слишком давно сняты, недостаточно подробны. Дэреку пришлось в считанные дни освоить мастерство картографа. Быть может его творению не доставало безупречной чистоты линий, свойственной имперской картографической школе, а по краям пергамента не щерили пасти сказочные чудовища, зато моряк не упустил ни одной, даже самой мелкой бухточки на побережье.
Ормунд поинтересовался:
– Так почему именно эта?
– Здесь удобней всего. Скалы – большой корабль даже к берегу не подойдет. А источник чистый, вода прозрачная, сладкая.
– А продовольствие?
– До ближайшей деревни два часа быстрого ходу, там все продадут. Пока старейшины узнают, нас и след простынет.
– Сомневаюсь. Так все же, почему именно эта? – Капитан внимательно посмотрел на моряка.
Дэрек помявшись, ответил:
– Моя деревня тут неподалеку. Та, где я с женой жил. Пока загружаетесь, я успею семью забрать. Нечего им тут оставаться, – но в его голосе прозвучал плохо спрятанный страх. Он не знал, что случилось с Соллой.
Капитан слегка наклонил голову и окинул Дэрека внимательным, изучающим взглядом, словно впервые видел:
– Если я правильно понял, ты готов рисковать кораблем и командой ради своей жены?
– Я только собой рискую! В деревню сам пойду.
– Если у здешних старейшин есть хоть капля разума, они должны держать все ближайшие бухты под наблюдением, ожидая твоего возвращения с гостями.
– Да зачем им? Я уплыл, откуда им знать, что я вообще вернусь?
– Ты оставил свою женщину. Это достаточный повод вернуться, – Ормунд склонился над картой.
Дэрек молча ждал, закусив губу – он знал, что все равно отправится за Соллой, из любого места, разве что капитан его прямо сейчас свяжет и выкинет за борт. Потому что если просто свяжет, он веревки зубами перегрызет.
Ормунд оторвался от карты:
– Я дам тебе шесть часов. Два туда, два обратно, два там. Дольше ждать не стану, так что пошевеливайся.
Загружались торопливо – гребцы выбивались из сил, туда-сюда сновали шлюпки. Бочки с водой, связки фруктов, свиные туши. Впередсмотрящие дежурили на мачтах – Ормунд ждал подвоха, слишком уж гладко все шло. «Сильвана» стояла у входа в гавань, остальные корабли небольшой флотилии выстроились позади, уже закончив погрузку, когда мальчишка-дозорный, перевесившись через край корзины, крикнул вниз:
– На берегу костры жгут, большие, дым столбом валит.
Капитан глянул на палубу: занести на корабль успели только половину бочек с водой, а продуктовые команды, посланные в деревни, еще не вернулись, так же, как и Дэрек. Придется ждать, он не может отплыть без своих людей. Ждать и надеяться, что те, кому местные жители подали дымовой сигнал, не успеют подойти вовремя.
Ормунд подозвал сигнальщиков: остальным кораблям следует немедленно уходить в открытое море и ждать «Сильвану» в условленном месте сбора. Они останутся прикрывать отход. Капитан надеялся, что боя удастся избежать, но если уж до этого дойдет, то врагам лучше заранее вознести молитвы Семерым. Когда сработает подготовленный сюрприз, у них просто не останется на это времени.
***
Дэрек быстрым шагом шел по деревне, в которой прожил пятнадцать лет. Он знал людей, попадавшихся ему по пути, работал вместе с ними, сидел вечерами у костра, его дети играли с их детьми, но бывшие соседи шарахались от моряка, словно тот вернулся из посмертия. Он беспрепятственно добрался до своей хижины, вошел внутрь, откинув циновку, занавешивавшую вход и застыл в ужасе. Подтверждались самые худшие его страхи – в доме никого не было. И уже давно.
В очаге лежал свалявшийся слой стылой золы, Солла чистила его каждый день, она никогда бы не допустила беспорядка. В углу сплел паутину паук, раскидистую, такую за два дня не сладишь, на столе валялись опрокинутые горшки, на полу лежало разбитое блюдо. Грязно, тихо и пусто – пропали все вещи, детские игрушки, одеяла, занавеска из разноцветных бусин, отгораживавшая их ложе… ничего не осталось.
Дэрек опустился на колени, провел ладонями по тростнику, покрывавшему земляной пол. Подстилку давно не меняли, стебли высохли и кололи руки. Его пальцы наткнулись на что-то, он поднял находку, поднес к лицу – глиняная свистулька, баран с обломившимся рогом. Он мастерил такие детям, а этого барашка Солла однажды попросила для себя, чем-то он ей по душе пришелся, так и жил на полке над очагом.
Сжав в руке игрушку, он медленно встал с колен и вышел из хижины. Вокруг собрались люди, близко не подходили, стояли поодаль, но когда он, развернувшись, направился прочь от своего бывшего дома, молча расступились, давая дорогу. Старейшину Дэрек нашел в его хижине, старик шагнул ему навстречу:
– Ты все-таки вернулся, Дэрек. Никто не верил.
– Вернулся, – коротко подтвердил моряк, глянув на старейшину.
Капли эльфийской крови не могли даровать потомкам бежавших на острова эльфов бессмертия, но позволяли продлить молодость до определенного предела. Затем природа брала свое, старость наступала чуть ли не за одну ночь: волосы седели и редели, лицо покрывалось морщинами, слабели ноги, начинали трястись руки. Человек мог жить после этого еще долго, дряхлея с каждым днем, пока, наконец, на берегу не разводили погребальный костер. Дэрек помнил старосту деревни высоким, полным сил мужчиной средних лет. А встретил его слабый старик со слезящимися красными глазами:
– Ты вовремя успел, Дэрек. Она, быть может, еще жива. Мы не хотели наказывать Соллу за твой побег, ведь жена должна во всем помогать мужу, а мы сами дали ее тебе в жены, но они потребовали покарать виновных.
– Опять они! Всегда они! А вы ни в чем не виноваты! Трусы! Где моя жена?! Где мои дети?! Их вы тоже покарали? – Он навис над трясущимся стариком, испытывая непреодолимое желание вцепиться ему в глотку.
– Ты предпочел бы, чтобы они сожгли всю деревню, Дэрек? Я люблю Соллу, она плоть от моей плоти, но если одна жизнь – плата за сотни жизней, я заплачу эту плату. Ты должен был подумать об этом, перед тем, как уходил. Твои дети в моем доме, а Солла в доме одиночества. Мы закрыли двери две недели назад, оставив ей кувшин с водой и лепешку.
Но Дэрек уже не слушал, он выбежал из дома старейшины и побежал вперед, там, где на холме, за частоколом, стоял дом одиночества. Единственный в деревне дом, сложенный из камня, с черепичной крышей. В нем не было окон, а вместо привычной циновки вход закрывала тяжелая дверь, запиравшаяся на засов снаружи.
Островитяне были мирным народом – слишком тяжелую память оставила давняя война. Но в любом, даже самом мирном племени, парни порой спорят из-за девушек, соседи ругаются, курицы забредают на чужой двор, да мало ли что… Провинившихся приводили на суд старейшины, и если вина оказывалась достаточно серьезной, преступник отправлялся под замок в дом одиночества, подумать над своим поведением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Ормунд поинтересовался:
– Так почему именно эта?
– Здесь удобней всего. Скалы – большой корабль даже к берегу не подойдет. А источник чистый, вода прозрачная, сладкая.
– А продовольствие?
– До ближайшей деревни два часа быстрого ходу, там все продадут. Пока старейшины узнают, нас и след простынет.
– Сомневаюсь. Так все же, почему именно эта? – Капитан внимательно посмотрел на моряка.
Дэрек помявшись, ответил:
– Моя деревня тут неподалеку. Та, где я с женой жил. Пока загружаетесь, я успею семью забрать. Нечего им тут оставаться, – но в его голосе прозвучал плохо спрятанный страх. Он не знал, что случилось с Соллой.
Капитан слегка наклонил голову и окинул Дэрека внимательным, изучающим взглядом, словно впервые видел:
– Если я правильно понял, ты готов рисковать кораблем и командой ради своей жены?
– Я только собой рискую! В деревню сам пойду.
– Если у здешних старейшин есть хоть капля разума, они должны держать все ближайшие бухты под наблюдением, ожидая твоего возвращения с гостями.
– Да зачем им? Я уплыл, откуда им знать, что я вообще вернусь?
– Ты оставил свою женщину. Это достаточный повод вернуться, – Ормунд склонился над картой.
Дэрек молча ждал, закусив губу – он знал, что все равно отправится за Соллой, из любого места, разве что капитан его прямо сейчас свяжет и выкинет за борт. Потому что если просто свяжет, он веревки зубами перегрызет.
Ормунд оторвался от карты:
– Я дам тебе шесть часов. Два туда, два обратно, два там. Дольше ждать не стану, так что пошевеливайся.
Загружались торопливо – гребцы выбивались из сил, туда-сюда сновали шлюпки. Бочки с водой, связки фруктов, свиные туши. Впередсмотрящие дежурили на мачтах – Ормунд ждал подвоха, слишком уж гладко все шло. «Сильвана» стояла у входа в гавань, остальные корабли небольшой флотилии выстроились позади, уже закончив погрузку, когда мальчишка-дозорный, перевесившись через край корзины, крикнул вниз:
– На берегу костры жгут, большие, дым столбом валит.
Капитан глянул на палубу: занести на корабль успели только половину бочек с водой, а продуктовые команды, посланные в деревни, еще не вернулись, так же, как и Дэрек. Придется ждать, он не может отплыть без своих людей. Ждать и надеяться, что те, кому местные жители подали дымовой сигнал, не успеют подойти вовремя.
Ормунд подозвал сигнальщиков: остальным кораблям следует немедленно уходить в открытое море и ждать «Сильвану» в условленном месте сбора. Они останутся прикрывать отход. Капитан надеялся, что боя удастся избежать, но если уж до этого дойдет, то врагам лучше заранее вознести молитвы Семерым. Когда сработает подготовленный сюрприз, у них просто не останется на это времени.
***
Дэрек быстрым шагом шел по деревне, в которой прожил пятнадцать лет. Он знал людей, попадавшихся ему по пути, работал вместе с ними, сидел вечерами у костра, его дети играли с их детьми, но бывшие соседи шарахались от моряка, словно тот вернулся из посмертия. Он беспрепятственно добрался до своей хижины, вошел внутрь, откинув циновку, занавешивавшую вход и застыл в ужасе. Подтверждались самые худшие его страхи – в доме никого не было. И уже давно.
В очаге лежал свалявшийся слой стылой золы, Солла чистила его каждый день, она никогда бы не допустила беспорядка. В углу сплел паутину паук, раскидистую, такую за два дня не сладишь, на столе валялись опрокинутые горшки, на полу лежало разбитое блюдо. Грязно, тихо и пусто – пропали все вещи, детские игрушки, одеяла, занавеска из разноцветных бусин, отгораживавшая их ложе… ничего не осталось.
Дэрек опустился на колени, провел ладонями по тростнику, покрывавшему земляной пол. Подстилку давно не меняли, стебли высохли и кололи руки. Его пальцы наткнулись на что-то, он поднял находку, поднес к лицу – глиняная свистулька, баран с обломившимся рогом. Он мастерил такие детям, а этого барашка Солла однажды попросила для себя, чем-то он ей по душе пришелся, так и жил на полке над очагом.
Сжав в руке игрушку, он медленно встал с колен и вышел из хижины. Вокруг собрались люди, близко не подходили, стояли поодаль, но когда он, развернувшись, направился прочь от своего бывшего дома, молча расступились, давая дорогу. Старейшину Дэрек нашел в его хижине, старик шагнул ему навстречу:
– Ты все-таки вернулся, Дэрек. Никто не верил.
– Вернулся, – коротко подтвердил моряк, глянув на старейшину.
Капли эльфийской крови не могли даровать потомкам бежавших на острова эльфов бессмертия, но позволяли продлить молодость до определенного предела. Затем природа брала свое, старость наступала чуть ли не за одну ночь: волосы седели и редели, лицо покрывалось морщинами, слабели ноги, начинали трястись руки. Человек мог жить после этого еще долго, дряхлея с каждым днем, пока, наконец, на берегу не разводили погребальный костер. Дэрек помнил старосту деревни высоким, полным сил мужчиной средних лет. А встретил его слабый старик со слезящимися красными глазами:
– Ты вовремя успел, Дэрек. Она, быть может, еще жива. Мы не хотели наказывать Соллу за твой побег, ведь жена должна во всем помогать мужу, а мы сами дали ее тебе в жены, но они потребовали покарать виновных.
– Опять они! Всегда они! А вы ни в чем не виноваты! Трусы! Где моя жена?! Где мои дети?! Их вы тоже покарали? – Он навис над трясущимся стариком, испытывая непреодолимое желание вцепиться ему в глотку.
– Ты предпочел бы, чтобы они сожгли всю деревню, Дэрек? Я люблю Соллу, она плоть от моей плоти, но если одна жизнь – плата за сотни жизней, я заплачу эту плату. Ты должен был подумать об этом, перед тем, как уходил. Твои дети в моем доме, а Солла в доме одиночества. Мы закрыли двери две недели назад, оставив ей кувшин с водой и лепешку.
Но Дэрек уже не слушал, он выбежал из дома старейшины и побежал вперед, там, где на холме, за частоколом, стоял дом одиночества. Единственный в деревне дом, сложенный из камня, с черепичной крышей. В нем не было окон, а вместо привычной циновки вход закрывала тяжелая дверь, запиравшаяся на засов снаружи.
Островитяне были мирным народом – слишком тяжелую память оставила давняя война. Но в любом, даже самом мирном племени, парни порой спорят из-за девушек, соседи ругаются, курицы забредают на чужой двор, да мало ли что… Провинившихся приводили на суд старейшины, и если вина оказывалась достаточно серьезной, преступник отправлялся под замок в дом одиночества, подумать над своим поведением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119