Она по-прежнему неподвижно сидела на кровати, когда почти полчаса спустя раздался стук в дверь.
Она не подняла головы.
– Ты, кажется, не спешил, – сказала она.
– Ничего подобного. Просто эту лачугу нелегко найти. – Он огляделся и покачал головой. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Исправляю то, что ты сделал, Марти. Исправляю то, что сделала я.
Куик стоял, засунув руки в карманы своего светлого неуставного плаща и сдвинув на затылок фуражку; на шее у него был шелковый шарф, и неизменная сигара в зубах. Он был красив, доволен собой и явно настроен обратить все в шутку.
– Похоже на декорацию к «Стелле Даллас», – сказал он. – Робби знает, что ты здесь?
– Нет. Я полагаю, твой маленький милый шофер остался внизу вместе с другими шлюхами?
Он покачал головой.
– Я решил приехать один. Взял такси. Есть некоторые вещи, о которых Амелии лучше не знать. Похоже, что это как раз тот случай. – Он снял плащ, положил его на кровать, сверху на него свой шарф и сел рядом с Фелисией. Она почувствовала знакомый запах его лосьона. Он вынул из кармана фляжку, открыл ее и налил Фелисии виски. Она с удовольствием выпила.
– Так в чем же дело? – спросил он.
– Я знаю, кто такой Билли Дов, – ответила она.
Куик. удивленно посмотрел на нее.
– Кто?
– Молодой человек, которому ты заплатил сто фунтов.
– И что же? – Он пожал плечами, будто это не имело никакого значения.
– Я видела фотографию, которую ты сделал у дверей паба.
– Хорошо. – Теперь он был явно озадачен и старался понять, к чему все это могло привести.
– Я не допущу, чтобы этот шантаж сошел тебе с рук, – сказала она.
– Шантаж? Тебе-то что? – Он налил себе виски и положил сигару в пепельницу. – Послушай, – сказал он, – я не понимаю, зачем ты забралась в эти трущобы. Если хочешь поговорить, пойдем куда-нибудь, где можно это сделать спокойно.
– Мы можем поговорить и здесь.
Куик обнял ее за плечи; лицо его выражало раздражение.
– В чем дело, Лисия? Что это за разговоры о шантаже? Что я играю не по правилам? Я всегда играю не по правилам. Теперь ведь это не имеет значения, верно? Все кончено. Что сделано, то сделано.
– Все можно изменить. Необходимо изменить. Теперь он был искренне удивлен.
– Не понимаю, каким образом. Я хочу сказать, уже слишком поздно… – Он наклонился, прижал ее к себе и поцеловал. – Мне жаль, что так получилось, но ко мне это не имеет отношения. Я не заставлял его лезть в этот чертов самолет…
Фелисия не слушала его. Она дрожала, но не от страха, а от гнева на свою собственную слабость. Она чувствовала, как его рука медленно скользит ей под юбку.
Она отстранилась, пытаясь взять себя в руки: она со страхом размышляла о безумии того, что собиралась сделать, и одновременно хладнокровно планировала, как это осуществить. Ее пугали последствия – скандал, позор, наказание, – но если это был единственный путь спасти Робби, то она была готова его пройти.
Шекспировские женщины, говорила она себе, не медлили, чтобы завершить начатое. Клеопатра, Джульетта, леди Макбет – они понимали благородные жесты, великие жертвы. Она точно знала, что ей делать – и все же ощущала, как груз отвращения и сомнения сдерживал ее.
Комната была слишком мала, чтобы она могла отодвинуться от Марти и быть от него подальше.
На нее давило его присутствие, его голос, его нарастающий гнев.
– Я с тобой говорю, – раздраженно произнес Марти, его гнев вырвался наконец наружу. Он схватил ее за руку и потянул к себе.
Она не сопротивлялась – обмякла в его руках. Он прижался губами к ее губам, стараясь при этом свободной рукой обнять ее за талию.
– Черт, – пробормотал он, – зачем ты затащила меня сюда? Эта кровать слишком узкая…
Фелисия попыталась оттолкнуть его, но он только рассмеялся.
– Не разыгрывай со мной недотрогу, Лисия, – сказал он. – Я же прекрасно тебя знаю.
«Ты совсем меня не знаешь, – сказала она про себя. – Даже я сама себя не знаю, как выяснилось». Ее сумка лежала рядом с ней на кровати, стоило только протянуть руку. Огромным усилием воли она все-таки сунула в нее руку и тут же почувствовала, как ее ладонь начала гореть, будто она схватилась за что-то раскаленное; потом, словно пытаясь прекратить это невыносимое жжение, она резко согнула руку и закрыла глаза.
Она почувствовала острую боль от запястья до самого плеча. На мгновение ей показалось, что она вывихнула руку, но это чувство прошло, оставив после себя ощущение онемения, словно рука стала безжизненной.
Сначала Марти не сдвинулся с места и не издал ни звука. Он прижимался к ней, всем телом придавив ее к кровати, но потом внезапно начал оседать, его мышцы ослабли, будто он задремал.
Он слабо тряхнул головой и опустился на колени. В его глазах, в первый раз за все время, что она его знала, отразилось не просто удивление, а нечто похожее на изумление. Сейчас в них не было безжалостности – это были темные, полные слез глаза обиженного ребенка.
– Боже! – произнес он. – Что это было? – Правой рукой он ощупал свою спину и то, что он там обнаружил, заставило его широко открыть глаза от растерянности и страха. – Ты сумасшедшая сука! – закричал он – или попытался закричать, потому что его голос был слабым и искаженным, будто доносился из-под воды.
Фелисия не меньше, чем он, была поражена видом кинжала, торчавшего у него из спины.
Марти сделал попытку подняться; его рука тянулась к кинжалу, но он не мог заставить свои мышцы слушаться и лишь с глухим, сдавленным стоном неловко упал на бок.
Он с трудом потянулся к ней, то ли чтобы ухватиться за нее, то ли чтобы наказать ее, Фелисия не могла сказать. Она отодвинулась от него на самый край кровати, подальше от чего-то теплого и липкого, что она ощущала на своей коже, и осталась сидеть там, поджав под себя ноги, недосягаемая для него. В комнате не было холодно, но она не могла унять дрожь.
– Помоги мне, – сказал Марти голосом тонким и слабым как у ребенка. Он по-настоящему умолял ее.
Она покачала головой. Она не могла помочь ему, не могла помочь себе. Она сидела, замерев на месте, будто находилась на крошечном островке, где мог поместиться только один человек, а за его пределами лежали все опасности бездны и мрака.
– Доктора. Пожалуйста.
Она не сдвинулась с места, чтобы помочь ему – не смогла.
Теперь он по-настоящему плакал, слезы струились по его свежевыбритым щекам – должно быть, он побрился перед тем, как ехать сюда.
– За что? – спросил он. – Что, черт возьми, я тебе сделал?
У нее не было сил говорить.
– Это не за меня, – с трудом выдавила она. – Это за Робби.
– За Робби? – Марти тяжело дышал, ему не хватало воздуха. Он закашлялся тяжелым влажным кашлем, и струйка крови потекла у него по подбородку. – Почему? Я никогда не трогал Робби.
– Снимки, Марти – Робби и Билли Дов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128