По спине у нее прошла дрожь.
– А вам бы следовало это знать, синьора Брайан. – Он выплюнул лакричный корешок с негодованием и презрением.
– Ты мне нужен, – грустно и подавленно прошептала Аннализа. Редкие тяжелые капли продолжали падать, вершины высоких деревьев тревожно зашумели.
– Когда хозяйке нужен слуга, она зовет его, и он приходит. Ей не следует садиться на лошадь и пускаться в долгий путь, чтобы найти его. Нужно только приказать, – его голубые глаза сверкали возмущением.
– Ты ведь на самом деле так не думаешь, – покачав головой, возразила Аннализа.
– Я всего лишь слуга баронов Сайева. А ты – синьора Брайан и прекрасно это знаешь. Так что же тебе от меня нужно?
Он не пытался бежать, это было бы не по-мужски, но убежать очень хотелось.
Аннализа вскинула голову, обжигая его своим гордым взглядом.
– Ты болван! – закричала она. – Ты любишь меня, и я люблю тебя. И весь этот разговор о слугах ты завел только потому, что боишься взглянуть правде в глаза. Калоджеро Коста, ты боишься женщины!
– Я не знаю, что такое страх! – прогремел он. – Я опасаюсь за твою честь, не хочу стыда и позора. Это другое дело.
– Я не знаю, кто ты, – продолжала она со слезами в голосе, – хотя мы и выросли вместе и делили с тобой хлеб. Мне даже начинает казаться, что ты – сам сатана, ты отнял у меня покой и рассудок.
Гром прокатился по небу, пошел проливной дождь.
– Ты испорченная девчонка, тебе просто нравится играть в запретные игры, – его сильный, волнующий голос с трудом пробивался сквозь раскаты грозы и вой ветра, терзавшего эвкалиптовый лес.
– Я люблю тебя, Кало. – Слезы катились по ее прекрасному лицу, смешиваясь с каплями дождя.
– Ты любишь только себя да еще те вещи, которые не можешь заполучить, – он старался ударить ее побольнее. – Никого ты больше не любишь. И забываешь о долге честной женщины.
Под проливным дождем Аннализа натянула поводья и пришпорила чистокровную кобылу, посылая ее с места в карьер с единственной целью бежать подальше от себя самой, от Кало, от отчаяния. Молния ударила в эвкалипт, расколов его надвое, Жозетт взвилась на дыбы, и Аннализе не удалось с ней справиться. Ее сбросило наземь, обезумевшая лошадь умчалась, оставив хозяйку на грязной, размокшей земле у опушки леса.
* * *
Очнувшись, она обнаружила, что снова едет на лошади, только на сей раз не в седле, а на спине Морелло и в объятиях Кало. Голова сильно болела, лоб горел в том месте, где она ударилась при падении. Дождь и ветер безжалостно хлестали ее совершенно онемевшее тело. Черный гунтер неторопливо и осторожно спускался по склону, находя дорогу лишь благодаря инстинкту: непроглядная тьма заволокла все вокруг. Жозетт, оправившись от испуга, покорно шла следом.
Морелло остановился под навесом, Кало соскользнул с крупа лошади, крепко держа на руках Аннализу. Она не знала, ни где находится, ни что будет делать, но женское чутье подсказывало ей, что пока лучше всего продолжать ломать комедию с обмороком.
Кало ударом ноги распахнул дверь и, двигаясь на ощупь, уложил ее на что-то мягкое и теплое, на поверку оказавшееся мехом. Потом она услышала, как он возится на другом конце комнаты, судя по звуку, с дровами, тихонько ворча себе под нос. В руках у него вспыхнул огонек, Кало поднес его к дровам, сложенным в очаге, они занялись, разгорелись, и через несколько минут большие потрескивающие языки пламени потянулись вверх, охватывая самые крупные поленья.
Огонь камина осветил внутреннее убранство довольно просторного и уютного деревянного домика с белыми стенами, крепким потолком из толстых балок и широкой лежанкой, покрытой овечьими шкурами, на которой сейчас лежала Аннализа. Тепло распространилось по комнате, даря ей ощущение блаженной истомы.
Он взял ее за руку, проверил пульс, внимательно осмотрел большую ссадину на лбу и, казалось, успокоился. Ему доводилось видеть, как люди приходят в себя и после более тяжких падений. Он убеждал себя, что она просто потеряла сознание, но, чтобы быть вполне уверенным, начал освобождать ее от промокшей насквозь одежды, действуя с поразительной для такого крупного мужчины ловкостью и деликатностью.
Кало ухаживал за этим великолепным и теперь уже совершенно нагим телом с профессиональным безразличием врача: тщательно и досуха вытер его нагретыми у очага полотенцами, бережно массируя, чтобы восстановить кровообращение. Потом укрыл сверху овечьими шкурами и, разложив ее мокрую одежду сушиться на лавке у камина, в котором уже вовсю пылали дрова, сам разделся, стоя у огня.
Впервые Аннализа видела его обнаженным, и вид этого сильного, мощного тела, с грудью и ногами, покрытыми порослью светлых шелковистых волос, золотившихся, как мед, в отсветах огня из камина, заставил ее вновь поверить в мечты, казалось бы, давно развеянные жестокой действительностью.
– Кало, – позвала она шепотом. Лицо ее пылало, кровь молоточками стучала в висках. Она приподнялась на лежанке, опираясь на локоть и простирая к нему другую руку. Все, чего она хотела, чего так давно ждала, было сейчас перед ней.
Он торопливо схватил полотенце и обернул его вокруг бедер. Потом присел рядом с ней на широкой постели из теплых и мягких овечьих шкур. Блики огня играли на его обнаженных плечах.
– Как ты? – Он улыбнулся, как никогда не улыбался раньше: как отец, как брат, как нежный любовник.
– Хорошо, Кало. Но я не понимаю, где я и что мы здесь делаем, – сказала она, улыбаясь. В ее лжи была большая доля правды.
– Ты упала с лошади, – объяснил он, – но теперь уже все прошло.
– Где мы? – снова спросила Аннализа.
– У меня в сторожке. Час назад о ней никто, кроме меня, не знал.
– Жозетт? – продолжала она, чтобы ее обморок выглядел более правдоподобно. – Где Жозетт?
– Под навесом вместе с Морелло, – сообщил он с радостной улыбкой.
– Подходящая компания, – лукаво заметила она.
– Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? – Его большие голубые глаза светились счастьем.
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше. – Аннализа высвободила обнаженную руку из-под теплых шкур и ласково провела пальцами по его лицу. – А вот ты, по-моему, еще весь мокрый.
– Я сейчас оденусь, – сказал он, уходя от прямого ответа. – Надо выйти наружу, обтереть лошадей, а то они заболеют.
Он сделал движение, собираясь встать, но она с решительной нежностью удержала его.
– Они сильные, – принялась она упрашивать, – им хорошо вместе, и они могут подождать. А вот я не могу. Не могу больше ждать, – в ее голосе звучала мольба, которой он не в силах был противиться.
Она нежно привлекла его к себе, сняла полотенце, вытерла его лицо, волосы и плечи, потом принялась целовать его в губы, в грудь, спустилась к паху, ласково касаясь его тела мягкими губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– А вам бы следовало это знать, синьора Брайан. – Он выплюнул лакричный корешок с негодованием и презрением.
– Ты мне нужен, – грустно и подавленно прошептала Аннализа. Редкие тяжелые капли продолжали падать, вершины высоких деревьев тревожно зашумели.
– Когда хозяйке нужен слуга, она зовет его, и он приходит. Ей не следует садиться на лошадь и пускаться в долгий путь, чтобы найти его. Нужно только приказать, – его голубые глаза сверкали возмущением.
– Ты ведь на самом деле так не думаешь, – покачав головой, возразила Аннализа.
– Я всего лишь слуга баронов Сайева. А ты – синьора Брайан и прекрасно это знаешь. Так что же тебе от меня нужно?
Он не пытался бежать, это было бы не по-мужски, но убежать очень хотелось.
Аннализа вскинула голову, обжигая его своим гордым взглядом.
– Ты болван! – закричала она. – Ты любишь меня, и я люблю тебя. И весь этот разговор о слугах ты завел только потому, что боишься взглянуть правде в глаза. Калоджеро Коста, ты боишься женщины!
– Я не знаю, что такое страх! – прогремел он. – Я опасаюсь за твою честь, не хочу стыда и позора. Это другое дело.
– Я не знаю, кто ты, – продолжала она со слезами в голосе, – хотя мы и выросли вместе и делили с тобой хлеб. Мне даже начинает казаться, что ты – сам сатана, ты отнял у меня покой и рассудок.
Гром прокатился по небу, пошел проливной дождь.
– Ты испорченная девчонка, тебе просто нравится играть в запретные игры, – его сильный, волнующий голос с трудом пробивался сквозь раскаты грозы и вой ветра, терзавшего эвкалиптовый лес.
– Я люблю тебя, Кало. – Слезы катились по ее прекрасному лицу, смешиваясь с каплями дождя.
– Ты любишь только себя да еще те вещи, которые не можешь заполучить, – он старался ударить ее побольнее. – Никого ты больше не любишь. И забываешь о долге честной женщины.
Под проливным дождем Аннализа натянула поводья и пришпорила чистокровную кобылу, посылая ее с места в карьер с единственной целью бежать подальше от себя самой, от Кало, от отчаяния. Молния ударила в эвкалипт, расколов его надвое, Жозетт взвилась на дыбы, и Аннализе не удалось с ней справиться. Ее сбросило наземь, обезумевшая лошадь умчалась, оставив хозяйку на грязной, размокшей земле у опушки леса.
* * *
Очнувшись, она обнаружила, что снова едет на лошади, только на сей раз не в седле, а на спине Морелло и в объятиях Кало. Голова сильно болела, лоб горел в том месте, где она ударилась при падении. Дождь и ветер безжалостно хлестали ее совершенно онемевшее тело. Черный гунтер неторопливо и осторожно спускался по склону, находя дорогу лишь благодаря инстинкту: непроглядная тьма заволокла все вокруг. Жозетт, оправившись от испуга, покорно шла следом.
Морелло остановился под навесом, Кало соскользнул с крупа лошади, крепко держа на руках Аннализу. Она не знала, ни где находится, ни что будет делать, но женское чутье подсказывало ей, что пока лучше всего продолжать ломать комедию с обмороком.
Кало ударом ноги распахнул дверь и, двигаясь на ощупь, уложил ее на что-то мягкое и теплое, на поверку оказавшееся мехом. Потом она услышала, как он возится на другом конце комнаты, судя по звуку, с дровами, тихонько ворча себе под нос. В руках у него вспыхнул огонек, Кало поднес его к дровам, сложенным в очаге, они занялись, разгорелись, и через несколько минут большие потрескивающие языки пламени потянулись вверх, охватывая самые крупные поленья.
Огонь камина осветил внутреннее убранство довольно просторного и уютного деревянного домика с белыми стенами, крепким потолком из толстых балок и широкой лежанкой, покрытой овечьими шкурами, на которой сейчас лежала Аннализа. Тепло распространилось по комнате, даря ей ощущение блаженной истомы.
Он взял ее за руку, проверил пульс, внимательно осмотрел большую ссадину на лбу и, казалось, успокоился. Ему доводилось видеть, как люди приходят в себя и после более тяжких падений. Он убеждал себя, что она просто потеряла сознание, но, чтобы быть вполне уверенным, начал освобождать ее от промокшей насквозь одежды, действуя с поразительной для такого крупного мужчины ловкостью и деликатностью.
Кало ухаживал за этим великолепным и теперь уже совершенно нагим телом с профессиональным безразличием врача: тщательно и досуха вытер его нагретыми у очага полотенцами, бережно массируя, чтобы восстановить кровообращение. Потом укрыл сверху овечьими шкурами и, разложив ее мокрую одежду сушиться на лавке у камина, в котором уже вовсю пылали дрова, сам разделся, стоя у огня.
Впервые Аннализа видела его обнаженным, и вид этого сильного, мощного тела, с грудью и ногами, покрытыми порослью светлых шелковистых волос, золотившихся, как мед, в отсветах огня из камина, заставил ее вновь поверить в мечты, казалось бы, давно развеянные жестокой действительностью.
– Кало, – позвала она шепотом. Лицо ее пылало, кровь молоточками стучала в висках. Она приподнялась на лежанке, опираясь на локоть и простирая к нему другую руку. Все, чего она хотела, чего так давно ждала, было сейчас перед ней.
Он торопливо схватил полотенце и обернул его вокруг бедер. Потом присел рядом с ней на широкой постели из теплых и мягких овечьих шкур. Блики огня играли на его обнаженных плечах.
– Как ты? – Он улыбнулся, как никогда не улыбался раньше: как отец, как брат, как нежный любовник.
– Хорошо, Кало. Но я не понимаю, где я и что мы здесь делаем, – сказала она, улыбаясь. В ее лжи была большая доля правды.
– Ты упала с лошади, – объяснил он, – но теперь уже все прошло.
– Где мы? – снова спросила Аннализа.
– У меня в сторожке. Час назад о ней никто, кроме меня, не знал.
– Жозетт? – продолжала она, чтобы ее обморок выглядел более правдоподобно. – Где Жозетт?
– Под навесом вместе с Морелло, – сообщил он с радостной улыбкой.
– Подходящая компания, – лукаво заметила она.
– Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? – Его большие голубые глаза светились счастьем.
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше. – Аннализа высвободила обнаженную руку из-под теплых шкур и ласково провела пальцами по его лицу. – А вот ты, по-моему, еще весь мокрый.
– Я сейчас оденусь, – сказал он, уходя от прямого ответа. – Надо выйти наружу, обтереть лошадей, а то они заболеют.
Он сделал движение, собираясь встать, но она с решительной нежностью удержала его.
– Они сильные, – принялась она упрашивать, – им хорошо вместе, и они могут подождать. А вот я не могу. Не могу больше ждать, – в ее голосе звучала мольба, которой он не в силах был противиться.
Она нежно привлекла его к себе, сняла полотенце, вытерла его лицо, волосы и плечи, потом принялась целовать его в губы, в грудь, спустилась к паху, ласково касаясь его тела мягкими губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128