Я знаю. Честно сказать, я по-другому смотрю на эти вещи. Здесь нет притворства, понимаешь. Филип всегда был изнеженным, женоподобным. Он любит мальчиков. И взрослых мужчин тоже. Так же как Ноэль, Бинки и Гай. Они не притворяются теми, кем на самом деле не являются.
– Этот мир весьма противоречив. Внешность обманчива. Посмотри на Марка Стронга.
– На Марка Стронга? Да он само воплощение мужского начала, как Гейбл. Мне казалось, что он не в последнюю очередь известен тем, что всегда старается переспать с каждой своей партнершей. Лисия рассказывала мне, как он преследовал ее по всей гостинице, когда они были на натурных съемках. И со внешностью у него все в порядке.
– Марк всегда пристает к актрисам, с которыми он играет, это верно, но это все притворство.
– Я бы и не догадался.
– А кто бы догадался? Он – звезда. Все, что ему требуется, это быть осторожным.
– Понимаю. Но мне-то нечего скрывать, Рэнди.
– Я просто хочу тебе объяснить, что все можно контролировать, Робби, есть способы… О, черт, да я просто пытаюсь сказать, что я люблю тебя.
Фелисия ждала, что Робби встанет и уйдет из комнаты, или ударит Рэнди, или скажет, что единственным человеком, которого любит он, является она, но ничего этого не произошло. Наоборот, в тусклом свете она увидела, как Рэнди повернулся и нежно поцеловал Робби.
Ей показалось, будто перед ней в полу открылся люк, но вместо актера в костюме Мефистофеля, оттуда вырвались языки адского пламени и начали жечь ее ноги, грозя поглотить целиком. То, что Рэнди Брукс, знаменитый комик, дудочник всей Америки и идеальный муж, оказался гомосексуалистом, и что Робби мог спокойно сидеть и позволять себя соблазнять, как начинающая инженю в гримерной звезды, было настолько невероятно, что она не верила, не могла этому поверить!
Она бросилась к лестнице, боясь услышать что-нибудь еще, но замерла на месте, когда до нее донеслось, как Робби сказал, очень мягко:
– Спасибо, Рэнди.
– Я боялся, что ты рассердишься – смертельно боялся, если честно сказать. Но я сказал тебе правду: я это чувствую, и думаю, всегда буду чувствовать. Надеюсь, когда-нибудь и ты будешь относиться ко мне так же. Но на мое чувство к тебе это никак не влияет.
Фелисия схватилась за перила лестницы и с удивлением обнаружила, что они холодны как лед, настолько холодны, что ей показалась, будто она обожгла руку.
Задыхаясь, она с трудом поднялась наверх, не сознавая, как оказалась в ярко освещенной ванной. Она взглянула в зеркало и увидела в нем отражение лица сумасшедшей женщины: дикие, обезумевшие глаза, широко открытый рот, из которого вырывалось прерывистое дыхание, слезы, струящиеся по щекам. И все же она чувствовала себя абсолютно спокойной, почти отрешенной, будто она была зрителем, а не участником событий. Она даже пыталась принять благоразумное решение: она уйдет от Робби, утром позвонит Аарону Даймонду, предпримет все возможное, чтобы первым же рейсом вернуться в Англию…
Она ясно представила себе, где лежит ее паспорт, вспомнила номер телефона Аарона, решила, что она возьмет с собой, а что оставит. Через неделю, если ей повезет, она будет дома; она рассчитала: день и ночь полета от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, одна ночь в отеле «Сент-Регис», потом долгий перелет через Атлантику, минуя Флориду, Кубу, Бразилию, Азорские острова и Лиссабон…
Она всегда предпочитала путешествовать по стране на поезде, а через Атлантику – на корабле, но на этот раз она переборет свой страх и полетит самолетом – только бы поскорее оказаться подальше отсюда, подальше от Робби.
Фелисия машинально начала открывать бутылочки в шкафчике с лекарствами. Она насыпала наугад пригоршню таблеток и с трудом проглотила их. Потом насыпала еще и на минуту помедлила, залюбовавшись их веселыми цветами – большие ярко-розовые капсулы, чтобы лучше спать; маленькие бледно-голубые таблетки, чтобы успокоить нервы; зеленые в форме сердечка, которые давал ей Марти Куик, чтобы она чувствовала себя бодрой и свежей; бело-голубые она принимала, когда у нее болели зубы или голова, чтобы ничего не отвлекало ее от работы; желтые дала ей Натали, чтобы снять боль во время месячных…
Она налила стакан воды и проглотила их все, запивая водой; потом вернулась в спальню, открыла ящик стола и достала оттуда бутылку водки. Доктор Фогель настаивал на том, чтобы она хранила спиртное, там где полагается – в баре внизу; по его теории, чем дальше вам придется идти за выпивкой, тем больше у вас будет времени, чтобы одуматься. Фелисия, однако, предпочитала проверять себя: спиртное хранилось в двух шагах от ее постели, и она заставляла себя не прикасаться к нему, испытывая свою дисциплину и силу воли.
До сих пор ей это удавалось, но сегодня не имело смысла ограничивать себя. Она налила водки в стаканчик для зубных щеток, посмотрела, потом добавила еще и не отрываясь выпила все до дна. Она достала сигарету из серебряной сигаретницы, стоявшей на столе, и тут заметила на ней дарственную надпись от Рэнди и Натали Брукс. К собственному удивлению она обнаружила здесь нож из бара, дорогой и бессмысленный подарок Аарона Даймонда. Она не помнила, что она принесла его с собой. Взяв в руки нож, она начала сосредоточенно соскабливать имя Рэнди, выгравированное на серебре.
Это оказалось труднее, чем она думала – она трудилась над коробкой, как ей показалось, довольно долго и оставила на ней глубокие царапины, но имя Рэнди по-прежнему было видно. Внезапно ей стало очень важно непременно стереть его имя с крышки сигаретницы. Она резко ткнула ножом в металл, но он соскользнул, оставив на ее руке у основания большого пальца глубокий порез.
Удивительно, подумала она, как много крови вытекло из такой небольшой раны. Прежде чем она почувствовала боль, кровь залила все вокруг. Кровь была на всем: на коробке, на ноже, на ее халате, на полу. Она промакнула ее салфеткой, и салфетка стала ярко-алой.
Фелисия решила, что она должна перевязать руку, и встала, чтобы пойти в ванную.
Ноги у нее так дрожали, что на мгновение ей показалось, что она умирает от потери крови, но это же глупо, сказала она себе, – нельзя умереть от простого пореза на руке. Но ноги совершенно ее не слушались; они были тяжелыми будто обутые в свинцовые ботинки водолаза.
– «Отец твой спит на дне морском. Он тиною затянут», – пропела она, внезапно представив себе, что идет по морскому дну, грациозно ступая по песку, который облачками поднимается при каждом ее шаге. Солнечный свет проникает сквозь толщу воды и освещает коралловый риф, мягко колеблющиеся водоросли и крошечных ярких рыбок, плавающих вокруг: розовые, голубые, зеленые и белые – они странно походили по цвету на таблетки, которые она только что держала в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Этот мир весьма противоречив. Внешность обманчива. Посмотри на Марка Стронга.
– На Марка Стронга? Да он само воплощение мужского начала, как Гейбл. Мне казалось, что он не в последнюю очередь известен тем, что всегда старается переспать с каждой своей партнершей. Лисия рассказывала мне, как он преследовал ее по всей гостинице, когда они были на натурных съемках. И со внешностью у него все в порядке.
– Марк всегда пристает к актрисам, с которыми он играет, это верно, но это все притворство.
– Я бы и не догадался.
– А кто бы догадался? Он – звезда. Все, что ему требуется, это быть осторожным.
– Понимаю. Но мне-то нечего скрывать, Рэнди.
– Я просто хочу тебе объяснить, что все можно контролировать, Робби, есть способы… О, черт, да я просто пытаюсь сказать, что я люблю тебя.
Фелисия ждала, что Робби встанет и уйдет из комнаты, или ударит Рэнди, или скажет, что единственным человеком, которого любит он, является она, но ничего этого не произошло. Наоборот, в тусклом свете она увидела, как Рэнди повернулся и нежно поцеловал Робби.
Ей показалось, будто перед ней в полу открылся люк, но вместо актера в костюме Мефистофеля, оттуда вырвались языки адского пламени и начали жечь ее ноги, грозя поглотить целиком. То, что Рэнди Брукс, знаменитый комик, дудочник всей Америки и идеальный муж, оказался гомосексуалистом, и что Робби мог спокойно сидеть и позволять себя соблазнять, как начинающая инженю в гримерной звезды, было настолько невероятно, что она не верила, не могла этому поверить!
Она бросилась к лестнице, боясь услышать что-нибудь еще, но замерла на месте, когда до нее донеслось, как Робби сказал, очень мягко:
– Спасибо, Рэнди.
– Я боялся, что ты рассердишься – смертельно боялся, если честно сказать. Но я сказал тебе правду: я это чувствую, и думаю, всегда буду чувствовать. Надеюсь, когда-нибудь и ты будешь относиться ко мне так же. Но на мое чувство к тебе это никак не влияет.
Фелисия схватилась за перила лестницы и с удивлением обнаружила, что они холодны как лед, настолько холодны, что ей показалась, будто она обожгла руку.
Задыхаясь, она с трудом поднялась наверх, не сознавая, как оказалась в ярко освещенной ванной. Она взглянула в зеркало и увидела в нем отражение лица сумасшедшей женщины: дикие, обезумевшие глаза, широко открытый рот, из которого вырывалось прерывистое дыхание, слезы, струящиеся по щекам. И все же она чувствовала себя абсолютно спокойной, почти отрешенной, будто она была зрителем, а не участником событий. Она даже пыталась принять благоразумное решение: она уйдет от Робби, утром позвонит Аарону Даймонду, предпримет все возможное, чтобы первым же рейсом вернуться в Англию…
Она ясно представила себе, где лежит ее паспорт, вспомнила номер телефона Аарона, решила, что она возьмет с собой, а что оставит. Через неделю, если ей повезет, она будет дома; она рассчитала: день и ночь полета от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, одна ночь в отеле «Сент-Регис», потом долгий перелет через Атлантику, минуя Флориду, Кубу, Бразилию, Азорские острова и Лиссабон…
Она всегда предпочитала путешествовать по стране на поезде, а через Атлантику – на корабле, но на этот раз она переборет свой страх и полетит самолетом – только бы поскорее оказаться подальше отсюда, подальше от Робби.
Фелисия машинально начала открывать бутылочки в шкафчике с лекарствами. Она насыпала наугад пригоршню таблеток и с трудом проглотила их. Потом насыпала еще и на минуту помедлила, залюбовавшись их веселыми цветами – большие ярко-розовые капсулы, чтобы лучше спать; маленькие бледно-голубые таблетки, чтобы успокоить нервы; зеленые в форме сердечка, которые давал ей Марти Куик, чтобы она чувствовала себя бодрой и свежей; бело-голубые она принимала, когда у нее болели зубы или голова, чтобы ничего не отвлекало ее от работы; желтые дала ей Натали, чтобы снять боль во время месячных…
Она налила стакан воды и проглотила их все, запивая водой; потом вернулась в спальню, открыла ящик стола и достала оттуда бутылку водки. Доктор Фогель настаивал на том, чтобы она хранила спиртное, там где полагается – в баре внизу; по его теории, чем дальше вам придется идти за выпивкой, тем больше у вас будет времени, чтобы одуматься. Фелисия, однако, предпочитала проверять себя: спиртное хранилось в двух шагах от ее постели, и она заставляла себя не прикасаться к нему, испытывая свою дисциплину и силу воли.
До сих пор ей это удавалось, но сегодня не имело смысла ограничивать себя. Она налила водки в стаканчик для зубных щеток, посмотрела, потом добавила еще и не отрываясь выпила все до дна. Она достала сигарету из серебряной сигаретницы, стоявшей на столе, и тут заметила на ней дарственную надпись от Рэнди и Натали Брукс. К собственному удивлению она обнаружила здесь нож из бара, дорогой и бессмысленный подарок Аарона Даймонда. Она не помнила, что она принесла его с собой. Взяв в руки нож, она начала сосредоточенно соскабливать имя Рэнди, выгравированное на серебре.
Это оказалось труднее, чем она думала – она трудилась над коробкой, как ей показалось, довольно долго и оставила на ней глубокие царапины, но имя Рэнди по-прежнему было видно. Внезапно ей стало очень важно непременно стереть его имя с крышки сигаретницы. Она резко ткнула ножом в металл, но он соскользнул, оставив на ее руке у основания большого пальца глубокий порез.
Удивительно, подумала она, как много крови вытекло из такой небольшой раны. Прежде чем она почувствовала боль, кровь залила все вокруг. Кровь была на всем: на коробке, на ноже, на ее халате, на полу. Она промакнула ее салфеткой, и салфетка стала ярко-алой.
Фелисия решила, что она должна перевязать руку, и встала, чтобы пойти в ванную.
Ноги у нее так дрожали, что на мгновение ей показалось, что она умирает от потери крови, но это же глупо, сказала она себе, – нельзя умереть от простого пореза на руке. Но ноги совершенно ее не слушались; они были тяжелыми будто обутые в свинцовые ботинки водолаза.
– «Отец твой спит на дне морском. Он тиною затянут», – пропела она, внезапно представив себе, что идет по морскому дну, грациозно ступая по песку, который облачками поднимается при каждом ее шаге. Солнечный свет проникает сквозь толщу воды и освещает коралловый риф, мягко колеблющиеся водоросли и крошечных ярких рыбок, плавающих вокруг: розовые, голубые, зеленые и белые – они странно походили по цвету на таблетки, которые она только что держала в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128