в сторону Тани.
— Ты давай, чтоб ноги от потрясения не подкашивались, сядь да выпей. Извини, что грузинский. Не обидел твои патриотические чувства?
Терпсихорян гордо выпятил грудь.
— Я тбилисский армянин! Грузия — моя вторая родина. А «Вардзию» обожают все, кто хоть раз ее попробовал, независимо от национальности.
Он поднял налитую Никитой стопочку, встал и провозгласил:
— Пью за процветание этого дома, за вашу семью, где водятся такие красавицы, как твоя сестра! — Он повел стопочкой в сторону Тани и залпом осушил.
— Спасибо, конечно, Эдик, за душевный тост, только эта красавица, к счастью, не моя сестра.
Терпсихорян погладил ладонью усы и сквозь пальцы прошептал Никите:
— Тогда одолжи поиграть...
— В порядке очереди, — пробормотал Никита, сохраняя неподвижность губ.
— Вы случайно к кино отношения не имеете? — любезно осведомился Терпсихорян.
—Случайно имею — сказала Таня нaдувшиcь от разбиравшего ее смеха.
Режиссер внимательно посмотрел на нее
— Точно видел. В каком фильме?..
— Эдик, дорогой разреши выпить за тебя и твой яркий талант! — произнес Никита, поднимая стопку. — Только на сей раз пьют все.
Таня пригубила густую темно-золотую жидкость которая чуть-чуть, даже приятно обожгла язык. Ей случалось пару раз пробовать коньяк, но это было нечто особенное — без резкого запаха, мягкий, обволакивающие нежный, как шерсть ангорского кота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Это что? — спросила недоуменно Таня.
— Будем достраивать образ, — сказал Никита. — Для начала чуть-чуть вазелину... — Его проворные пальцы побежали по ее щекам.
— Так ты и в гриме разбираешься? — спросила Таня.
— Не болтай, а то в рот попадет... Я во многом разбираюсь и многое умею, будучи личностью многогранной и наделенной множеством талантов. Если ты до сих пор в этом не убедилась, скоро убедишься окончательно.
— Слушай, — сказала Таня, подождав, когда он г щек перешел к глазам, — а почему ты оказался на студив мне, помнится, Иван рассказывал, ты учился в Москве на дипломата, потом работал за границей?..
— Интриги... — неожиданно мрачно сказал Никита и замолчал, сосредоточенно работая. Притихла и Таня. Видимо, вопрос ее оказался бестактным.
— Готово, — через несколько долгих минут прежним веселым голосом сказал он. — Взгляните на себя, фрейлина двора... Хотя нет, еще одна деталька...
Он отошел от нее, залез в шкаф, вытащил оттуда что-то черное, подошел и, примерившись, надел ей на голову.
Таня посмотрела в зеркало. Эффект преображения был полным. Черная круглая шляпка с вуалькой убрала последнее, что связывало облик Тани с современностью, — ее короткую, модную стрижку.
— Что ж, ваше сиятельство, входите в образ...
— В какой образ?
— В тот, в каком вы сейчас являетесь моим восхищенным очам. Характер, склонности, привычки, образ жизни, факты биографии и прочее, по-моему, определяются такой внешностью стопроцентно... Заодно вот это поучи.
Он подал ей листочек с каким-то текстом.
— Что это?
— Романс один старинный. Очень соответствует образу.
— Зачем все это?
— Надо. Увидишь. Пока не выучишь — из комнаты ни ногой.
Он снова вышел. Таня принялась расхаживать по комнате, глядя в листочек.
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Жила я дочкой милою
В родительском дому,
А нынче все постыло мне,
Не знаю почему.
То полымем, то холодом
В очах стоит туман.
Мелькнул в окошке золотом
Расшитый доломан.
Aх, конь твой серый в яблоках —
Копытом на крыльцо.
Как нежно очи храбрые
Глядят в мое лицо,
И пьют уста невинные
Отравное питье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Жила я, цветик аленький,
Теперь не знаю сна —
До света в тесной спаленке
Лампада зажжена.
Ты лестницею длинною
Как смеркнет, приходи.
Ах, воротник малиновый,
Ах, раны на груди!
Сжимаю крестик маленький
В пылающей горсти —
Прощай, отец и маменька,
Мой суженый, прости!
Сегодня вас покину я
На горькое житье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Она никогда не слышала этого романса. Наверное, старинный. Интересно, что такое доломан?
Вошел Никита с чашкой кофе и, прихлебывая, посмотрел на нее.
— Тебе не предлагаю — помаду смажешь. Выучила?
— Не совсем.
— Ничего. В процессе доучишь. Времени мало. Прошу сюда.
Он подошел к стоящему возле трюмо пианино, сел на круглую табуретку, откинул крышку. Ноты читаешь?
— Нет, — призналась Таня.
— Ладно. Слушай.
Он пробежался пальцами по клавиатуре, взял несколько аккордов и запел, уверенно подыгрывая себе.
— Жила я дочкой милою..,
Голос у него был несильный, но правильный и с приятной хрипотцой. В начале второго куплета он подня голову и посмотрел на нее.
— Ну что ж ты? Для кого стараюсь? Подпевай давай Они начали репетировать.
— Так, — наконец сказал Никита и поглядел на часы. — Перерыв пятнадцать минут. Повтори про себя, пройдись еще несколько раз...
— Поесть бы...
— Ладно. По бутербродику можно. Только кусай аккуратнее. Смажешь грим — придушу.
На кухне он еще раз посмотрел на часы.
— Ждем кого-нибудь? — с удовольствием дожевав бутерброд, спросила Таня.
— Прекрасного принца. Ровно в девять пробьют часы и... Он хлопнул себя по лбу и вскочил.
— Сиди здесь. Я сейчас.
Через минуту он вернулся с черными лаковыми туфлями на высоком каблуке. Таню передернуло.
— Обувайся, — коротко сказал он.
— Опять? — Она чуть не заплакала.
— Ничего. Эти должны быть впору.
Таня вытащила свои многострадальные ноги из мягких тапочек, в которые она радостно переобулась, как только вошла, и надела черные туфли. Они не жали.
Ровно в девять в дверь позвонили. Никита, крикнув:
«Я открою», сорвался с места. Вскоре из прихожей донесся знакомый голос:
— Кто-то, помнится, на «Вардзию» зазывал, а?!
— Будет, будет обязательно. И еще кое-что будет. На закуску.
Проводив гостя в комнату, Никита выскочил на кухню, достал из буфета темную бутылку с золотой бляшкой на горлышке, три ажурные стопочки, серебряный поднос. Все это он вложил в руки опешившей Тане.
— Неси в мою комнату. Гордо, не спеша, с достоинством. Притворись, что гостя не узнала.
Они прошли по коридору. Никита распахнул перед нею дверь и провозгласил:
— Ее высочество графиня Беломорско-Балтийская.
П комнате, листая журнал, сидел Терпсихорян. Увидев Таню он вскочил, отбросив журнал, и застыл, глазея на самым неприличным образом.
Таня вежливо поклонилась ему, поставила поднос с коньяком на стол и низким грудным голосом произнесла:
— Милости просим.
Терпсихорян очнулся.
— Ах да, да, спасибо вам большое... Да... — Он обернулся к Никите. — Что ж ты не предупредил, что у тебя тут такое общество... Это кто? Твоя сестра, наверное. Ходят слухи, что она у тебя красавица, но такого не ожидал, нет. — Он поцеловал кончики пальцев и помахал ими в сторону Тани.
— Ты давай, чтоб ноги от потрясения не подкашивались, сядь да выпей. Извини, что грузинский. Не обидел твои патриотические чувства?
Терпсихорян гордо выпятил грудь.
— Я тбилисский армянин! Грузия — моя вторая родина. А «Вардзию» обожают все, кто хоть раз ее попробовал, независимо от национальности.
Он поднял налитую Никитой стопочку, встал и провозгласил:
— Пью за процветание этого дома, за вашу семью, где водятся такие красавицы, как твоя сестра! — Он повел стопочкой в сторону Тани и залпом осушил.
— Спасибо, конечно, Эдик, за душевный тост, только эта красавица, к счастью, не моя сестра.
Терпсихорян погладил ладонью усы и сквозь пальцы прошептал Никите:
— Тогда одолжи поиграть...
— В порядке очереди, — пробормотал Никита, сохраняя неподвижность губ.
— Вы случайно к кино отношения не имеете? — любезно осведомился Терпсихорян.
—Случайно имею — сказала Таня нaдувшиcь от разбиравшего ее смеха.
Режиссер внимательно посмотрел на нее
— Точно видел. В каком фильме?..
— Эдик, дорогой разреши выпить за тебя и твой яркий талант! — произнес Никита, поднимая стопку. — Только на сей раз пьют все.
Таня пригубила густую темно-золотую жидкость которая чуть-чуть, даже приятно обожгла язык. Ей случалось пару раз пробовать коньяк, но это было нечто особенное — без резкого запаха, мягкий, обволакивающие нежный, как шерсть ангорского кота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131