— Некуда ему переводиться, Брент, — покачал головой Мацухара. — О семье своей он знает только то, что она погибла. Он один как перст. Да и адмирал никогда в жизни его не отпустит — он, что называется, — светило. Светило-самоучка.
— Полоумное светило.
Летчик усмехнулся:
— Мы все не вполне нормальные, Брент. Если на минутку задуматься, чем мы занимаемся, чем добываем себе на пропитание.
Брент, позабавленный этой странной логикой, хмыкнул, но мысли его тут же вернулись к прежней теме:
— По международному морскому праву арабы могут находиться в порту нейтрального государства не свыше семидесяти двух часов.
— Какое там международное право?! Какой нейтралитет? — саркастически расхохотался Мацухара. — Есть только право сильного и сила нефти.
— Так ты думаешь, «Маджестик» станет на ремонт на какой-нибудь индонезийской верфи?
— Индонезия — член ОПЕК, Индонезия поддерживает Каддафи, Индонезия хочет жить. Стало быть, примет арабский авианосец.
— Но ведь это дело нескольких месяцев. Мы подберемся поближе и пустим его на дно прямо в гавани.
Йоси покачал головой:
— Нет. У арабов есть базы на Борнео и в Халамахаре. Никогда адмирал без крайней необходимости не сунется в точку, куда дотягивается авиация наземного базирования. Он дождется, когда «Маджестик» выйдет в открытое море, на оперативный простор. И вот тогда…
Мысль Брента работала с прежней отчетливостью, и недоуменные вопросы наперебой требовали ответов:
— Марианские острова. Розенкранц. Арабские десантные суда…
— Над западным побережьем Сайпана в бухте Танапага я засек транспорт.
Брент недоуменно вскинул бровь:
— Мы же проходили над Мажиссьен-Бэй и ничего не видели.
— И скорее всего транспорт этот высадит «коммандос», — продолжал Мацухара.
— Пятый специальный саперный батальон или парашютную бригаду?
— Теперь я вижу, Брент, что с головой у тебя все в порядке. Да. Седьмую парашютно-десантную бригаду и усиленный батальон. В сущности, почти полк.
— Да ведь я помню, как полковник Бернштейн докладывал об этом на совете. «Моссад» несколько месяцев назад засек эти спецвойска, несколько транспортов и десяток новых субмарин. Все девицы из веселых домов Триполи и Бенгази — на жалованье у израильтян: «девочки» и рассказали об исчезновении их постоянных клиентов из Седьмой бригады.
— С такими союзниками мы непобедимы, — заметил Мацухара, и оба засмеялись. — Ну так вот: субмарины типа «Зулус», восемь единиц.
— Помнится, Бернштейн говорил о десяти.
Летчик негромко засмеялся:
— Верно. Было десять. Но две мы потопили к востоку от Роты. Две лодки и транспорт. Взяли пленных. Откуда, ты думаешь, у нас такие обширные сведения?
— Вытрясли?
— Вытрясли. Адмирал Фудзита, как ты знаешь, умеет быть очень настойчивым.
Да, Брент знал, до каких пределов простиралась «настойчивость» старого самурая. Ему не раз приходилось видеть, как пленных били, пытали, а после получения от них нужной информации — расстреливали или обезглавливали. Фудзита был мастером допросов: поначалу Брент с трудом переносил эти процедуры, но потом, узнав, как арабы обошлись с командой и пассажирами захваченного и угнанного в Триполи лайнера «Маеда Мару» — больше тысячи человек было удавлено, — он стал считать жестокое обращение с ливийцами в порядке вещей.
— Они заняли и Сайпан, и Тиниан, — продолжал летчик.
— Авиабазы?
— Конечно. И их авиация дальнего действия сможет оттуда наносить по нам удары.
— А у них есть АДД?
— Будет. Они превратили в бомбардировщики три эскадрильи: «Констеллейшн», DC—4 «Скаймастер» и DC—6 «Лифтмастер» — и усиленно тренируют экипажи.
— Агвиджан они тоже взяли?
— Пока нет. Там наша агентура. Местность ровная, как стол, — высадиться трудно. Наши люди смотрят за обоими островами: пока никто не прилетал. — Мацухара стал разглядывать сложенные на коленях массивные руки. — А вот о Розенкранце известно только, что он сел на вынужденную в Тиниане.
— Да? Это точно?
— Точно, — Мацухара постучал кулаком о ладонь другой руки. — Я всадил в него целую серию 20-мм, но потом боги отвернулись от меня — патроны кончились.
— Ничего, Йоси, когда-нибудь мы добьем этого негодяя, никуда он не денется.
— Я никому его не отдам, Брент-сан.
— Ладно. Бросим жребий.
Летчик рассмеялся, но тут же оборвал смех и, стиснув челюсти, устремил пристальный взгляд на висевший в изголовье меч.
— Император очень болен, — проговорил он негромко и медленно, словно у каждого произносимого им слова был нестерпимо едкий вкус. — Его дни сочтены. Говорят, у него рак. Уже было желудочное кровотечение. Я чувствую, что через несколько недель ему предстоит встреча с богами — его родственниками.
— Поверь, Йоси-сан, мне очень жаль… Я знаю, какую роль играет микадо в вашей жизни…
— Роль?! — вскинулся японец. — Ты знаешь, что такое «кокутай»? — спросил он, хотя ему было отлично известно, насколько глубоки познания Брента в японской культуре, и он сам провел немало часов, обсуждая с юным американцем «Хага-куре», тонкости буддизма, синтоизма, японской живописи и поэзии.
— Разумеется. Император — это Япония.
— Верно. Но это еще не все. Император — это наша душа, наше сердце, воплощение национального самосознания.
— Но, говорят, наследник престола Акихито — во всех отношениях достойный человек.
— Да. Япония будет счастлива, получив такого правителя, — летчик порывисто поднялся, точно переменой позы мог отогнать мрачные мысли. — Ты гораздо лучше выглядишь сегодня, Брент-сан.
— Надеюсь, что через несколько дней буду в строю, — американец с готовностью поддержал новый оборот разговора.
— Не торопись, Брент-сан, надо отлежаться.
— Да что ты, Йоси! Арабы пронюхают, что я валяюсь в лазарете, и завтра же будут разгуливать по Гинзе.
Оба рассмеялись. Мацухара пожал ему руку и двинулся к выходу из палаты.

Ночью Брента снова разбудили странные звуки, схожие с шелестом деревьев под ветром. «Брент-сан… Брент-сан», — шуршала листва.
Осторожно приподнявшись, он спустил ноги с кровати и встал на палубе, слабо освещенной с двух сторон: слева в дальнем конце горела единственная лампа под матовым колпаком, справа за стеклянной перегородкой сидел дежурный санитар. «Брент-сан…» — снова прошуршал ветер. Нет, это не ветер — его звал Такии. Но это же невозможно!
Брент склонился над туго спеленутым коконом, приникнув ухом к тому месту, где должна была находиться забинтованная голова, — и сквозь посвистывание и похрипывание мокроты, булькавшей в обожженной груди, словно там все время вздувались и лопались пузыри, разобрал невнятные слова, смысл которых был предельно ясен:
— У-бей ме-ня… у-бей ме-ня…
Брент отшатнулся и похолодел, словно услышал обращенные к нему слова призрака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91