Он понимал, что дела зашли слишком далеко и на данном этапе им уже просто нечего сказать друг другу, но Бруно Брайан умел любую деловую встречу превратить в событие, во всех отношениях приятное. Теперь же ему было поручено заставить Барона проглотить горькую пилюлю, и Хашетт для себя решил, что все расскажет честно: в конце концов, это был единственный верный способ общения с Бруно. Жаль, что тот отказался от встречи. А может быть, дай-то бог, Бруно действительно решил перейти в контратаку, и в этом случае он, Хашетт, открыто встанет на его сторону. На сей раз война велась не столько между Бароном и «Ай-Би-Би», сколько – хоть и в закамуфлированном виде – между «Ай-Би-Би» и Омаром Акмалем. Вот этого Бруно Брайан, вероятно, еще не знал.
– Друг мой, – тем временем говорил Акмаль, ставший вдруг вкрадчивым и льстивым, – не будьте так обидчивы. В конце концов, не я же возглавляю нашу организацию. По крайней мере, пока, – коварно добавил он.
– Пока еще нет, – подтвердил американец, вновь обретая способность улыбаться. – Тогда объясните мне, почему ваши представители так упорно возражают против возобновления контракта на закупку золота и алмазов? Если никто не будет покупать у Бурхваны золото и алмазы, это все равно что приговорить ее к исчезновению с лица земли.
– Даже если бы Бурхвана исчезла с лица земли, меня бы это ничуть не взволновало. И я не думаю, что «Ай-Би-Би» готова идти на жертвы, чтобы помочь этой карликовой стране сохранить независимость. А вот что касается наших дел, могу лишь напомнить вам, что мы находимся в одной лодке.
Это было верно в буквальном смысле слова.
– В любом случае все уже будет не так, как прежде, – отметил американец. Было уже около часа дня, он позавтракал очень рано и теперь чувствовал подступающие симптомы обострения мучившей его язвы желудка.
– Вот в этом вы совершенно правы, – подхватил бедуин, откинувшись в кресле с шумным вздохом. – Того, что было раньше, уже не будет. Бруно Брайану придется отойти в сторону. – Впервые за все время разговора Акмаль произнес вслух имя Барона.
– Что вы против него имеете? – вопрос был явно лишним.
– Ничего я ни против кого не имею, – жестко ответил Акмаль. – Но ни он, ни кто-то другой пусть лучше не становятся у меня на пути. Если я чего захочу, я это возьму, благо возможности у меня имеются.
– Стало быть, вы хотите получить Бурхвану. Или нет? – Он невольно прижал руку к ноющему от боли животу.
– Я хочу заполучить сокровища Бурхваны, а для этого нужно захватить политическую власть. – Акмаль наконец открыл карты.
– Мы находили прибыльным покупать согласно квотам, установленным Асквиндой, по ценам лондонской биржи, – решительно заявил Хашетт.
– Мы! Мы! Мы! – вскинулся Акмаль, переходя на крик. – Вы забываете, мистер Хашетт, что это «мы» включает и меня тоже. Я вошел в концерн последним, но моя доля не так уж мала. И я вам говорю, что можно заполучить курицу, несущую золотые яйца, а не довольствоваться яичком время от времени.
– Князь Асквинда, – ответил американец, – прочно занимает президентское кресло.
– Этот никчемный зулус, – Акмаль продолжал держать речь, как на митинге, – всегда ухитрялся поставить на своем, но, если кто-нибудь вооружит оппозицию, его трон рухнет.
– Мы не Иностранный легион и не торгуем оружием, – энергично возразил американец.
– Это ваше дело, – заявил Акмаль в ответ. – Каждому свое. Я же не намерен мириться с тем, что бухгалтерские книги Бурхваны остаются в руках Барона. Ведь именно он ведет бухгалтерию Асквинды. С этой минуты Бурхвана выставлена на продажу. И я продам ее тому, кто предложит самую высокую цену.
Американец почувствовал нарастающие рези в желудке и усилием воли удержался от гримасы боли. К чему клонит этот бедуинский отщепенец? На чем основана его уверенность?
– Хороший сюжет для кинематографа, – лениво протянул он, стремясь смягчить драматизм картины, нарисованной арабом. – Какой-нибудь предприимчивый продюсер смог бы сделать фильм на этой основе.
– Вы рассуждаете как дилетант, мистер Хашетт, – съязвил Акмаль.
– А может, это вы одержимы непомерными амбициями, – парировал Хашетт. – Я уверен, фильм получился бы отличный.
– Может быть, этот фильм стал бы пророчеством или вещим сном, – грозно провозгласил Акмаль.
– Вот именно, – согласился американец, решив для виду поддержать игру. – Все может случиться.
Акмаль сделал вид, что отдает должное прозорливости собеседника.
– Впрочем, возможны любые варианты. Например, такой: там, где двое дерутся, добыча достается третьему, тому, кто стоит над схваткой.
– Вам, мистер Акмаль? – засмеялся американец.
– Я вижу, эта перспектива вас забавляет. Что ж, очень рад, – отвечал бедуин. Реакция гостя не вызывала у него ни огорчения, ни обиды.
– Вы бы тоже посмеялись, если бы я вам рассказал такую сказочку, – пояснил американец.
– Если бы вы мне рассказали такую сказочку, – совершенно серьезно согласился Акмаль, – я бы, конечно, посмеялся. Но я не стал бы смеяться, услышав ее от Омара Акмаля. Рассказ Акмаля я бы принял всерьез. Много лет назад, – принялся он вспоминать вслух, – приехав в Абу-Даби с шестью белыми верблюдами, я решил обменять их на два «Рейнджровера». На этих машинах я собирался возить европейских и американских туристов, это давало мне возможность заработать. Я сказал себе, что это будет первый шаг по дороге, по которой я собираюсь идти далеко… очень далеко. Тогда тоже кое-кто смеялся. Но я, отправившись пешком и без гроша в кармане, прибыл туда, где вы видите меня сейчас.
Хашетт поднялся на ноги, делая вид, что все это его не занимает, и прислонился к стойке бара из темного дерева. Он надеялся, переменив положение, утихомирить боли в желудке.
Пришла пора прощаться. Американец вздохнул с облегчением.
НА ПУТИ В УМПОТЕ
«Боинг-747» молочно-белого цвета с изображением зеленого трилистника, эмблемы Барона, на фюзеляже летел над Сахарой на высоте двенадцать тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Температура за бортом была около сорока градусов ниже нуля. Термометр в кабине показывал двадцать пять градусов.
Самолет, салон которого был переоборудован в 1978 году в Базеле фирмой «Джет-Авиэйшн», представлял собой современный дом на крыльях, позволявший Бруно свободно и с комфортом перемещаться в любую часть света. На борту были оборудованы две спальни, две ванные комнаты, просторная гостиная, кухня, обставленная по последнему слову техники, кабинет, не говоря уже о спальном отсеке и служебных помещениях для экипажа.
Обстановка была скромной и деловой: стены отделаны светлым ясенем, полы затянуты оливково-зеленым ковровым покрытием, напоминавшим клевер-трилистник, диваны и кресла обиты замшей табачного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Друг мой, – тем временем говорил Акмаль, ставший вдруг вкрадчивым и льстивым, – не будьте так обидчивы. В конце концов, не я же возглавляю нашу организацию. По крайней мере, пока, – коварно добавил он.
– Пока еще нет, – подтвердил американец, вновь обретая способность улыбаться. – Тогда объясните мне, почему ваши представители так упорно возражают против возобновления контракта на закупку золота и алмазов? Если никто не будет покупать у Бурхваны золото и алмазы, это все равно что приговорить ее к исчезновению с лица земли.
– Даже если бы Бурхвана исчезла с лица земли, меня бы это ничуть не взволновало. И я не думаю, что «Ай-Би-Би» готова идти на жертвы, чтобы помочь этой карликовой стране сохранить независимость. А вот что касается наших дел, могу лишь напомнить вам, что мы находимся в одной лодке.
Это было верно в буквальном смысле слова.
– В любом случае все уже будет не так, как прежде, – отметил американец. Было уже около часа дня, он позавтракал очень рано и теперь чувствовал подступающие симптомы обострения мучившей его язвы желудка.
– Вот в этом вы совершенно правы, – подхватил бедуин, откинувшись в кресле с шумным вздохом. – Того, что было раньше, уже не будет. Бруно Брайану придется отойти в сторону. – Впервые за все время разговора Акмаль произнес вслух имя Барона.
– Что вы против него имеете? – вопрос был явно лишним.
– Ничего я ни против кого не имею, – жестко ответил Акмаль. – Но ни он, ни кто-то другой пусть лучше не становятся у меня на пути. Если я чего захочу, я это возьму, благо возможности у меня имеются.
– Стало быть, вы хотите получить Бурхвану. Или нет? – Он невольно прижал руку к ноющему от боли животу.
– Я хочу заполучить сокровища Бурхваны, а для этого нужно захватить политическую власть. – Акмаль наконец открыл карты.
– Мы находили прибыльным покупать согласно квотам, установленным Асквиндой, по ценам лондонской биржи, – решительно заявил Хашетт.
– Мы! Мы! Мы! – вскинулся Акмаль, переходя на крик. – Вы забываете, мистер Хашетт, что это «мы» включает и меня тоже. Я вошел в концерн последним, но моя доля не так уж мала. И я вам говорю, что можно заполучить курицу, несущую золотые яйца, а не довольствоваться яичком время от времени.
– Князь Асквинда, – ответил американец, – прочно занимает президентское кресло.
– Этот никчемный зулус, – Акмаль продолжал держать речь, как на митинге, – всегда ухитрялся поставить на своем, но, если кто-нибудь вооружит оппозицию, его трон рухнет.
– Мы не Иностранный легион и не торгуем оружием, – энергично возразил американец.
– Это ваше дело, – заявил Акмаль в ответ. – Каждому свое. Я же не намерен мириться с тем, что бухгалтерские книги Бурхваны остаются в руках Барона. Ведь именно он ведет бухгалтерию Асквинды. С этой минуты Бурхвана выставлена на продажу. И я продам ее тому, кто предложит самую высокую цену.
Американец почувствовал нарастающие рези в желудке и усилием воли удержался от гримасы боли. К чему клонит этот бедуинский отщепенец? На чем основана его уверенность?
– Хороший сюжет для кинематографа, – лениво протянул он, стремясь смягчить драматизм картины, нарисованной арабом. – Какой-нибудь предприимчивый продюсер смог бы сделать фильм на этой основе.
– Вы рассуждаете как дилетант, мистер Хашетт, – съязвил Акмаль.
– А может, это вы одержимы непомерными амбициями, – парировал Хашетт. – Я уверен, фильм получился бы отличный.
– Может быть, этот фильм стал бы пророчеством или вещим сном, – грозно провозгласил Акмаль.
– Вот именно, – согласился американец, решив для виду поддержать игру. – Все может случиться.
Акмаль сделал вид, что отдает должное прозорливости собеседника.
– Впрочем, возможны любые варианты. Например, такой: там, где двое дерутся, добыча достается третьему, тому, кто стоит над схваткой.
– Вам, мистер Акмаль? – засмеялся американец.
– Я вижу, эта перспектива вас забавляет. Что ж, очень рад, – отвечал бедуин. Реакция гостя не вызывала у него ни огорчения, ни обиды.
– Вы бы тоже посмеялись, если бы я вам рассказал такую сказочку, – пояснил американец.
– Если бы вы мне рассказали такую сказочку, – совершенно серьезно согласился Акмаль, – я бы, конечно, посмеялся. Но я не стал бы смеяться, услышав ее от Омара Акмаля. Рассказ Акмаля я бы принял всерьез. Много лет назад, – принялся он вспоминать вслух, – приехав в Абу-Даби с шестью белыми верблюдами, я решил обменять их на два «Рейнджровера». На этих машинах я собирался возить европейских и американских туристов, это давало мне возможность заработать. Я сказал себе, что это будет первый шаг по дороге, по которой я собираюсь идти далеко… очень далеко. Тогда тоже кое-кто смеялся. Но я, отправившись пешком и без гроша в кармане, прибыл туда, где вы видите меня сейчас.
Хашетт поднялся на ноги, делая вид, что все это его не занимает, и прислонился к стойке бара из темного дерева. Он надеялся, переменив положение, утихомирить боли в желудке.
Пришла пора прощаться. Американец вздохнул с облегчением.
НА ПУТИ В УМПОТЕ
«Боинг-747» молочно-белого цвета с изображением зеленого трилистника, эмблемы Барона, на фюзеляже летел над Сахарой на высоте двенадцать тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Температура за бортом была около сорока градусов ниже нуля. Термометр в кабине показывал двадцать пять градусов.
Самолет, салон которого был переоборудован в 1978 году в Базеле фирмой «Джет-Авиэйшн», представлял собой современный дом на крыльях, позволявший Бруно свободно и с комфортом перемещаться в любую часть света. На борту были оборудованы две спальни, две ванные комнаты, просторная гостиная, кухня, обставленная по последнему слову техники, кабинет, не говоря уже о спальном отсеке и служебных помещениях для экипажа.
Обстановка была скромной и деловой: стены отделаны светлым ясенем, полы затянуты оливково-зеленым ковровым покрытием, напоминавшим клевер-трилистник, диваны и кресла обиты замшей табачного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128