Клэра видела его мельком несколько раз, но не сочла нужным познакомиться:
– Что, что случилось, мастер… мастер Кало? – Приложив усилие, она вспомнила его имя. Страх мешал собраться с мыслями, ее било крупной дрожью – сон, это должно быть продолжением сна!
– Это не сон, – участливо улыбнувшись, возразил Кало. – Это часовня моего господина, а вы, сударыня – первая жертва. Вторая – ваш любовник. Здесь собирались построить храм Темного, но не успели, осталась только часовня. Но для наших скромных нужд хватит и ее, – он снова улыбнулся, глядя на Адана, – я слишком много говорю, не так ли? Но поймите меня правильно, не так часто на этом алтаре оказываются люди, с которыми есть о чем поговорить. Просто принести жертву – недостаточно. Важно понимание.
Охваченная ужасом Клэра попыталась вырваться, но быстро выбилась сил: этого не может быть, не может! Людей не приносят в жертву на алтарях. Сейчас она проснется и все расскажет Адану… и тут она услышала его голос, звенящий от напряжения, но по-прежнему ясный:
– Что тут понимать? Вашему господину нужна кровь.
– Верно. И в этом высшая справедливость. Семеро кормят людей жалкими подачками: молись, смертный, и, быть может, твою молитву услышат. А если не услышат – на все воля Семерых. Аред относится к людям, как к равным. Хочешь, чтобы бог помог тебе – плати. Милостыню подают нищим, люди достойные платят за себя сами.
– Тогда почему бы тебе не заплатить своей кровью? Достойные люди не разбойничают по ночам!!
– А мне ничего не нужно от Ареда, я всего лишь посредник. Госпожа графиня каждый год приносила жертвы на этом алтаре, и мой господин хранил ее сына от бед. И сейчас это ее решение.
– Как удобно. Думаешь, в посмертии отмежуешься, мол, это все они, а я рядом стоял? Не получится. Там каждый в ответе за себя, – и голос Адана предательски дрогнул: «каждый за себя». Что он скажет Эарниру, как объяснит? Он не готов, не успел! Если до этой минуты он испытывал страх, то теперь ощутил ни с чем не сравнимый ужас.
– Может быть, может быть… теперь я понимаю, что в тебе нашли прихожане, светлый Адан. У тебя и впрямь дар слова. Но мы хотели выяснить, кто из вас прав, госпожа графиня или ты.
– Ты хотел. Мне не в чем сомневаться, – он знал, что Клэра любит. Будучи послушником, Адан повидал достаточно томных дам с развратным взглядом, чтобы отличить подлинное чувство от алчного каприза.
Кало наклонился к притихшей Клэре:
– Мы собрались принести две жертвы, но Господин довольствуется и одной. Одного из вас я могу отпустить. Ты вернешься домой, забыв обо всем, что случилось этой ночью, или же вернется твой любовник. Тебе решать.
– Прекрати! Клэра, не слушай, он не отпустит никого! Это еще одна пытка. Не разговаривай с ним, молись, пока можешь, – каждое слово жгло Адана изнутри, но он не мог промолчать, не мог солгать, успокоить. Кто-то засунул ему в рот кляп.
Кало покачал головой:
– У нас мало времени на раздумья. Я помогу тебе принять решение, – он взял нож и провел неглубокий надрез на ее животе, выступила кровь.
Клэра закричала скорее от испуга, чем от боли, боль пришла мгновением позже, слабая, не страшнее, чем когда уколешь палец иглой, не сравнить с родами, которые она пережила трижды. Но Кало снова поднял нож:
– Это только начало, – следующий надрез был глубже и длиннее, – еще один разрез, и я уже не смогу отпустить тебя. Слишком сложно будет объяснить, откуда взялись раны. Ну же, решай, – он медленно повернул нож, и на этот раз Клэра кричала уже от боли, по щекам текли слезы.
…Больно… как же больно. Но она выдержит. Они ведь не смогут терзать ее вечно. Рано или поздно любая боль заканчивается, она знает точно, как тогда, когда она рожала старшего сына. Тридцать часов непрерывного кошмара, но и это прошло. Мужчины слишком слабы… пусть лучше она. А он будет жить. И она прошептала:
– Отпустите его, – и повторила громче, – отпустите его!
Мастер Кало развел руками:
– Ну что ж, иногда приходится признавать свои ошибки. Ваша невестка и впрямь грешила по любви, госпожа графиня. Но этот никак не меняет наши планы.
Помощники жреца запели: незнакомый язык, гортанный, клокочущий в горле, словно в пещере притаился рассерженный коршун. На маленьком кожаном барабане отбивают ритм, быстрее, быстрее, голоса едва успевают за барабанщиком. Нож поднимается и падает вниз, алые разрезы соединяются в безумный узор. Кровь стекает по бокам алтаря, расплывается по полу, контур лука, высеченный в камне, вспыхивает красным светом. Тонкое лезвие отделяет кусочек кожи, очерченный надрезами, и бросает в услужливо подставленную жаровню. Затем еще раз, и еще, и еще…
Клэра кричала, пока не сорвала голос – то умоляла убить ее побыстрее, то проклинала Глэдис, а потом уже только сипела, судорожно вздрагивая. Сознание ускользало, утонув в боли. Жрец отложил нож – пришло время. Глэдис подошла к окровавленному куску мяса, еще недавно бывшему женой ее сына, матерью ее внуков. В глаза этой жертве она могла смотреть без страха. Глэдис, тяжело дыша, отошла от алтаря. С этим ударом она выплеснула весь застоявшийся гнев, медленно отравлявший ее все эти годы. Для Адана не осталось и малой толики – пусть Кало сам разбирается со слугой заклятого врага своего господина. Она посмотрела на привязанного к столбу жреца с неожиданным для самой себя сожалением – Клэра была мерзкой тварью и получила по заслугам, но на месте Адана мог быть любой другой мужчина. А что до бога, которому он служит, так разве она не знала раньше, что Эарниру, как и его братьям, все равно? Стоит ли винить слугу в небрежении господина? Но тут же одернула себя: стоит. Он сам выбирал, кому служить.
Адан хотел закрыть глаза, отвести взгляд, но не мог. Жрец Темного стоял к нему спиной, загораживая Клэру. Он видел только, как поднимается и опускается его рука, и слышал ее крик, вдыхал тошнотворный запах горящей кожи.
Спустя вечность крик затих, и жрец уступил место Глэдис. Когда та отошла в сторону, Адан увидел, что осталось от Клэры, и только тогда сумел, наконец, закрыть глаза. В этот миг он даже обрадовался, что сейчас умрет. Иначе всю жизнь, сколько бы лет ему не даровали боги, он видел бы перед собой изуродованное тело женщины, которую, как он понял только сейчас, он на самом деле любил.
Темный жрец подошел к нему и самолично вытащил изо рта кляп окровавленной рукой. Но Адан смотрел не на него, на Глэдис:
– Теперь вы счастливы? Что вы хотели купить у Ареда такой ценой? Я все еще не могу поверить, что женщина, мать, способна на такую ненависть. Может, вы не человек вовсе? – И тут же ответил сам себе, – нет, человек. Он, – Адан кивнул в сторону мастера Кало, – нет. А вы – да. Я должен был поговорить с вами раньше, я видел, чувствовал, что вам нужен этот разговор, нужно примириться с Эарниром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Что, что случилось, мастер… мастер Кало? – Приложив усилие, она вспомнила его имя. Страх мешал собраться с мыслями, ее било крупной дрожью – сон, это должно быть продолжением сна!
– Это не сон, – участливо улыбнувшись, возразил Кало. – Это часовня моего господина, а вы, сударыня – первая жертва. Вторая – ваш любовник. Здесь собирались построить храм Темного, но не успели, осталась только часовня. Но для наших скромных нужд хватит и ее, – он снова улыбнулся, глядя на Адана, – я слишком много говорю, не так ли? Но поймите меня правильно, не так часто на этом алтаре оказываются люди, с которыми есть о чем поговорить. Просто принести жертву – недостаточно. Важно понимание.
Охваченная ужасом Клэра попыталась вырваться, но быстро выбилась сил: этого не может быть, не может! Людей не приносят в жертву на алтарях. Сейчас она проснется и все расскажет Адану… и тут она услышала его голос, звенящий от напряжения, но по-прежнему ясный:
– Что тут понимать? Вашему господину нужна кровь.
– Верно. И в этом высшая справедливость. Семеро кормят людей жалкими подачками: молись, смертный, и, быть может, твою молитву услышат. А если не услышат – на все воля Семерых. Аред относится к людям, как к равным. Хочешь, чтобы бог помог тебе – плати. Милостыню подают нищим, люди достойные платят за себя сами.
– Тогда почему бы тебе не заплатить своей кровью? Достойные люди не разбойничают по ночам!!
– А мне ничего не нужно от Ареда, я всего лишь посредник. Госпожа графиня каждый год приносила жертвы на этом алтаре, и мой господин хранил ее сына от бед. И сейчас это ее решение.
– Как удобно. Думаешь, в посмертии отмежуешься, мол, это все они, а я рядом стоял? Не получится. Там каждый в ответе за себя, – и голос Адана предательски дрогнул: «каждый за себя». Что он скажет Эарниру, как объяснит? Он не готов, не успел! Если до этой минуты он испытывал страх, то теперь ощутил ни с чем не сравнимый ужас.
– Может быть, может быть… теперь я понимаю, что в тебе нашли прихожане, светлый Адан. У тебя и впрямь дар слова. Но мы хотели выяснить, кто из вас прав, госпожа графиня или ты.
– Ты хотел. Мне не в чем сомневаться, – он знал, что Клэра любит. Будучи послушником, Адан повидал достаточно томных дам с развратным взглядом, чтобы отличить подлинное чувство от алчного каприза.
Кало наклонился к притихшей Клэре:
– Мы собрались принести две жертвы, но Господин довольствуется и одной. Одного из вас я могу отпустить. Ты вернешься домой, забыв обо всем, что случилось этой ночью, или же вернется твой любовник. Тебе решать.
– Прекрати! Клэра, не слушай, он не отпустит никого! Это еще одна пытка. Не разговаривай с ним, молись, пока можешь, – каждое слово жгло Адана изнутри, но он не мог промолчать, не мог солгать, успокоить. Кто-то засунул ему в рот кляп.
Кало покачал головой:
– У нас мало времени на раздумья. Я помогу тебе принять решение, – он взял нож и провел неглубокий надрез на ее животе, выступила кровь.
Клэра закричала скорее от испуга, чем от боли, боль пришла мгновением позже, слабая, не страшнее, чем когда уколешь палец иглой, не сравнить с родами, которые она пережила трижды. Но Кало снова поднял нож:
– Это только начало, – следующий надрез был глубже и длиннее, – еще один разрез, и я уже не смогу отпустить тебя. Слишком сложно будет объяснить, откуда взялись раны. Ну же, решай, – он медленно повернул нож, и на этот раз Клэра кричала уже от боли, по щекам текли слезы.
…Больно… как же больно. Но она выдержит. Они ведь не смогут терзать ее вечно. Рано или поздно любая боль заканчивается, она знает точно, как тогда, когда она рожала старшего сына. Тридцать часов непрерывного кошмара, но и это прошло. Мужчины слишком слабы… пусть лучше она. А он будет жить. И она прошептала:
– Отпустите его, – и повторила громче, – отпустите его!
Мастер Кало развел руками:
– Ну что ж, иногда приходится признавать свои ошибки. Ваша невестка и впрямь грешила по любви, госпожа графиня. Но этот никак не меняет наши планы.
Помощники жреца запели: незнакомый язык, гортанный, клокочущий в горле, словно в пещере притаился рассерженный коршун. На маленьком кожаном барабане отбивают ритм, быстрее, быстрее, голоса едва успевают за барабанщиком. Нож поднимается и падает вниз, алые разрезы соединяются в безумный узор. Кровь стекает по бокам алтаря, расплывается по полу, контур лука, высеченный в камне, вспыхивает красным светом. Тонкое лезвие отделяет кусочек кожи, очерченный надрезами, и бросает в услужливо подставленную жаровню. Затем еще раз, и еще, и еще…
Клэра кричала, пока не сорвала голос – то умоляла убить ее побыстрее, то проклинала Глэдис, а потом уже только сипела, судорожно вздрагивая. Сознание ускользало, утонув в боли. Жрец отложил нож – пришло время. Глэдис подошла к окровавленному куску мяса, еще недавно бывшему женой ее сына, матерью ее внуков. В глаза этой жертве она могла смотреть без страха. Глэдис, тяжело дыша, отошла от алтаря. С этим ударом она выплеснула весь застоявшийся гнев, медленно отравлявший ее все эти годы. Для Адана не осталось и малой толики – пусть Кало сам разбирается со слугой заклятого врага своего господина. Она посмотрела на привязанного к столбу жреца с неожиданным для самой себя сожалением – Клэра была мерзкой тварью и получила по заслугам, но на месте Адана мог быть любой другой мужчина. А что до бога, которому он служит, так разве она не знала раньше, что Эарниру, как и его братьям, все равно? Стоит ли винить слугу в небрежении господина? Но тут же одернула себя: стоит. Он сам выбирал, кому служить.
Адан хотел закрыть глаза, отвести взгляд, но не мог. Жрец Темного стоял к нему спиной, загораживая Клэру. Он видел только, как поднимается и опускается его рука, и слышал ее крик, вдыхал тошнотворный запах горящей кожи.
Спустя вечность крик затих, и жрец уступил место Глэдис. Когда та отошла в сторону, Адан увидел, что осталось от Клэры, и только тогда сумел, наконец, закрыть глаза. В этот миг он даже обрадовался, что сейчас умрет. Иначе всю жизнь, сколько бы лет ему не даровали боги, он видел бы перед собой изуродованное тело женщины, которую, как он понял только сейчас, он на самом деле любил.
Темный жрец подошел к нему и самолично вытащил изо рта кляп окровавленной рукой. Но Адан смотрел не на него, на Глэдис:
– Теперь вы счастливы? Что вы хотели купить у Ареда такой ценой? Я все еще не могу поверить, что женщина, мать, способна на такую ненависть. Может, вы не человек вовсе? – И тут же ответил сам себе, – нет, человек. Он, – Адан кивнул в сторону мастера Кало, – нет. А вы – да. Я должен был поговорить с вами раньше, я видел, чувствовал, что вам нужен этот разговор, нужно примириться с Эарниром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119