– Я это понял, детка, как только узнал о нем. Хорошая идея. Твоя или друга Робби?
– Моя.
– Я так и думал. Это может сработать, если ты продержишься до конца вечера. Будь добра, не пей больше шампанского. – Он сжал ее руку. – Прости меня за то, что мне пришлось тебя ударить там, в Сан-Франциско. Робби меня простил?
– За пощечину?
– Нет. К черту пощечину. Он должен был сам это сделать, Лисия, детка, когда у тебя началась истерика. За то, что я вышел из игры.
– Он все еще на тебя в обиде. Не без основания.
Марти засмеялся.
– Бизнес есть бизнес. Когда шоу летит в тартарары, я не задерживаюсь, чтобы вести беседы с инвесторами. Я быстро исчезаю из города. Он должен был сделать то же самое, как я ему советовал.
– Робби не мог бросить труппу в беде. Это не в его характере.
– Черт возьми, я однажды бросил на произвол судьбы целый цирк. Если билеты плохо покупают, собирай свои манатки и удирай со всех ног, таково мое правило. Если ты начнешь переживать за актеров, ты пропал. Слушай, мне надо поговорить с ним. А ты иди потанцуй с Лео Стоуном. Он собирается опять снимать одну из своих классных картин, по какому-то английскому роману, ну ты знаешь – из времен французской революции, там еще герою отрубают голову в конце…
– «Повесть о двух городах»?
– Кажется, – неуверенно произнес он. Фелисия знала, что он был весьма начитанным человеком, но любил скрывать этот факт из боязни, что люди сочтут это его слабостью, если узнают, что он читает книги. Однажды она застала его за чтением «Холодного дома» в то время, как одна из его «секретарш» делала ему педикюр, и это был единственный раз, когда она видела, как Марти краснеет.
– Как ты узнал про Стоуна? – Она не могла поверить, что Лео Стоун, известный своей скрытностью, мог рассказать о своих планах Марти Куику, которого он презирал, как все в Голливуде. Куик многие годы пытался прибрать к рукам какую-нибудь киностудию, а когда это ему не удалось, он решил лишить места одного из ее директоров.
– Пусть убирается назад на Кони-Айленд и ставит там свои дурацкие шоу. Здесь ему не место, – сказал однажды Лео Стоун, и никто не решился возразить ему.
– Я знаю все, что хочу знать, – ответил Куик – и это было действительно так. Он неустанно собирал информацию; большинство журналистов, освещавших сферу развлечений, и репортеров светской хроники были у него на содержании. – Иди поговори с Лео, – грубовато приказал он, а так как ему всегда было недостаточно просто сказать человеку, что нужно сделать, он повел Фелисию через заполненный людьми зал к тому месту, где Лео Стоун неловко топтался на месте со своей женой, обескураженный внезапной сменой музыкального ритма. – Вот, Лео, наша хозяйка хочет потанцевать с тобой, – и исчез в толпе танцующих, уводя миссис Стоун, которая нисколько не расстроилась от такой замены. Ведущие продюсеры и директора студий могли сколько угодно ненавидеть Куика, но для их жен он был необыкновенно привлекательной личностью, частично благодаря многочисленным историям о его сексуальных способностях, которые он сам же и распространял. О величине его члена ходили легенды: говорили, что у женщин начинали от страха дрожать колени, когда Марти раздевался перед ними, а мужчины, видевшие его обнаженным в сауне Хиллсайд-Кантри-клуба, испытывали благоговейный ужас. Рэнди Брукс, главный распространитель историй о Марти Куике – кое-кто считал, что Куик сам поставлял ему эти истории, – говорил, что Кларенс, банщик-негр из клуба, якобы сказал, что никогда не видел у белого мужчины такого богатства, как у него самого, пока не увидел в душевой Куика.
Фелисию вовсе не занимали эти слухи, хотя после того, как он ударил ее в Сан-Франциско, она не могла избавиться от мыслей о нем. И позднее, когда она беспокойно спала от лекарств и от боли, почти не осознавая, как ее перевозили в Лос-Анджелес на самолете, ее мучили эротические кошмары, в большинстве из которых ей снилось, что она была привязана к кровати в отеле «Сан-Френсис», а Марти Куик приближался к ней сзади, и его знаменитый пенис точно соответствовал рассказам о нем. В некоторых снах присутствовал Робби, одетый как Ромео, с одобрением взирающий на происходящее и подающий Куику полезные советы. Фелисия приписывала эти сны действию лекарств, которые дали ей врачи, и старательно избегала говорить о них с доктором Фогелем, хотя чувствовала, что именно это он хотел от нее услышать.
– Я ненавижу этого сукина сына Куика, – произнес Стоун, возвращая ее к реальности. Как многие пожилые мужчины в Голливуде, он не пожалел денег, чтобы сделать себе фарфоровые зубы, и теперь они – неестественно белые и крупные – придавали его улыбке жуткий вид оскалившегося черепа. Его лицо было покрыто густым загаром, и если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть то место, где накладные волосы переходили в остатки его собственных волос.
Его парик прославился по всему Голливуду, когда Леона Лэндон, устав бегать от Стоуна по его кабинету, сорвала с его головы парик и выбросила в окно прямо на автостоянку. Лео поклялся, что она больше никогда не будет сниматься в Голливуде, и она не снималась. Стоун был не тем человеком, которому можно было возражать, но Фелисия не предавала людей, которые ей нравились.
– А я всегда нахожу Марти забавным, Лео, – сказала она.
– Забавным? Не понимаю я вас, англичан. Он украл деньги у вас с Робби, насколько я слышал. Что, черт возьми, в этом «забавного»?
– Он украл их изящно, – решительно сказала она. Взяв бокал шампанского у проходившего мимо официанта, она залпом осушила его, теснее прижалась к Стоуну, не обращая внимания на его потные руки у себя на спине, заглянула ему в глаза, насколько могла их рассмотреть за толстыми затемненными стеклами, и произнесла голосом маленькой капризной девочки:
– Лео, дорогой, ты знаешь, что Диккенс один из моих любимых писателей? Взять, например, «Повесть о двух городах»…
– Возьми «Повесть о двух городах», Марти, это прекрасный материал для нас обоих. Я в самом деле мог бы сыграть Сиднея Картона. Эта роль лучше, гораздо лучше того, что я играю сейчас… – Вейн задумчиво провел пальцем по своему носу, будто уже пытался решить, какую форму он ему придаст в новой роли.
– Сразу видно, что ты ни черта не смыслишь в кино, Робби. Правило первое: кинозвезда никогда не умирает на экране. Публика этого не любит. Звезды могут быть ранены, но не убиты. Несколько лет назад в фильме убили Гарри Купера, и во многих странах люди не пошли смотреть его следующую картину, потому что решили, что парень на экране – привидение или что-то в этом роде. Пришлось послать Гарри в турне по Южной Америке, чтобы доказать, что он жив, бедняга!
Вейн засмеялся.
– А как же Шекспир?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128