– Верный солдат! Он спрашивает о здоровье нашего престарелого монарха, – ответила графиня.
Взгляд воинского начальника с любовью остановился на Швейке, на его честном и открытом лице; он палкой похлопал его по плечу и сказала
– Зер гут, зер гут, я, я, зер гут, храбрый человек!
– Фельдфебель, у вас уже все готово? – спросил Гавриил Михайлович унтера, заведующего кухней.
Тот щёлкнул каблуками:
– Так точно! – после чего адъютант обратился к дамам:
– Не желаете ли вы попробовать похлёбку, приготовленную для пленных?
– Если бы вы были так любезны, – кокетливо попросила баронесса, и фельдфебель с приготовленной цинковой миской подбежал к угловому котлу, сопровождаемый удивлёнными взглядами поваров.
Он открыл котёл и помешал половником содержимое. Повара с отчаянием и оцепенением смотрели друг на друга, и только один из чих попробовал зашептать:
– Владимир Васильевич, прошу вас, возьмите из другого котла!
Но старательный фельдфебель не обращал на них внимания. Он наполнил миску и, поднося её свите, показал на приготовленную ложку.
– Будьте любезны отпробовать, – попросил Гавриил Михайлович.
Баронесса Аустерлиц проглотила несколько капель загадочной жидкости и сейчас же выплюнула. Старая графиня съела пол-ложки и осклабилась:
– Это что-то жидкое. Странный вкус!
– Не устраивать же для них французскую кухню! – засмеялась мадам Клаген, а полковник, заметив плавающие в жидкости жировые блёстки, добавил:
– Русские солдаты ничего другого не едят; уха – вещь очень сытная.
Это же подтвердил и доктор.
Миссия уходила, фельдфебель, кланяясь, проводил её к самым дверям, а за ним неслись голоса ахавших поваров:
– Да ведь это вовсе не уха! Ведь он, этот остолоп, этот дурак фельдфебель дал им попробовать те помои из котла, которые остались вчера от выварки в нем вшивых рубашек и подштанников!
Когда пленные, почистив рыбу, прибежали в барак и стали рассказывать о том, что миссия уже здесь и что перед канцелярией складывают огромные ящики со знаком Красного креста, в которых, очевидно, находятся привезённые подарки, пленными овладела радостная лихорадка ожидания, и сейчас же на мороз повылезали патрули, чтобы доносить о ходе дальнейших событий. Выяснилось, что дамы уехали на санях, а потом после обеда приехали снова; что русские солдаты распаковывали ящики и сносили их в склад; многие видели даже высокие ботинки, одеяла и штатские зимние пальто. Кроме того, выяснилось, что особенно ценные вещи фельдфебель Пётр Осипович собственноручно тащит в свою канцелярию и складывает их там под кровать.
Наконец прибежал запыхавшийся посол с сообщением, что дамы идут к бараку. Русский взводный крикнул: «Смирно!», выбежал наружу и сейчас же раскрыл двери, чтобы прошла торжественная процессия. Пленные сидели на краю нар, друг над другом, как куры на насесте. Первой появилась графиня Таксиль, за нею полковник Клаген. Затем показалась громко разговаривавшая баронесса, а за нею и остальная часть свиты.
Старая аристократка обвела взглядом тёмный барак.
– Шреклих, шреклих! Ужасный воздух, страшная атмосфера! Разве здесь нет вентиляции? – закричала она.
Баронесса вынула из кармана маленький надушённый платочек и прижала его к носу, притворяясь, будто она вот-вот лишится чувств. Внимательный Гавриил Михайлович подошёл к ней так, чтобы в случае чего поймать её на лету. «Если она прижмётся ко мне – это будет хорошо», – подумал он, слегка прикасаясь к ней левой рукой.
– Какой тут запах! Отчего это, господин полковник? – загундосила сквозь платок баронесса, ища взглядом Клагена.
Тот пожал плечами.
– Много людей! Солдаты. Пот и табак!
– Да как же, они набьют себе животы хлебом, – отозвался сверху Швейк, – и потом тут и начинается пальба, как под Верденом. Настоящая бомбардировка! Я им говорил: «Ребята, не наедайтесь, иначе тут придётся топор вешать». Но, сударыня, каждый из них, с позволения сказать, похож на курящееся кадило.
Гудечек схватил Швейка за рубаху и зашептал:
– Замолчи! Как ты осмеливаешься так говорить с ней, ведь она же баронесса!
На что Швейк ответил спокойно и тихо:
– Мне можно, я с ней знаком.
– Сольдаты, ко мне! – сказала громко графиня, и по нарам прошёл гул.
Куры превратились в обезьян; они начали сходить вниз и собираться вокруг дам, готовясь выслушать вести с родины.
– Сольдаты! – заговорила по-чешски представительница Красного креста. – Мы об вас думает, мы никогда вас не забудет. Вы быть сынофья Австрии, сынофья наши, унзере Роте крейц иметь о вас иммер пфлеге.
Она замолчала, пытаясь подыскать дальнейшие выражения. Полковник Клаген взял за руку свою жену, жестом дал понять своему штабу следовать за ним и отошёл на другой конец барака. Это он сделал для того, чтобы не мешать проявлению австрийского патриотизма, а «сосуд милосердия» снова заговорил разбитым голосом:
– Сольдаты, мы о фас думает, мы молит, фы шастливо вернуть феликой Австрии. Мы уже ф лете фыгнал фрага юбер дер гренце, наша родина фойна выграть. Во Франции форрикунг, в Италии оффенсива, на русском фронт победа, наше полки, унзер браве сольдатен, покрыт новой славой и геройстфом нашего императора Франца Иозефа дер эрсте. Он и отечестфо фам не сабудет! Сольдаты, только фыдержать, дурхгальтен, фыдержать!
Графиня Таксиль умолкла, ожидая одобрений и оваций, но толпа оборванцев стояла, затаив дыхание, вокруг неё и молчала, смотря друг на друга. Наступила такая тишина, что слышно было дыхание.
Внезапно раздалось всхлипывание. Вверху на нарах плакал бравый солдат Швейк.
– Мы тут, сударыни, если будет надо, выдержим до конца войны, – хныкал он, шмыгая носом, – мы для императора сделаем все, что будет в нашей силе. Вот если бы нам давали только махорку и сахар! Скажите императору, что на меня и на друзей моих он может положиться!
И Швейк, плача, слез с нар и направился к графине. Та, тронутая преданностью этого простого солдата, протянула ему руку, к которой он, роняя слезы, приложился. Графиня погладила его по волосам, а затем открыла свою сумку и подала ему десятирублевку, которую он моментально спрятал в карман и, не переставая хныкать, полез назад, на нары.
Пример Швейка заразил около тридцати оборванцев, которые начали хныкать и сморкаться, и около двадцати голов сгрудились вокруг графини, выражая желание поцеловать ей руку. Но графиня закрыла сумку, подождала, пока Швейк перестал хныкать, что произошло изумительно быстро, и начала снова:
– Сольдаты! Мы фам принесёт посдрафленья от ваше жены, дети ваши и камрады. Мы фам привёз мундир, сапог, одеял, мы прифез филь либесгабе, а зафтра фам раздать. Есть, сольдаты, жалобы или просьбы?
Все заволновались, и сотня ртов начала говорить сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99