Через несколько секунд, не меняя
положения, он подозвал к себе Мышелова. Тот тоже осторожно заглянул за
угол.
Перед друзьями предстала комната несколько меньше той, в которой
находилась карта; она освещалась свисающими с потолка лампами, горевшими
не желтым, как обычно, а голубовато-белым светом. На темном мраморном полу
виднелся сложнейший узор из завитков. Темные стены были увешаны
астрологическими и антропомантическими картами, всяческими колдовскими
приспособлениями, а также полками, на которых стояли фарфоровые банки с
загадочными надписями, стеклянные флаконы и лежали прозрачные трубки самых
причудливых форде одни были заполнены разноцветными жидкостями, другие -
пустые и блестящие. У стен, где тень была самая глубокая, грудами валялась
всякая поломанная дрянь, словно ее вымели с прохода и забыли; тут и там
зияли большие крысиные норы.
Посреди комнаты стоял ярко освещенный - по сравнению с углами -
длинный стол с массивной столешницей на множестве толстых ножек. У
Мышелова промелькнула мысль сперва о сороконожке, потом - о стойке в
"Угре", поскольку крышка стола была испещрена пятнами от пролитых снадобий
и во многих местах прожжена огнем или кислотой, а может, и тем и другим.
Посреди стола работал перегонный куб. Пламя горелки - на сей раз
темно-синее - вовсю полыхало под пузатой хрустальной ретортой, в которой
кипела какая-то вязкая жидкость, то и дело посверкивающая алмазными
искорками. Темный пар, испускаемый бурлящим зельем, устремлялся через
узкое горло реторты в прозрачную шарообразную головку, окрашивая ее
почему-то в ярко-алый цвет, и оттуда черным потоком струился через узкую
трубку в хрустальный резервуар, размерами превосходящий саму реторту, где
извивался и клубился, напоминая не то петли черного живого шнура, не то
бесконечную тонкую змею.
У левого конца стола, сильно сутуля спину, стоял высокий человек в
черной мантии с капюшоном, бросавшим тень на его лицо, наиболее выдающейся
чертою которого был длинный, мясистый, заостренный на конце нос,
нависавший над скошенным назад подбородком. Кожа его своим желтовато-серым
цветом напоминала глину, широкие щеки сплошь заросли короткой с проседью
щетиной. Широко посаженные глаза внимательно смотрели из-под покатого лба
и кустистых бровей на пожелтевший от времени пергамент, который мужчина
беспрестанно то разворачивал то сворачивал своими отвратительно
маленькими, поросшими седым волосом пальцами с узловатыми костяшками.
Глаза его все время скользили по строчкам, которые он читал вслух, изредка
бросая косой взгляд на реторту.
На другом конце стола, переводя глаза-бусинки с реторты на колдуна и
обратно, примостилась маленькая черная тварь, при виде которой Фафхрд
впился пальцами в плечо Мышелова, а у того занялся дух, причем вовсе не от
боли. Более всего тварь походила на крысу, только лоб у нее был выше, а
глаза поставлены ближе, ее передние лапки, которыми она, словно чему-то
радуясь, беспрестанно потирала друг о дружку, удивительно напоминали
ладони самого колдуна в миниатюре.
Фафхрд и Мышелов не сговариваясь поняли, что это и была та самая
тварь, которая сопровождала издали Сливикина и его приятеля, а потом
сбежала; оба припомнили слова Иврианы о питомце чародея и предположение
Вланы, что Кровас нанял на работу колдуна.
Уродливый человек со скрюченными руками, мерзкая тварь и между ними
реторта с шаром наверху, в котором извивались тягучие черные испарения,
напоминавшие кольца пуповины - все это представляло жуткое зрелище. А от
сходства между двумя живыми существами волосы вставали дыбом.
Заклинания зазвучали быстрее, голубовато-белое пламя сделалось ярче и
зашипело, жидкость в реторте стала густой, как лава, в ней появились
большие пузыри, лопавшиеся с громким чавканьем, черные кольца в резервуаре
зашевелились, словно потревоженный змеюшник; Фафхрд с Мышеловом, все
сильнее ощущая чье-то невидимое присутствие, уже едва выдерживали
невыносимое напряжение: им с огромным трудом удавалось бесшумно дышать
через открытые рты и казалось, что биение их сердец слышно за много
локтей.
Внезапно заклинания барабанной дробью зарокотали на высокой ноте и
тут же оборвались, когда чародей вытянул руку с растопыренными пальцами
над головкой реторты. Внутри ее что-то вспыхнуло, раздался приглушенный
взрыв, хрустальные стенки покрылись множеством трещин и сделались
матово-белыми, но сама реторта не рассыпалась. Ее головка чуть
приподнялась, повисела в воздухе и упала на место. В хрустальном
резервуаре среди клубов дыма появились две черных петли, которые в
мгновение ока сузились и превратились в большие узлы.
Усмехнувшись, чародей отпустил конец пергамента, так что тот
свернулся в трубку, и перевел взгляд с резервуара на своего питомца,
который что-то пронзительно чирикал и подпрыгивал от восторга.
- Тише, Сливикин! Пора тебе бежать и выполнить тяжкую работу! -
воскликнул колдун на ломаном ланкмарском, но так быстро и визгливо, что
Фафхрд и Мышелов с трудом его поняли. Зато они сразу поняли другое:
Сливикин был вовсе не тот, на кого они думали. В тяжкую минуту пузатый вор
позвал на помощь не сотоварища, а чародейского выкормыша.
- Слушаюсь, хозяин, - отчетливо пропищал Сливикин, и Мышелову тут же
пришлось пересмотреть свое мнение относительно говорящих животных. Голосом
флейты на высоких тонах тварь льстиво добавила: - Слушаю и повинуюсь,
Христомило.
Теперь друзья знали, как зовут и колдуна.
Пронзительно-высоким голосом Христомило отрывисто бросил:
- Приступай к делу! И чтобы сотрапезники были отделаны как надо! Тела
должны быть обглоданы до костей, дабы не осталось кровоподтеков от
зачарованного смога и других признаков удушения. И не забудь про добычу! А
теперь за дело - ступай!
Сливикин, который при каждом распоряжении подпрыгивал и тряс головой,
проскрипел:
- Будет исполнено!
Серой молнией он спрыгнул на пол и скрылся в чернильно-черной
крысиной норе.
Потирая свои мерзкие скрюченные ручки, как это только что делал
Сливикин, Христомило ухмыльнулся и воскликнул:
- То что потерял Слевьяс, вернет моя магия!
Фафхрд и Мышелов тихонько отползли от двери: во-первых, они решили,
что теперь, когда внимание Христомило не занято ни заклинаниями, ни
ретортой, ни мерзкой тварью, он легко может их заметить; а во-вторых, от
всего увиденного и услышанного их охватило отвращение и жгучая, но
бессильная жалость к Слевьясу, кто бы там он ни был, а также к другим
безвестным жертвам гибельных заклинаний этого крысоподобного чародея, к
несчастным мертвецам, чьим костям суждено быть обглоданными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
положения, он подозвал к себе Мышелова. Тот тоже осторожно заглянул за
угол.
Перед друзьями предстала комната несколько меньше той, в которой
находилась карта; она освещалась свисающими с потолка лампами, горевшими
не желтым, как обычно, а голубовато-белым светом. На темном мраморном полу
виднелся сложнейший узор из завитков. Темные стены были увешаны
астрологическими и антропомантическими картами, всяческими колдовскими
приспособлениями, а также полками, на которых стояли фарфоровые банки с
загадочными надписями, стеклянные флаконы и лежали прозрачные трубки самых
причудливых форде одни были заполнены разноцветными жидкостями, другие -
пустые и блестящие. У стен, где тень была самая глубокая, грудами валялась
всякая поломанная дрянь, словно ее вымели с прохода и забыли; тут и там
зияли большие крысиные норы.
Посреди комнаты стоял ярко освещенный - по сравнению с углами -
длинный стол с массивной столешницей на множестве толстых ножек. У
Мышелова промелькнула мысль сперва о сороконожке, потом - о стойке в
"Угре", поскольку крышка стола была испещрена пятнами от пролитых снадобий
и во многих местах прожжена огнем или кислотой, а может, и тем и другим.
Посреди стола работал перегонный куб. Пламя горелки - на сей раз
темно-синее - вовсю полыхало под пузатой хрустальной ретортой, в которой
кипела какая-то вязкая жидкость, то и дело посверкивающая алмазными
искорками. Темный пар, испускаемый бурлящим зельем, устремлялся через
узкое горло реторты в прозрачную шарообразную головку, окрашивая ее
почему-то в ярко-алый цвет, и оттуда черным потоком струился через узкую
трубку в хрустальный резервуар, размерами превосходящий саму реторту, где
извивался и клубился, напоминая не то петли черного живого шнура, не то
бесконечную тонкую змею.
У левого конца стола, сильно сутуля спину, стоял высокий человек в
черной мантии с капюшоном, бросавшим тень на его лицо, наиболее выдающейся
чертою которого был длинный, мясистый, заостренный на конце нос,
нависавший над скошенным назад подбородком. Кожа его своим желтовато-серым
цветом напоминала глину, широкие щеки сплошь заросли короткой с проседью
щетиной. Широко посаженные глаза внимательно смотрели из-под покатого лба
и кустистых бровей на пожелтевший от времени пергамент, который мужчина
беспрестанно то разворачивал то сворачивал своими отвратительно
маленькими, поросшими седым волосом пальцами с узловатыми костяшками.
Глаза его все время скользили по строчкам, которые он читал вслух, изредка
бросая косой взгляд на реторту.
На другом конце стола, переводя глаза-бусинки с реторты на колдуна и
обратно, примостилась маленькая черная тварь, при виде которой Фафхрд
впился пальцами в плечо Мышелова, а у того занялся дух, причем вовсе не от
боли. Более всего тварь походила на крысу, только лоб у нее был выше, а
глаза поставлены ближе, ее передние лапки, которыми она, словно чему-то
радуясь, беспрестанно потирала друг о дружку, удивительно напоминали
ладони самого колдуна в миниатюре.
Фафхрд и Мышелов не сговариваясь поняли, что это и была та самая
тварь, которая сопровождала издали Сливикина и его приятеля, а потом
сбежала; оба припомнили слова Иврианы о питомце чародея и предположение
Вланы, что Кровас нанял на работу колдуна.
Уродливый человек со скрюченными руками, мерзкая тварь и между ними
реторта с шаром наверху, в котором извивались тягучие черные испарения,
напоминавшие кольца пуповины - все это представляло жуткое зрелище. А от
сходства между двумя живыми существами волосы вставали дыбом.
Заклинания зазвучали быстрее, голубовато-белое пламя сделалось ярче и
зашипело, жидкость в реторте стала густой, как лава, в ней появились
большие пузыри, лопавшиеся с громким чавканьем, черные кольца в резервуаре
зашевелились, словно потревоженный змеюшник; Фафхрд с Мышеловом, все
сильнее ощущая чье-то невидимое присутствие, уже едва выдерживали
невыносимое напряжение: им с огромным трудом удавалось бесшумно дышать
через открытые рты и казалось, что биение их сердец слышно за много
локтей.
Внезапно заклинания барабанной дробью зарокотали на высокой ноте и
тут же оборвались, когда чародей вытянул руку с растопыренными пальцами
над головкой реторты. Внутри ее что-то вспыхнуло, раздался приглушенный
взрыв, хрустальные стенки покрылись множеством трещин и сделались
матово-белыми, но сама реторта не рассыпалась. Ее головка чуть
приподнялась, повисела в воздухе и упала на место. В хрустальном
резервуаре среди клубов дыма появились две черных петли, которые в
мгновение ока сузились и превратились в большие узлы.
Усмехнувшись, чародей отпустил конец пергамента, так что тот
свернулся в трубку, и перевел взгляд с резервуара на своего питомца,
который что-то пронзительно чирикал и подпрыгивал от восторга.
- Тише, Сливикин! Пора тебе бежать и выполнить тяжкую работу! -
воскликнул колдун на ломаном ланкмарском, но так быстро и визгливо, что
Фафхрд и Мышелов с трудом его поняли. Зато они сразу поняли другое:
Сливикин был вовсе не тот, на кого они думали. В тяжкую минуту пузатый вор
позвал на помощь не сотоварища, а чародейского выкормыша.
- Слушаюсь, хозяин, - отчетливо пропищал Сливикин, и Мышелову тут же
пришлось пересмотреть свое мнение относительно говорящих животных. Голосом
флейты на высоких тонах тварь льстиво добавила: - Слушаю и повинуюсь,
Христомило.
Теперь друзья знали, как зовут и колдуна.
Пронзительно-высоким голосом Христомило отрывисто бросил:
- Приступай к делу! И чтобы сотрапезники были отделаны как надо! Тела
должны быть обглоданы до костей, дабы не осталось кровоподтеков от
зачарованного смога и других признаков удушения. И не забудь про добычу! А
теперь за дело - ступай!
Сливикин, который при каждом распоряжении подпрыгивал и тряс головой,
проскрипел:
- Будет исполнено!
Серой молнией он спрыгнул на пол и скрылся в чернильно-черной
крысиной норе.
Потирая свои мерзкие скрюченные ручки, как это только что делал
Сливикин, Христомило ухмыльнулся и воскликнул:
- То что потерял Слевьяс, вернет моя магия!
Фафхрд и Мышелов тихонько отползли от двери: во-первых, они решили,
что теперь, когда внимание Христомило не занято ни заклинаниями, ни
ретортой, ни мерзкой тварью, он легко может их заметить; а во-вторых, от
всего увиденного и услышанного их охватило отвращение и жгучая, но
бессильная жалость к Слевьясу, кто бы там он ни был, а также к другим
безвестным жертвам гибельных заклинаний этого крысоподобного чародея, к
несчастным мертвецам, чьим костям суждено быть обглоданными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55