А потерял он ее много — очень много. Он чувствовал, сколько ее натекло и застыло в паху, на ягодицах и ниже, на ногах. Потом Брент заметил белые лохмотья на палубе и понял, что очередь попала в парашютный ранец и разнесла нейлон купола. Араб хорошо прицелился, но ему не повезло. Брент усмехнулся, но тут же с тревогой спросил себя, сможет ли он владеть оружием?
Он взялся за рукоять пулемета, попробовал двинуть стволом и застонал — сотни раскаленных игл вонзились ему в живот и грудь. От холода боль усиливалась, тело деревенело, мышцы то и дело сводило судорогой. «Во мне, пожалуй, сидит несколько железок», — подумал он и, кривясь от боли, попытался пошевелиться. Нет, он обездвижен. Эта мысль привела его в бешенство: поражение было немыслимо, недопустимо, невозможно. Если опять появятся «Мессершмитты», он будет драться, он не даст прикончить себя, как барана… Глядя, как близко летит, обещая защиту, белый истребитель, он вздохнул с облегчением: рядом — Йоси, лучший летчик на свете, и от сознания этого к нему вернулись бодрость и уверенность, он сумел даже выпрямить спину.
В какой жуткий шторм они попали!.. Он до сих пор весь исхлестан дождевыми струями и вымок до нитки. Когда они влетели в грозовую тучу, ему показалось, будто самолет попал в пасть рассвирепевшего зверя: мощный поток восходящего воздуха подкинул машину кверху, завертел, швыряя из стороны в сторону, закрутил ее, как бабочку, и от дикой болтанки Брента чуть не стошнило. Вокруг все было сплошь затянуто черно-серой пеленой, и понять, где они находятся, было невозможно: нельзя было даже определить, несясь в этой безумной карусели, где верх, а где низ. Головокружительный вихрь нарушил даже закон всемирного тяготения. И дождь не капал, не лил, а низвергался в кабину толстыми струями: Брент чувствовал себя как человек, оказавшийся в реке у подножия прорванной плотины.
Зрение и слух его были поражены одновременно ослепительными вспышками молний и тяжкими, как залпы артиллерии главного калибра, ударами грома, мучительно бившими по барабанным перепонкам. Брент мысленно попрощался с жизнью: ему казалось, что он уже умер и входит в ворота ада. Ни один даже самый гениальный пилот на свете не сумел бы удержать машину в этих вихрях, кидавших ее то вниз, то вверх, под крупным, как булыжник, градом, колотившим по плоскостям крыльев и фюзеляжа. Но ураган вместо того, чтобы погубить, спас их: подкинул вверх, швырнул вниз, перевернул, выпрямил — и вдруг выбросил из тучи прямо в чистое синее небо. Брент с изумлением увидел, что им не оторвало крылья и что линия горизонта стоит вертикально. Но Такии совладал с управлением, горизонт сместился туда, где ему надлежало быть, и вот тогда Брент понял, что шторм полностью лишил его ориентации в пространстве.
Возблагодарив богов, они повернули на север, курсом на Тиниан. Здесь их и нашел Йоси Мацухара.
В наушниках, прерывая его мысли, заскрипел голос командира:
— Брент-сан, ты ранен?
Брент развернулся на сиденье, попытался вглядеться вверх и вдаль, несмотря на то что шея не ворочалась вовсе и каждое движение причиняло мучительную боль. Но еще хуже боли было то, что перед глазами все расплывалось и он никак не мог сфокусировать зрачки. Он устремил взгляд на большую грозовую тучу, окруженную по краям сияющим ореолом, широко раскрыл глаза, потом чуть сощурился. Ничего не помогало — изображение было нечетким, словно чуть растушеванным, как будто шли съемки стареющей голливудской красавицы и оператор выбрал щадящую, мягкорисующую оптику.
— Ранен, командир, — честно ответил он в переговорное устройство. — Грудь зацепило, и крови потерял порядочно. — Он стиснул челюсти и выдавил из себя неприятное признание: — Ослабел я чего-то… Короче говоря, для боя — не в самой блестящей форме.
— Боезапас?
Вопрос был более чем уместен — Бренту в этот день пришлось много стрелять. Он взглянул на пулеметную ленту, уходившую в паз палубы и ответил:
— Полагаю, патронов около сотни.
— Штурман ушел от нас, — глухо произнес Такии.
— Да. Но он умер с честью, и карма его сильна.
Такии поднял глаза к небу:
— Жизнь и смерть — частицы одного целого. На сороковой день он возродится и взлетит на самолете — не чета нашему. — Старик оглядел покалеченную плоскость. — А если крыло не выдержит, мы с тобой скоро последуем за ним.
— Если уж оно не оторвалось во время этой чудовищной грозы…
— Богиня Аматэрасу поддерживала его, — со вздохом сказал Такии.
— Да и сделан наш «Накадзима» был на совесть.
Брент оглядывал пробоины в крыле, сквозь которые было видно, как ходят тяги элеронов, когда Такии дает педаль. Машина и в самом деле потрясающая. Он посмотрел вниз: Марианские острова скрылись из виду, а о недавнем буйстве шторма напоминал только темный гриб тучи на горизонте. Отсюда, с высоты тысячи футов, Марианская впадина глубиной пять тысяч морских саженей отсвечивала темно-красным, а по поверхности, словно по глади тихого пруда, бежала легкая рябь — это докатывались сюда затухающие волны бушевавшего на юге шторма.
— Командир, а мы найдем путь на «Йонагу»?
Такии усмехнулся:
— А почему же нет, Брент-сан? Компас исправен, таблицы при мне, и опыт кое-какой имеется.
— А если авианосец изменит курс и скорость?
— Тогда будем уповать на радио подполковника Мацухары, — старик ткнул себе за плечо большим пальцем, показав на «Зеро», гудевший у них за кормой.
Больше часа оба самолета двигались в пустом небе. Брент, насколько это было возможно, осмотрел свои раны. Пули, которые иссекли его бушлат и комбинезон, открыли доступ струям ледяного воздуха: сосуды сжались и кровотечение остановилось. Но шея и плечи не просто ныли, а были сведены жестокой судорогой. Он потряс головой, одолевая накатывающуюся волнами дурноту, повертелся вместе с креслом, поднял очки на лоб и стал вглядываться в небо. Но очки показались ему такими тяжелыми, точно отлиты были из чугуна, а зрачки упорно отказывались фокусироваться.
— Наше место — двадцать три градуса широты, сто пятьдесят восемь градусов долготы. Пересекли тропик Рака. Скоро прямо по носу увидим «Йонагу».
— Хорошо.
— Хорошо и плохо, Брент-сан.
— Чем же плохо?
— Северо-восточный ветер будет бить нам в морду, а горючее у нас на исходе.
— Все одно к одному, — беспечно рассмеялся Брент так, что слюна потекла у него по подбородку: полуистерическое веселье внезапно обуяло его.
Он снова помотал головой, сильно потер пальцами лоб, поерзал в кресле. Он чувствовал, как сознание потихоньку оставляет его, как он плавно сползает в беспамятство, — и до боли стиснул зубы, напряг шею. Чернота перед глазами немного рассеялась, отошла в сторону. Однако он знал: это ненадолго — никаких сил не хватит все время встряхивать гаснущее сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Он взялся за рукоять пулемета, попробовал двинуть стволом и застонал — сотни раскаленных игл вонзились ему в живот и грудь. От холода боль усиливалась, тело деревенело, мышцы то и дело сводило судорогой. «Во мне, пожалуй, сидит несколько железок», — подумал он и, кривясь от боли, попытался пошевелиться. Нет, он обездвижен. Эта мысль привела его в бешенство: поражение было немыслимо, недопустимо, невозможно. Если опять появятся «Мессершмитты», он будет драться, он не даст прикончить себя, как барана… Глядя, как близко летит, обещая защиту, белый истребитель, он вздохнул с облегчением: рядом — Йоси, лучший летчик на свете, и от сознания этого к нему вернулись бодрость и уверенность, он сумел даже выпрямить спину.
В какой жуткий шторм они попали!.. Он до сих пор весь исхлестан дождевыми струями и вымок до нитки. Когда они влетели в грозовую тучу, ему показалось, будто самолет попал в пасть рассвирепевшего зверя: мощный поток восходящего воздуха подкинул машину кверху, завертел, швыряя из стороны в сторону, закрутил ее, как бабочку, и от дикой болтанки Брента чуть не стошнило. Вокруг все было сплошь затянуто черно-серой пеленой, и понять, где они находятся, было невозможно: нельзя было даже определить, несясь в этой безумной карусели, где верх, а где низ. Головокружительный вихрь нарушил даже закон всемирного тяготения. И дождь не капал, не лил, а низвергался в кабину толстыми струями: Брент чувствовал себя как человек, оказавшийся в реке у подножия прорванной плотины.
Зрение и слух его были поражены одновременно ослепительными вспышками молний и тяжкими, как залпы артиллерии главного калибра, ударами грома, мучительно бившими по барабанным перепонкам. Брент мысленно попрощался с жизнью: ему казалось, что он уже умер и входит в ворота ада. Ни один даже самый гениальный пилот на свете не сумел бы удержать машину в этих вихрях, кидавших ее то вниз, то вверх, под крупным, как булыжник, градом, колотившим по плоскостям крыльев и фюзеляжа. Но ураган вместо того, чтобы погубить, спас их: подкинул вверх, швырнул вниз, перевернул, выпрямил — и вдруг выбросил из тучи прямо в чистое синее небо. Брент с изумлением увидел, что им не оторвало крылья и что линия горизонта стоит вертикально. Но Такии совладал с управлением, горизонт сместился туда, где ему надлежало быть, и вот тогда Брент понял, что шторм полностью лишил его ориентации в пространстве.
Возблагодарив богов, они повернули на север, курсом на Тиниан. Здесь их и нашел Йоси Мацухара.
В наушниках, прерывая его мысли, заскрипел голос командира:
— Брент-сан, ты ранен?
Брент развернулся на сиденье, попытался вглядеться вверх и вдаль, несмотря на то что шея не ворочалась вовсе и каждое движение причиняло мучительную боль. Но еще хуже боли было то, что перед глазами все расплывалось и он никак не мог сфокусировать зрачки. Он устремил взгляд на большую грозовую тучу, окруженную по краям сияющим ореолом, широко раскрыл глаза, потом чуть сощурился. Ничего не помогало — изображение было нечетким, словно чуть растушеванным, как будто шли съемки стареющей голливудской красавицы и оператор выбрал щадящую, мягкорисующую оптику.
— Ранен, командир, — честно ответил он в переговорное устройство. — Грудь зацепило, и крови потерял порядочно. — Он стиснул челюсти и выдавил из себя неприятное признание: — Ослабел я чего-то… Короче говоря, для боя — не в самой блестящей форме.
— Боезапас?
Вопрос был более чем уместен — Бренту в этот день пришлось много стрелять. Он взглянул на пулеметную ленту, уходившую в паз палубы и ответил:
— Полагаю, патронов около сотни.
— Штурман ушел от нас, — глухо произнес Такии.
— Да. Но он умер с честью, и карма его сильна.
Такии поднял глаза к небу:
— Жизнь и смерть — частицы одного целого. На сороковой день он возродится и взлетит на самолете — не чета нашему. — Старик оглядел покалеченную плоскость. — А если крыло не выдержит, мы с тобой скоро последуем за ним.
— Если уж оно не оторвалось во время этой чудовищной грозы…
— Богиня Аматэрасу поддерживала его, — со вздохом сказал Такии.
— Да и сделан наш «Накадзима» был на совесть.
Брент оглядывал пробоины в крыле, сквозь которые было видно, как ходят тяги элеронов, когда Такии дает педаль. Машина и в самом деле потрясающая. Он посмотрел вниз: Марианские острова скрылись из виду, а о недавнем буйстве шторма напоминал только темный гриб тучи на горизонте. Отсюда, с высоты тысячи футов, Марианская впадина глубиной пять тысяч морских саженей отсвечивала темно-красным, а по поверхности, словно по глади тихого пруда, бежала легкая рябь — это докатывались сюда затухающие волны бушевавшего на юге шторма.
— Командир, а мы найдем путь на «Йонагу»?
Такии усмехнулся:
— А почему же нет, Брент-сан? Компас исправен, таблицы при мне, и опыт кое-какой имеется.
— А если авианосец изменит курс и скорость?
— Тогда будем уповать на радио подполковника Мацухары, — старик ткнул себе за плечо большим пальцем, показав на «Зеро», гудевший у них за кормой.
Больше часа оба самолета двигались в пустом небе. Брент, насколько это было возможно, осмотрел свои раны. Пули, которые иссекли его бушлат и комбинезон, открыли доступ струям ледяного воздуха: сосуды сжались и кровотечение остановилось. Но шея и плечи не просто ныли, а были сведены жестокой судорогой. Он потряс головой, одолевая накатывающуюся волнами дурноту, повертелся вместе с креслом, поднял очки на лоб и стал вглядываться в небо. Но очки показались ему такими тяжелыми, точно отлиты были из чугуна, а зрачки упорно отказывались фокусироваться.
— Наше место — двадцать три градуса широты, сто пятьдесят восемь градусов долготы. Пересекли тропик Рака. Скоро прямо по носу увидим «Йонагу».
— Хорошо.
— Хорошо и плохо, Брент-сан.
— Чем же плохо?
— Северо-восточный ветер будет бить нам в морду, а горючее у нас на исходе.
— Все одно к одному, — беспечно рассмеялся Брент так, что слюна потекла у него по подбородку: полуистерическое веселье внезапно обуяло его.
Он снова помотал головой, сильно потер пальцами лоб, поерзал в кресле. Он чувствовал, как сознание потихоньку оставляет его, как он плавно сползает в беспамятство, — и до боли стиснул зубы, напряг шею. Чернота перед глазами немного рассеялась, отошла в сторону. Однако он знал: это ненадолго — никаких сил не хватит все время встряхивать гаснущее сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91