Как бы болезненно ни было расставание с Робби, как бы ни было трудно находиться с ним в одной стране, где их разделяло не такое уж большое расстояние, Рэнди заставлял себя держаться подальше от Вейна и даже не писать ему. Со стороны он наблюдал за жизнью Робби с таким повышенным интересом, что даже ему самому это казалось неестественным, но он ничего не мог с собой поделать. Это было настоящее наваждение, заставившее его разыскать портного Робби и заказать у него точно такой же костюм, и купить у «Герберта Джонсона» одну из фирменных шляп Вейна. Приезжая в Лондон на побывку, Рэнди часто одевался точно как Робби – лихо сдвинутая на ухо шляпа, двубортный костюм, замшевые туфли, наброшенное на плечи пальто – сходство усиливалось еще тем, что они были примерно одного роста и одинаковой комплекции. Он научился подражать походке Робби, его привычке засовывать руки в карманы пиджака, так что видны были только большие пальцы, его прямой постановке корпуса, почти военной выправке, появившейся, без сомнения, в результате строгого воспитания в детстве и последующей учебы в театральном колледже, где он учился играть героев и генералов. Рэнди так искусно подражал Робби, что время от времени – в темноте, во всяком случае – люди действительно принимали его за Робби, но он по-прежнему продолжал это делать, будто единственный способ быть ближе к человеку, которого он любил, заключался в том, чтобы внешне походить на него. Их жизни соприкоснулись лишь на краткий миг, но цена этого мига была ужасна.
За два года после встречи с Робби, он не сделал ни одного фильма – он никак не мог выбрать себе сценарий или какую-нибудь идею, – и не случись войне предоставить ему возможность заняться другим, скоро люди начали бы говорить о нем как о бывшей кинозвезде.
Он бесшабашно улыбнулся, чувствуя, что люди смотрят на него и шепчут друг другу: «Это случайно не Рэнди Брукс?» Даже Гай Дарлинг, Тоби Иден и Филип Чагрин с любопытством и легкой завистью смотрели на него. В конце концов он был голливудской звездой, знаменитым актером, каким ни один из них, даже Робби, никогда не станет.
– Я пришел посмотреть на тебя, – произнес он. – Только ты один знаешь, как заставить публику смеяться.
Робби на мгновение замер, озабоченное выражение не исчезло с его лица – потом запрокинул голову и расхохотался.
– Давненько же мы не виделись, – сказал он, приходя в себя. – Я видел тебя в зале. Чуть не забыл свои слова, так я был удивлен.
Рэнди подошел поближе к столу и прислонился плечом к стене. Даже с остатками грима на лице Робби был таким же молодым и обаятельным как всегда, с лукавым блеском глаз, ямочкой на мужественном подбородке и почти девичьим изгибом губ. Его брови были черными и густыми, сросшимися на переносице, что было для Рэнди непривычным в его внешности, потому что в Голливуде от Вейна требовали, чтобы он выщипывал и подбривал их. Но настоящая перемена была в другом. Робби нисколько не постарел, но его лицо, казалось, обрело большую твердость. В нем появилась строгость, которая могла быть только результатом пережитых волнений из-за болезни Фелисии, и сила, которая происходила от обретенной наконец способности заставить свой гений работать на себя.
Робби достиг больших успехов, тогда как Рэнди продолжал ездить по Англии, выступая перед солдатами, которые годились ему в сыновья, все с теми же старыми шутками, ставшими популярными еще двадцать лет назад, когда он произносил их три-четыре раза за вечер.
– Ты был великолепен, – тихо сказал он. – Я с самого начала говорил, что ты – гений, и я был прав.
Робби посмотрел прямо в глаза Рэнди, выражение его лица осталось серьезным, строгим, даже немного пугающим, и кивнул.
– Тебе понравился Ричард? – властным тоном спросил он.
От этого тона у Рэнди по спине побежали мурашки. У него невольно возник вопрос, что думала Фелисия по поводу триумфа Робби – и где она сама.
– Как Лисия? – спросил он. Робби быстро взглянул на дверь.
– Она в отличной форме, – ответил он, уклончиво и одновременно малоубедительно. – Лучше не бывает.
– Я рад. Но ее нет сегодня здесь?
– Она… э… неважно почувствовала себя. Небольшая простуда. Она рано ушла домой.
Рэнди сразу же почувствовал, что здесь кроется что-то более серьезное, чем естественная неловкость Робби от их неожиданной встречи спустя почти два года. У него резко испортилось настроение – он опять пожалел, что пришел сюда.
– Я бы хотел о многом поговорить с тобой, Робби, – мягко произнес он. – Может быть, встретимся как-нибудь на днях?
На лице Робби появилось настороженное выражение.
– Как-нибудь непременно встретимся, – почти шепотом неохотно ответил он.
Все в порядке, Робби! – хотел сказать Рэнди. – Я лишь хочу поговорить с тобой о прошлом, о том, что стало со мной, о тебе – но он не знал как сказать это здесь, в заполненной людьми комнате, и прежде чем он хотя бы попытался это сделать, Марти Куик протиснулся сквозь толпу и встал прямо перед Робби.
– Робби, дружище, ты был неподражаем! – закричал он, как будто Робби умирал от желания услышать его мнение. Неизвестно откуда он достал бутылку шампанского и бокал. Красивым жестом он наполнил бокал Робби, потом налил себе. – За наше будущее, – сказал он и чокнулся с Робби.
Лицо у Робби стало холодным, немного высокомерным, почти как у Ричарда, когда Бэкингем попросил у него графство, которое он обещал.
– Конечно, за будущее, – сдержанно улыбнувшись, сказал Робби. – За твое, мое, Рэнди. Чтобы мы все были счастливы и удачливы. Каждый по-своему, конечно, своим собственным образом.
Марти задумчиво отхлебнул шампанского.
– Я имел в виду общее будущее для нас всех.
Робби пожал плечами.
– Мне кажется, тебе надо думать иначе, старина.
– Мы же будем вместе делать фильм. Или ты забыл?
Робби засмеялся.
– Это было целую вечность тому назад.
– Ну и что же? Сделка есть сделка.
– Не волнуйся. Ты получишь свои деньги назад, Марти. Через некоторое время, но я верну тебе все сполна – хотя большую часть из них ты сначала заработал на нас же, мне кажется.
– Мне нужны не деньги.
– Ты хочешь получить свой кусок плоти? – Лицо Робби окаменело. – Здесь не место вести эту дискуссию, Марти. У меня может не появиться желания сниматься еще много лет. А когда возникнет, я думаю, это будет одна из шекспировских пьес, а не голливудская грандиозная постановка с эпизодическими ролями для всех звезд, которых ты сумеешь заполучить, и девицами, танцующими непристойные танцы в чем мать родила… Нет-нет, мой дорогой друг, я не хочу тебя обидеть, я просто стараюсь тебе объяснить, что у меня нет желания возвращаться к тому, что я делал в Голливуде, ни ради тебя, ни ради кого-либо другого. А теперь, если не возражаешь, мне надо переодеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128