- Совершенно верно, пока он не вырос.
- А меня тоже вытащили до срока?
- Нет, - ответил я, обнимая сына.
- А почему у некоторых детей нет рук или ног?
- Это просто случайность, - ответил я. - Ошибка.
Джонни вытянул руку и принялся изучать ее, сжимая и разжимая пальцы.
- Руки как руки, - сказал он.
- Да.
- Но ведь они есть у всех.
- Нет, не у всех.
- У всех, кого я знаю.
- Верно. Но иногда люди рождаются и без рук.
- Как же они играют в мяч?
- Они вообще не играют.
- Это плохо, - рассудил Джонни и снова пытливо посмотрел на свой сжатый кулачок. - А почему у тебя руки на месте?
- Ну.., потому что… - начал я, но вопрос оказался мне явно не по силам.
- Почему?
- Потому что внутри человека есть особый код.
- А что такое код?
- Ну, это такие указания. Код говорит человеку, как ему расти.
- Код?
- Это что-то вроде чертежа.
- А… - задумчиво протянул Джонни.
- Понимаешь, это как твои кубики. Ты смотришь на картинку и строишь то, что на ней нарисовано. Вот что такое чертеж.
- Ага.
Я не знал, понял ли он меня. Джонни поразмыслил над моими словами и поднял глаза.
- А если достать ребенка из мамы, что с ним будет?
- Он уйдет.
- Куда?
- Просто уйдет, - буркнул я, в надежде избежать дальнейших объяснений.
- Эх, - вздохнул Джонни, слезая на пол. - А дядя Арт на самом деле подпольный акушер?
- Нет, - сказал я, понимая, что не могу ответить иначе. Не хватало еще, чтобы мне позвонила воспитательница детского сада и сообщила, что дядька Джонни делает подпольные аборты.
Но чувствовал я себя препогано.
- Вот и хорошо, - молвил Джонни. - Я очень рад.
И побрел прочь.
***
- Ты ничего не ешь, - сказала Джудит.
Я отодвинул тарелку.
- Спасибо, я не очень голоден.
Джудит повернулась к Джонни.
- Доедай, сынок.
Джонни зажал вилку в маленьком кулачке.
- Я не очень голоден, - сказал он и покосился на меня.
- Еще как голоден, - заверил я его.
- А вот и нет.
Дебби, совсем еще крошка, с трудом достававшая носом до края стола, бросила нож и вилку.
- Я тоже не голодная, - заявила она. - И еда невкусная.
- А по-моему, очень вкусная, - возразил я и, дабы исполнить родительский долг, набил рот снедью. Детишки подозрительно наблюдали за мной. Особенно Дебби. Она была на удивление смышленой для своих трех лет.
- Ты просто хочешь, чтобы мы тоже ели.
- Нет, мне правда нравится, - ответил я, снова набивая рот.
- Ты притворяешься!
- Ничего подобного.
- Тогда почему ты не улыбаешься? - спросила Дебби.
К счастью, в этот миг Джонни все-таки решил подкрепиться. Погладив себя по животу, он сказал:
- А ведь и правда вкусно.
- Честно? - не поверила Дебби.
- Да, очень, - подтвердил Джонни.
Дебби принялась ковырять вилкой еду, осторожно взяла немножко, но не успела поднести вилку ко рту - все посыпалось на платье. После этого Дебби, как и полагается нормальной женщине, разозлилась на всех, кроме себя, и заявила, что еда отвратная и с нее довольно. Джудит начала строго величать ее «юной леди» (верный признак материнского раздражения), а Дебби принялась канючить, и это продолжалось до тех пор, пока Джонни не покончил с едой и не показал нам горделиво свою вылизанную до блеска тарелку.
Прошло еще полчаса, прежде чем нам удалось уложить детей. Вернувшись на кухню, Джудит спросила:
- Кофе?
- Да, пожалуй.
- Мне жаль, что малыши капризничают. Последние дни им было очень нелегко.
- Как и всем нам.
Джудит разлила кофе и присела к столу.
- Мне все не дают покоя эти письма к Бетти, - сказала она.
- А что такое?
- Ничего особенного. Просто их общий дух. Оказывается, вокруг нас - тысячи и тысячи людишек, которые только и ждут удобного случая. Тупые узколобые мракобесы.
- Демократия в действии, - ответил я. - Эти людишки правят страной.
- Хватит надо мной смеяться.
- Я не смеюсь. Я понимаю, о чем ты говоришь.
- Мне страшно, - продолжала Джудит, пододвигая мне сахарницу. - Кажется, мне лучше уехать из Бостона и никогда не возвращаться сюда.
- Везде хорошо, где нас нет, - ответил я. - Пора бы свыкнуться с этой мыслью.
***
У себя в кабинете я убил два часа, просматривая старые учебники и журнальные статьи. И размышляя. Я не знал, как связать воедино всех этих людей - Карен Рэнделл, Сверхголову, Алана Зеннера, Бабблз, Анджелу. Я пытался разобраться в действиях и побуждениях Уэстона, но в конце концов только еще больше запутался.
- Девять часов, - объявила Джудит, входя.
Я поднялся и натянул пиджак.
- Убегаешь?
- Да.
- Далеко?
Я улыбнулся.
- Поеду в один бар в центре.
- Это еще зачем?
- Будь я проклят, если сам знаю.
«Электрический виноград» располагался рядом с Вашингтон-стрит. Выглядел он весьма непритязательно - старое кирпичное здание с широкими витринами, заклеенными бумагой, на которой красовались надписи: «Зефиры каждый вечер. Лихие плясуньи». Не знаю, как насчет плясуний, но рок-н-ролл и впрямь был лихой и разносился по всей округе.
Было десять часов. Четверг. Не очень оживленный вечер. Два-три морячка, столько же проституток. Эти последние отирались в конце квартала, приняв зазывальную стойку цапли и выпятив животы. Одна каталась вокруг бара на маленькой спортивной машинке. Проезжая мимо меня, она улыбнулась, захлопала замурованными в тушь ресницами.
Внутри бара было чадно, смрадно, влажно и по-звериному потно. Грохот стоял оглушительный, он сотрясал стены, давил на барабанные перепонки, спрессовывал воздух едва ли не до жидкого состояния. У меня зазвенело в ушах. Я остановился, чтобы глаза малость привыкли к темноте. В кабинках вдоль стены стояли дешевые дощатые столы, возле другой стены тянулась длинная стойка. Перед сценой был тесный пятачок, на котором отплясывали двое матросов и две молодые толстухи весьма неопрятного облика. Вот, собственно, и вся клиентура.
На возвышении грохотали «Зефиры», ансамбль из пяти человек. Три гитариста, барабанщик и певец, который лизал микрофон, обхватив ногой штатив. Музыканты производили чертовски много шума, но их физиономии оставались тупыми и бесстрастными, словно парни чего-то ждали и наяривали на своих инструментах, просто чтобы скоротать время. Слева и справа от них стояли две девицы из подтанцовки в бикини с оборочками. Одна была круглолица и коренаста, другая - прекрасна ликом и безобразна фигурой. В свете прожекторов кожа девиц казалась белой как мел.
Подойдя к стойке, я попросил чистого виски со льдом. Теперь можно было не сомневаться, что мне подадут немилосердно разбавленный напиток. Этого я и хотел.
Расплатившись, я принялся разглядывать музыкантов. Роман, жилистый крепыш с копной жестких черных кудряшек на голове, мучил гитару. В розовом свете рампы его напомаженная шевелюра прямо-таки сверкала. Играя, он пристально вглядывался в свои пальцы.
- Неплохие ребята, - сказал я бармену.
Он передернул плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73