Я задумался. Нахмурился. Посмотрел на нее.
– Ну, наверное мы просто не можем поступать как воры.
Дел усмехнулась.
– Наверное.
Он начался незаметно, как начинаются самые страшные из них. Легкий ветерок оставлял узоры на песке, подергивал за шелк бурнуса; воздух ласкал лицо, откидывал волосы со лба и глаз. Песок, поднимавшийся из-под копыт жеребца, взлетал, зависал в воздухе и поднимался еще выше, жаля глаза. Дел и я, сидя рядом, спасались от него под надвинутыми капюшонами, пока я не скинул шелк с головы и не натянул повод, заставляя жеребца остановиться.
– Самиэль, – сказал я, имея в виду ветер, а не мой меч.
Дел не сразу поняла, потом забеспокоилась.
– Ты уверен?
– Воздух пахнет по-другому, – я прищурился. Солнце по-прежнему слепило глаза, хотя песок уже летал в воздухе. Если ветер станет сильнее, самиэль превратится в самум. В пустыне от горячего ветра достаточно неприятностей, а хуже песчаной бури уже ничего не придумаешь.
– Лучше нам найти какое-нибудь убежище, вроде стены в оазисе… – я покачал головой, отгораживаясь от солнца и песка ладонью. – Мы отъехали слишком далеко. Может найдем какие-нибудь деревья…
– Я помню самум… – Дел поежилась и не стала продолжать.
Я тоже его не забыл. Тогда мы только встретились и Дел была совсем недоступной…
Я криво улыбнулся, вспоминая те дни. И длинные темные ночи разочарований.
Дел ткнула меня в спину.
– Мы едем дальше? Или остаемся здесь?
– Кто-то поедет, а кто-то пойдет. Жеребец устал, ему нужен отдых.
Дел изобразила задумчивость и наконец приняла решение:
– Ну так уж и быть, пусть тем, кто пойдет буду я, – она соскользнула по гнедому крупу и пошла к голове жеребца. – По-моему впереди что-то растет.
Я пожал плечами.
– Замечательно, тогда вперед. Не хотелось бы останавливаться, в любой момент ожидая появления новых гончих аид… – я повернулся, прищурившись осмотрел горизонт в той стороне, откуда мы пришли. – Если Незбет не соврал и они действительно так близко, долго гнаться за нами им не придется. По крайней мере некоторым из них. Мы постоянно по разным причинам задерживаемся и теряем слишком много времени.
– И чем больше мы будем задерживаться, тем больше их будет догонять нас.
– Это точно, – согласился я. – Давай надеяться, что если вскоре кто-то и появится, то это будут выскочки вроде Незбета, пожертвовавшие собственным благополучием ради славы и вырвавшиеся намного вперед.
– Мне не нравится, что так много танцоров согласились охотиться за своими, – мрачно сообщила Дел.
Я обернулся.
– С танцорами мечей мы справимся. Мы двое из лучших, помнишь? Если не самые лучшие, – я сказал «мы» понимая, что она заслужила это. – И кроме того, всей толпой они не нападут. Это против правил круга. Они будут танцевать один за другим. Я больше волнуюсь из-за племен.
Но Дел не могла успокоиться из-за танцоров мечей.
– И сколько танцев ты сумеешь выиграть, в твоем состоянии?
– Я? Аиды, баска… я могу ссылаться на больное колено очень долго, – я усмехнулся. – Может, в конце концов они устанут ждать и сдадутся.
– А ты когда-нибудь сдавался, если тебя нанимали на работу?
– Один раз. Тот человек действительно заболел… он умирал и я отпустил его. Но между прочим, могу сообщить тебе, что я ограничился гонораром, может это возродит хотя бы часть твоей веры в меня.
– Часть возродит, – согласилась она. – Но тебе нужно было вернуть и гонорар, поскольку ты не выполнил задание.
– Ну… да, – и я снова прищурился, защищаясь от укусов песка. – Давай к тем кустам. Надеюсь, ему это надоест до того, как он превратится в самум.
Немного позже, когда мы съежившись лежали среди кустов, Дел сообщила то, что и без слов было ясно.
– Он не прекращается.
– Нет.
– И даже становится сильнее.
– Да.
– Значит будет самум.
– Похоже на то, – я по привычке попытался согнуть колено, выругался и сел.
Возразить было нечего. Он не прекращался. Он становился сильнее. И он почти превратился в самум.
Нет, он уже превратился.
– Аиды, – пробормотал я.
Дел, сжавшаяся среди корявых кустов, повернулась и увидела то, что обнаружил я: через горизонт перекатывалось охряно-темное облако песка и грязи.
Жеребец беспокойно заржал и начал рыть песок, добавляя в воздух пыли. Я поднялся, прохромал два шага к нему, успокаивающе провел рукой по шее.
– Легче, старина. Ты знаешь правила этого танца. Приляг, закрой глаза… – я положил руку на оголовье уздечки, собираясь заставить жеребца лечь.
И тут меня осенило.
Я мрачно посмотрел на клубы песка, катившиеся из-за горизонта. Там, где мы находились, был пока еще самиэль, а не самум, но через несколько минут истинная сила и ярость песчаной бури поглотит нас. Положение было не совсем безнадежным: у нас были одеяла, вода и еда, так что даже если самум продлится несколько дней…
Нет, об этом лучше не думать.
Думай о чем-нибудь другом. О магии.
Незбет сказал: я вызвал огонь с неба своим мечом. И я сделал стекло день или два назад. Дважды я создал что-то из ничего, используя магию Самиэля и подчиняя ее своей воле. В Искандаре я вызвал песчаную бурю, чтобы облегчить нам побег, и держал ее под контролем. Стеклянный круг получился случайно, я смутно помнил как это произошло, но все равно, это означало, что с помощью Самиэля, если обстоятельства вынуждали меня, я мог совершать чудеса.
И не выпускать из-под контроля магию.
Племена верили, что джихади может сделать невозможное, например превратить песок в траву. Так почему же они не поверили, что я джихади после того, как я вызвал огонь с неба?
Потому что Песчаный Тигр был всего лишь танцором меча, который провел детство чулы. А рядом с ним стоял Аджани. Аджани – огромный, могучий, умный, который по выражению Кота Беллина горел очень ярко – заставил их поверить в себя. Он потратил на это много слов и времени.
Теперь я мог доказать им, что Оракул показал на меня, только сделав то, на что способен один джихади.
А для этого мне нужна была магия.
Жеребец невесело кивнул, потом повернул голову, ткнулся лбом мне в грудь и сильно потерся, что лишило меня с таким трудом сохраняемого равновесия. Я устоял только потому что успел ухватиться за седло, и выругался, когда больное колено напомнило о моем неделикатном отношении к нему.
Песня ветра изменилась.
– Тигр…
Я перестал ругаться и осмотрелся. День превращался в ночь.
Времени уже не было.
Я отвязал жеребца от куста, который он легко мог выдрать, но не выдирал потому что ему и в голову не приходило, что он явно сильнее – и умнее – сидящего в песке растения. Все лошади таковы. Повод я закинул ему на шею и привязал к седлу. Если жеребец вздумает спасаться бегством – чего я опасался – лучше предусмотрительно избавить его от травм. Болтающийся повод обычно рвется, когда на него наступают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97