– На мальчика нахлынули мысли о матери, и он не мог не вспомнить, в какой страшной ситуации они все оказались. Тогда он был слишком мал, но за годы, проведенные с дедом и с Кало, многое научился понимать, хотя кое-какие вещи все еще оставались для него загадкой.
Словно молния вспыхнула у него в мозгу, осветив на миг в самом темном и укромном уголке памяти тайну, известную только ему одному, секрет, которым он не поделился даже с Кало и с дедушкой, ту боль, что ему предстояло нести в душе до конца своих дней. Ослепительная вспышка выхватила из темноты образ матери в объятиях дяди Джорджа, обнаженные, сплетенные в клубок тела, взгляды, полные ужаса и стыда. Теперь воспоминание об этой сцене вызывало у него сожаление; он не мог ни осудить, ни простить, ни оправдать, но интуитивно и смутно начал понимать, что даже священный брачный союз может рухнуть, если связывает людей, не подходящих друг другу.
Голос отца оторвал его от горьких размышлений.
– Ее зовут Мэри-Джейн, – сообщил Филип.
– Красивое имя, – рассеянно кивнул Бруно, погруженный в собственные мысли.
– Она очень хочет с тобой познакомиться. – Филип смотрел на него с опаской, заметив, что первые восторги сменились болезненной задумчивостью.
– Мне бы тоже этого хотелось. – Очаровательное детское личико вновь засияло улыбкой.
– Значит, вам предстоит познакомиться, – обрадовался Филип.
– Только не говори мне, что она уже в Италии и ты прятал ее от меня все это время.
– Нет, она в Сан-Франциско. – Он готов был броситься на шею сыну. – Я мог бы позвонить и пригласить ее сюда.
– Звони прямо сейчас, папа, – сказал Бруно. – Пусть летит первым же рейсом. Мы подождем ее в Милане.
– А как же Портофино? – насторожился Филип.
– Портофино никуда не денется. Приедем на день-два позже. – В качестве друга Фил ему очень нравился. – Мы проведем каникулы вместе.
Филип поставил чашку на блюдечко.
– Спасибо, Бруно. – Он взял руки сына в свои и ласково сжал их через стол. – Ты славный мальчик.
Два дня спустя прелестная Мэри-Джейн вышла из самолета в миланском аэропорту Мальпенса.
КАНИКУЛЫ В ПОРТОФИНО
В отеле «Сплендидо» в Портофино дни бежали быстро. Бруно ожидал увидеть молодую женщину, похожую на мать, прекрасную, как юная весна, однако юность Мэри-Джейн давно уже отцвела, она выглядела на свои тридцать семь лет. Но и у нее был свой дар: она распространяла вокруг себя чувство покоя, умела быть веселой, не будучи шумной, была любяще-нежна с Филом и заботлива с Бруно. Она никогда не навязывала своей воли, но делала все, что было в ее силах, чтобы исполнить желания других.
Все трое отлично ладили друг с другом; мирные дни в Портофино Бруно суждено было запомнить навсегда. На якоре у пристани стояла яхта Дэвисов, американской семьи, дружившей с Брайанами. Популярнейшим летним шлягером была «Банановая лодка», карибский мотив, напетый Гарри Белафонте.
Чуть ли не каждый день Брайаны встречались с Дэвисами, поднимались на их яхту, и все вместе отправлялись в открытое море, чтобы не купаться на пляже. Бруно свободно чувствовал себя в новой компании и, говоря о Мэри-Джейн, называл ее «папина невеста».
– Похоже на название кинокомедии, – смеялся Филип.
Однажды в середине июля, когда Бруно принимал душ после целого дня, проведенного на море и на солнце, зазвонил телефон. Он завернулся в купальный халат и снял трубку.
– Как дела, малыш?
Представлений не потребовалось: в трубке раздавался густой, звучный и уверенный бас Кало.
– Где ты? – Он вспыхнул от радости, его охватило небывалое ощущение счастья.
– В Милане, – послышалось в ответ. – Целые сутки ехал. Теперь я в Милане. Но ты не сказал, как ты там?
– Со мной все в порядке, Кало. Я по тебе соскучился.
– Я тоже, Бруно. Поэтому я и приехал в Милан.
Мальчик вытер волосы, чтобы вода не текла по лицу.
– Я попрошу папу отвезти меня домой.
– Не стоит прерывать каникулы, – великодушно ответил Кало. – Денек-другой можно подождать. Разве тебе не нравится в Портофино?
– Мне хорошо, но с тобой еще лучше. А почему бы тебе не приехать в Портофино? – спросил он.
– Не бери в голову.
По решительному тону великана Бруно понял, что настаивать бесполезно, но тем не менее сделал еще одну попытку:
– На машине ты бы добрался сюда за три часа.
– Нет, – наотрез отказался Кало. – Я слыхал, что там полно важных господ, задирающих нос, а мне такие не по душе. Я подожду тебя в Милане.
– Скоро увидимся, – сказал Бруно на прощание.
– Я буду тебя ждать, – ответил Кало и повесил трубку. Слово великана было нерушимо, как подписанный контракт. В тот же вечер, во время ужина на яхте Дэвисов, Бруно улучил минутку, чтобы объявить о своих намерениях.
– Папа, – сказал он, – я хотел бы вернуться в Милан.
– Разве тебе плохо здесь с нами? – нахмурился Филип.
Мэри-Джейн одарила его нежной улыбкой.
– Что-нибудь случилось? – спросила она.
– Ничего не случилось, – объяснил мальчик, – а с вами, – добавил он, обращаясь к Мэри-Джейн, – мне отлично живется.
– В чем же дело? – удивился отец.
– Кало вернулся, – честно признался Бруно. – Он в Милане. Мне хотелось бы его повидать.
– Ах вот в чем дело, – разочарованно вздохнул Филип.
Он знал, какая глубокая привязанность существует между громадным сицилийцем и его сыном, и теперь, после стольких беззаботных дней, вновь вспомнил, что потерпел неудачу как муж и как отец, вновь почувствовал горечь, но к ней уже не примешивалась ревность. Возмущение улеглось, осталось в прошлом, в той части книги его жизни, которую он, хоть и не всегда успешно, старался держать закрытой.
– Могу я узнать, что это за таинственный и важный человек? – спросила Мэри-Джейн.
– Это мой крестный, – быстро ответил Бруно, невольно перехватив инициативу у Филипа, который собирался сказать, что речь идет об одном из слуг в доме Монреале.
Прошли годы, поменялась ситуация, но он так и не смог забыть стычки в саду палаццо и той лютой ненависти, что полыхнула тогда в глазах сицилийца.
– Ты же хотел провести август с Бранкати в Санта-Маргерите, – напомнил он сыну, стремясь заставить его одуматься.
– Я передумал, папа, – упрямо не сдавался Бруно. – Если ты не возражаешь, – добавил он четко и внятно, – я хотел бы вернуться в Милан.
– Когда? – это был бесполезный вопрос.
– Как можно скорее, – ответил Бруно, – если это не сложно.
– Посмотрим, что тут можно сделать. – Филип будто вновь видел перед собой Аннализу: ничто не могло заставить ее отказаться от принятого решения.
– Спасибо, – сказал Бруно, бросив смущенный и извиняющийся взгляд на остальных гостей.
Филип возобновил прерванный за столом разговор, но не в силах был сосредоточиться на пустяках, на банальной беседе, шедшей своей накатанной колеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Словно молния вспыхнула у него в мозгу, осветив на миг в самом темном и укромном уголке памяти тайну, известную только ему одному, секрет, которым он не поделился даже с Кало и с дедушкой, ту боль, что ему предстояло нести в душе до конца своих дней. Ослепительная вспышка выхватила из темноты образ матери в объятиях дяди Джорджа, обнаженные, сплетенные в клубок тела, взгляды, полные ужаса и стыда. Теперь воспоминание об этой сцене вызывало у него сожаление; он не мог ни осудить, ни простить, ни оправдать, но интуитивно и смутно начал понимать, что даже священный брачный союз может рухнуть, если связывает людей, не подходящих друг другу.
Голос отца оторвал его от горьких размышлений.
– Ее зовут Мэри-Джейн, – сообщил Филип.
– Красивое имя, – рассеянно кивнул Бруно, погруженный в собственные мысли.
– Она очень хочет с тобой познакомиться. – Филип смотрел на него с опаской, заметив, что первые восторги сменились болезненной задумчивостью.
– Мне бы тоже этого хотелось. – Очаровательное детское личико вновь засияло улыбкой.
– Значит, вам предстоит познакомиться, – обрадовался Филип.
– Только не говори мне, что она уже в Италии и ты прятал ее от меня все это время.
– Нет, она в Сан-Франциско. – Он готов был броситься на шею сыну. – Я мог бы позвонить и пригласить ее сюда.
– Звони прямо сейчас, папа, – сказал Бруно. – Пусть летит первым же рейсом. Мы подождем ее в Милане.
– А как же Портофино? – насторожился Филип.
– Портофино никуда не денется. Приедем на день-два позже. – В качестве друга Фил ему очень нравился. – Мы проведем каникулы вместе.
Филип поставил чашку на блюдечко.
– Спасибо, Бруно. – Он взял руки сына в свои и ласково сжал их через стол. – Ты славный мальчик.
Два дня спустя прелестная Мэри-Джейн вышла из самолета в миланском аэропорту Мальпенса.
КАНИКУЛЫ В ПОРТОФИНО
В отеле «Сплендидо» в Портофино дни бежали быстро. Бруно ожидал увидеть молодую женщину, похожую на мать, прекрасную, как юная весна, однако юность Мэри-Джейн давно уже отцвела, она выглядела на свои тридцать семь лет. Но и у нее был свой дар: она распространяла вокруг себя чувство покоя, умела быть веселой, не будучи шумной, была любяще-нежна с Филом и заботлива с Бруно. Она никогда не навязывала своей воли, но делала все, что было в ее силах, чтобы исполнить желания других.
Все трое отлично ладили друг с другом; мирные дни в Портофино Бруно суждено было запомнить навсегда. На якоре у пристани стояла яхта Дэвисов, американской семьи, дружившей с Брайанами. Популярнейшим летним шлягером была «Банановая лодка», карибский мотив, напетый Гарри Белафонте.
Чуть ли не каждый день Брайаны встречались с Дэвисами, поднимались на их яхту, и все вместе отправлялись в открытое море, чтобы не купаться на пляже. Бруно свободно чувствовал себя в новой компании и, говоря о Мэри-Джейн, называл ее «папина невеста».
– Похоже на название кинокомедии, – смеялся Филип.
Однажды в середине июля, когда Бруно принимал душ после целого дня, проведенного на море и на солнце, зазвонил телефон. Он завернулся в купальный халат и снял трубку.
– Как дела, малыш?
Представлений не потребовалось: в трубке раздавался густой, звучный и уверенный бас Кало.
– Где ты? – Он вспыхнул от радости, его охватило небывалое ощущение счастья.
– В Милане, – послышалось в ответ. – Целые сутки ехал. Теперь я в Милане. Но ты не сказал, как ты там?
– Со мной все в порядке, Кало. Я по тебе соскучился.
– Я тоже, Бруно. Поэтому я и приехал в Милан.
Мальчик вытер волосы, чтобы вода не текла по лицу.
– Я попрошу папу отвезти меня домой.
– Не стоит прерывать каникулы, – великодушно ответил Кало. – Денек-другой можно подождать. Разве тебе не нравится в Портофино?
– Мне хорошо, но с тобой еще лучше. А почему бы тебе не приехать в Портофино? – спросил он.
– Не бери в голову.
По решительному тону великана Бруно понял, что настаивать бесполезно, но тем не менее сделал еще одну попытку:
– На машине ты бы добрался сюда за три часа.
– Нет, – наотрез отказался Кало. – Я слыхал, что там полно важных господ, задирающих нос, а мне такие не по душе. Я подожду тебя в Милане.
– Скоро увидимся, – сказал Бруно на прощание.
– Я буду тебя ждать, – ответил Кало и повесил трубку. Слово великана было нерушимо, как подписанный контракт. В тот же вечер, во время ужина на яхте Дэвисов, Бруно улучил минутку, чтобы объявить о своих намерениях.
– Папа, – сказал он, – я хотел бы вернуться в Милан.
– Разве тебе плохо здесь с нами? – нахмурился Филип.
Мэри-Джейн одарила его нежной улыбкой.
– Что-нибудь случилось? – спросила она.
– Ничего не случилось, – объяснил мальчик, – а с вами, – добавил он, обращаясь к Мэри-Джейн, – мне отлично живется.
– В чем же дело? – удивился отец.
– Кало вернулся, – честно признался Бруно. – Он в Милане. Мне хотелось бы его повидать.
– Ах вот в чем дело, – разочарованно вздохнул Филип.
Он знал, какая глубокая привязанность существует между громадным сицилийцем и его сыном, и теперь, после стольких беззаботных дней, вновь вспомнил, что потерпел неудачу как муж и как отец, вновь почувствовал горечь, но к ней уже не примешивалась ревность. Возмущение улеглось, осталось в прошлом, в той части книги его жизни, которую он, хоть и не всегда успешно, старался держать закрытой.
– Могу я узнать, что это за таинственный и важный человек? – спросила Мэри-Джейн.
– Это мой крестный, – быстро ответил Бруно, невольно перехватив инициативу у Филипа, который собирался сказать, что речь идет об одном из слуг в доме Монреале.
Прошли годы, поменялась ситуация, но он так и не смог забыть стычки в саду палаццо и той лютой ненависти, что полыхнула тогда в глазах сицилийца.
– Ты же хотел провести август с Бранкати в Санта-Маргерите, – напомнил он сыну, стремясь заставить его одуматься.
– Я передумал, папа, – упрямо не сдавался Бруно. – Если ты не возражаешь, – добавил он четко и внятно, – я хотел бы вернуться в Милан.
– Когда? – это был бесполезный вопрос.
– Как можно скорее, – ответил Бруно, – если это не сложно.
– Посмотрим, что тут можно сделать. – Филип будто вновь видел перед собой Аннализу: ничто не могло заставить ее отказаться от принятого решения.
– Спасибо, – сказал Бруно, бросив смущенный и извиняющийся взгляд на остальных гостей.
Филип возобновил прерванный за столом разговор, но не в силах был сосредоточиться на пустяках, на банальной беседе, шедшей своей накатанной колеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128