У нас на связи патрульный вертолет. Спрашивают: может быть подождать до утра? Погода плохая.
— Боюсь, двоим нужна срочная госпитализация! — вскипает сестра, — мы не можем оказать нужной помощи…
— Пройдите к капитану! — и я вешаю трубку.
И вот я вхожу в бокс. За столиком медсестры горит матовая лампа. Пусто. Иду дальше, в палату. Боже! На трех койках белоснежные куклы — люди с забинтованными головами и руками. Двое — на капельницах. Одна кукла, как кукла — это ученый карлик. Видны только открытые рты. Стон. Муки ран. Дух боли и медикаментов. Фелицаты среди них нет. Суке повезло больше всех — отделалась уколом от шока в волосатую задницу. Возвращаюсь в приемный покой. Внимательно оглядываю стол медсестры. Где-то здесь лежит кончик нити, ведущий к писюхе… картотека… ага! вот бортовой медицинский журнал… откидываю последнюю страницу. Сплошная латынь. Мимо! А это что? На закладке торопливой рукой записан номер телефона, ниже — номер каюты: А 085, а еще ниже — «мадам Ф…» Облом, Фелицата! Ясно, что она косит под больную и тоже хочет улететь с вертолетом скорой помощи на берег, подальше от Герсы. Попалась, писюха! Оставила медсестре свои координаты! Снимаю телефонную трубочку. Набираю нужный номер. Время за полночь, но она ждет звонка из бокса и сразу кинется к телефону. Алло! Фелицата явно все еще в шоке и потому соображает с трудом. Надеюсь, мой голос за 12 лет повзрослел. У меня витаминов хватало… Подделываясь под фальцет медсестры объясняю мадам Фелиц, что вертолет вот-вот совершит посадку на борт корабля, но я должна еще раз ее осмотреть, чтобы решить — насколько целесообразна ее срочная госпитализация. Вертолет перегружен и над морем штормит…" «Умоляю, — рычит в трубку, Фелицата, — я умру, если вы оставите меня на борту. Мне кажется, я начинаю слепнуть!»
— Не напрягайте голосовых связок, мадам. Я зайду сейчас вас осмотреть.
— Благодарю. Только постучите три раза — у меня что-то с нервами.
Стучу три раза.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук стучит мое сердце, облитое кровью памяти: настал час возмездия. Вспомни, Лиза, бедную девочку в рыженьких сандаликах на кирпичном карнизе! Пальчики ее, которыми она цепляется за ямки в стене! Балкон ее на четвертом этаже, где беснуется псих с лыжной палкой в руках, к концу которой примотан проволокой хирургический скальпель…
— Кто там?
— Медсестра от доктора Хеннинга.
Она нервозно возится с замком, наконец открывает и сразу получает страшный удар ребром по шее, локтем в солнечное сплетение и ногой в коленную чашечку. Мне йадо ее ошеломить и выбить мозги из ушей. Лишить опоры в себе. Правило кун-фу: целься в душу! Но стерва выдержала удар, и стала отчаянно сопротивляться! Она ждала нападения… Борьба Фелицаты настолько возмутила мою душу, что я едва-едва не убила ее, и сама опомнилась только тогда, когда уложив на пол, связывала руки за поясом полосой скотча.
Молчание.
Слышу только ее порывистое дыхание.
Переворачиваю лицом вверх и наши взгляды наконец-то встречаются. Я вижу, что она психологически приготовилась к моему появлению. В агатовых глазах только
бесконечная злоба и огонек любопытства. Суке интересно посмотреть как я выросла.
Достаю ее золотой револьвер — узнала! — и начинаю стволом отдирать полоску лейкопластыря над бровью. Там чернеет неглубокая ранка под корочкой крови. Отодрав пластырь, я молча заклеиваю один глаз.
— Здравствуй, милая.
Она молчит. Одинокий глаз полыхает бессильной злобой.
— Что ж ты, писюха, так долго не приходила из магазина? Забыла, что обещала проверить мои тетрадки. Нехорошо лгать, Фелицата, особенно лгать детям. Обижать маленьких.
Я отдираю с виска еще одну нашлепку из пластыря и демонстративно заклеиваю рот служанки:
— Мне не нужны твои слова, дрянь. Хочешь молчать — молчи.
Я всовываю пистолет в ухо и вращаю с такой силой, что ушная раковина покрывается алой испариной и на мочке, на золотом цветочке, набухает еще одна сережка, отличая из чистой кровищи.
— Вставай. Я выброшу тебя за борт, падаль.
И она молча встает! Не визжит, не цепляется за жизнь, а встает и стоит, шатаясь от боли, пылая злобой, ненавистью и бессилием. От служанки пахнет копченым лососем… Спокойно, Лизок, говорю я себе, она боится высоты, а не смерти. Ты ведь еще не забыла, как она трусила, выходя на балкон. Страх высоты сделает свое дело и развяжет язык.
Я никак не маскирую свое нападение — наоборот хочу продемонстрировать суке всю силу своего сказочного везения. Закрыв глаза, я мысленно — долгую секунду — молюсь своему ангелу-хранителю, молюсь лилиям и вьюнкам у его ног в каплях свежей росы, где отражается небесное пламя: бог мой, мамочка! Спаси и помоги Лизочку в решительную минуту.
Оборвав телефонный провод, я открыто заматываю витой шнур вокруг шеи покойницы Фелицаты — больно заматываю! — и держа один конец удавки в своих руках вытаскиваю служанку в ночной коридор.
Казалось бы, у меня нет совершенно никаких шансов провести в таком виде пленницу и ста шагов, первый же стюард или член корабельной команды, первый встречный поднимет тревогу: подстриженная под панка, в военном хаки, я тащу по кораблю даму в брючном комбинезоне цвета беж, на каблуках, с бриллиантовыми серьгами в ушах, одно ухо которой в крови, один глаз которой заклеен пластырем, как и ее рот.
Правда, уже час ночи. Но еще работают ночные бары, и хотя качка усилилась, самые упорные продолжают глотать свой коктейль и даже вертеться на пятачках дискотеки. Наконец, на посту вся ночная часть экипажа — это десятки людей… ни-ко-го! Ни одной души ни в коридоре, ни в лифте.
Я чувствую, что мою суку охватывает отчаяние: она еле бредет, и я не тороплю. Наконец навстречу коротышка-стюард. Увидев нас, он замедляет шаг.
— Забавная картинка, малыш? — говорю я смеясь, и дергая удавку с такой силой, что Фелицата стукается лбом об стенку. Отчетливо слышен ее стон через окровавленный пластырь на заклеенном рту.
— Вопросы есть?
— Нет, нет… — пугается малый, он ясно понимает, что может получить по рогам и выкручивается с изумительной подлостью:
— Отличная выдумка для маскарада! И стрелой ужаса — мимо.
Фелицата пытается перегородить ему путь, он огибает ее ужом.
Я уверена, что негодяй даже не наберет телефон службы охраны, он уже обманывает себя догадкой, что мы обе пьяны в сиську.
Тогда я затаскиваю ее в бар и подвожу к стойке. Ночной бармен — огромный красноротый африканец в турецкой феске с кисточкой, на латунном пятачке две танцующих мужских пары с мелкой завивкой. Отлично! Педикам наплевать, что делают женщины.
И Фелицата тоже схватывает ситуацию, ее последняя надежда — бармен.
Я заказываю стакан томатного сока.
Бармен машинально исполняет заказ, я расплачиваюсь и сдираю пластырь с губ Фелицаты — черный напряженно ждет, что она скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
— Боюсь, двоим нужна срочная госпитализация! — вскипает сестра, — мы не можем оказать нужной помощи…
— Пройдите к капитану! — и я вешаю трубку.
И вот я вхожу в бокс. За столиком медсестры горит матовая лампа. Пусто. Иду дальше, в палату. Боже! На трех койках белоснежные куклы — люди с забинтованными головами и руками. Двое — на капельницах. Одна кукла, как кукла — это ученый карлик. Видны только открытые рты. Стон. Муки ран. Дух боли и медикаментов. Фелицаты среди них нет. Суке повезло больше всех — отделалась уколом от шока в волосатую задницу. Возвращаюсь в приемный покой. Внимательно оглядываю стол медсестры. Где-то здесь лежит кончик нити, ведущий к писюхе… картотека… ага! вот бортовой медицинский журнал… откидываю последнюю страницу. Сплошная латынь. Мимо! А это что? На закладке торопливой рукой записан номер телефона, ниже — номер каюты: А 085, а еще ниже — «мадам Ф…» Облом, Фелицата! Ясно, что она косит под больную и тоже хочет улететь с вертолетом скорой помощи на берег, подальше от Герсы. Попалась, писюха! Оставила медсестре свои координаты! Снимаю телефонную трубочку. Набираю нужный номер. Время за полночь, но она ждет звонка из бокса и сразу кинется к телефону. Алло! Фелицата явно все еще в шоке и потому соображает с трудом. Надеюсь, мой голос за 12 лет повзрослел. У меня витаминов хватало… Подделываясь под фальцет медсестры объясняю мадам Фелиц, что вертолет вот-вот совершит посадку на борт корабля, но я должна еще раз ее осмотреть, чтобы решить — насколько целесообразна ее срочная госпитализация. Вертолет перегружен и над морем штормит…" «Умоляю, — рычит в трубку, Фелицата, — я умру, если вы оставите меня на борту. Мне кажется, я начинаю слепнуть!»
— Не напрягайте голосовых связок, мадам. Я зайду сейчас вас осмотреть.
— Благодарю. Только постучите три раза — у меня что-то с нервами.
Стучу три раза.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук стучит мое сердце, облитое кровью памяти: настал час возмездия. Вспомни, Лиза, бедную девочку в рыженьких сандаликах на кирпичном карнизе! Пальчики ее, которыми она цепляется за ямки в стене! Балкон ее на четвертом этаже, где беснуется псих с лыжной палкой в руках, к концу которой примотан проволокой хирургический скальпель…
— Кто там?
— Медсестра от доктора Хеннинга.
Она нервозно возится с замком, наконец открывает и сразу получает страшный удар ребром по шее, локтем в солнечное сплетение и ногой в коленную чашечку. Мне йадо ее ошеломить и выбить мозги из ушей. Лишить опоры в себе. Правило кун-фу: целься в душу! Но стерва выдержала удар, и стала отчаянно сопротивляться! Она ждала нападения… Борьба Фелицаты настолько возмутила мою душу, что я едва-едва не убила ее, и сама опомнилась только тогда, когда уложив на пол, связывала руки за поясом полосой скотча.
Молчание.
Слышу только ее порывистое дыхание.
Переворачиваю лицом вверх и наши взгляды наконец-то встречаются. Я вижу, что она психологически приготовилась к моему появлению. В агатовых глазах только
бесконечная злоба и огонек любопытства. Суке интересно посмотреть как я выросла.
Достаю ее золотой револьвер — узнала! — и начинаю стволом отдирать полоску лейкопластыря над бровью. Там чернеет неглубокая ранка под корочкой крови. Отодрав пластырь, я молча заклеиваю один глаз.
— Здравствуй, милая.
Она молчит. Одинокий глаз полыхает бессильной злобой.
— Что ж ты, писюха, так долго не приходила из магазина? Забыла, что обещала проверить мои тетрадки. Нехорошо лгать, Фелицата, особенно лгать детям. Обижать маленьких.
Я отдираю с виска еще одну нашлепку из пластыря и демонстративно заклеиваю рот служанки:
— Мне не нужны твои слова, дрянь. Хочешь молчать — молчи.
Я всовываю пистолет в ухо и вращаю с такой силой, что ушная раковина покрывается алой испариной и на мочке, на золотом цветочке, набухает еще одна сережка, отличая из чистой кровищи.
— Вставай. Я выброшу тебя за борт, падаль.
И она молча встает! Не визжит, не цепляется за жизнь, а встает и стоит, шатаясь от боли, пылая злобой, ненавистью и бессилием. От служанки пахнет копченым лососем… Спокойно, Лизок, говорю я себе, она боится высоты, а не смерти. Ты ведь еще не забыла, как она трусила, выходя на балкон. Страх высоты сделает свое дело и развяжет язык.
Я никак не маскирую свое нападение — наоборот хочу продемонстрировать суке всю силу своего сказочного везения. Закрыв глаза, я мысленно — долгую секунду — молюсь своему ангелу-хранителю, молюсь лилиям и вьюнкам у его ног в каплях свежей росы, где отражается небесное пламя: бог мой, мамочка! Спаси и помоги Лизочку в решительную минуту.
Оборвав телефонный провод, я открыто заматываю витой шнур вокруг шеи покойницы Фелицаты — больно заматываю! — и держа один конец удавки в своих руках вытаскиваю служанку в ночной коридор.
Казалось бы, у меня нет совершенно никаких шансов провести в таком виде пленницу и ста шагов, первый же стюард или член корабельной команды, первый встречный поднимет тревогу: подстриженная под панка, в военном хаки, я тащу по кораблю даму в брючном комбинезоне цвета беж, на каблуках, с бриллиантовыми серьгами в ушах, одно ухо которой в крови, один глаз которой заклеен пластырем, как и ее рот.
Правда, уже час ночи. Но еще работают ночные бары, и хотя качка усилилась, самые упорные продолжают глотать свой коктейль и даже вертеться на пятачках дискотеки. Наконец, на посту вся ночная часть экипажа — это десятки людей… ни-ко-го! Ни одной души ни в коридоре, ни в лифте.
Я чувствую, что мою суку охватывает отчаяние: она еле бредет, и я не тороплю. Наконец навстречу коротышка-стюард. Увидев нас, он замедляет шаг.
— Забавная картинка, малыш? — говорю я смеясь, и дергая удавку с такой силой, что Фелицата стукается лбом об стенку. Отчетливо слышен ее стон через окровавленный пластырь на заклеенном рту.
— Вопросы есть?
— Нет, нет… — пугается малый, он ясно понимает, что может получить по рогам и выкручивается с изумительной подлостью:
— Отличная выдумка для маскарада! И стрелой ужаса — мимо.
Фелицата пытается перегородить ему путь, он огибает ее ужом.
Я уверена, что негодяй даже не наберет телефон службы охраны, он уже обманывает себя догадкой, что мы обе пьяны в сиську.
Тогда я затаскиваю ее в бар и подвожу к стойке. Ночной бармен — огромный красноротый африканец в турецкой феске с кисточкой, на латунном пятачке две танцующих мужских пары с мелкой завивкой. Отлично! Педикам наплевать, что делают женщины.
И Фелицата тоже схватывает ситуацию, ее последняя надежда — бармен.
Я заказываю стакан томатного сока.
Бармен машинально исполняет заказ, я расплачиваюсь и сдираю пластырь с губ Фелицаты — черный напряженно ждет, что она скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166