Вскоре княгиня Бельджойозо устраивает новый концерт, в котором принимают участие шесть знаменитых пианистов: Герц, Лист, Пиксис, Тальберг, Черни и Шо­пен. На эстраде стояло шесть роялей, и каждый пианист сыграл свои вариации на марш из оперы Беллини «Пу­ритане». Это совместно написанное произведение позже было опубликовано под названием «Гекзамерон». Впоследствии Лист часто исполнял его в концертах.
Из статьи Листа «Социальное искусство»: «Компози­тор вынужден обращаться к бездарным или бездушным интерпретаторам, терзающим его буквальным перево­дом, который едва ли передает идею произведения и па­рящий дух автора. Если же композитор сам исполняет свое сочинение, то он редко встречает понимание».
«Мне часто говорили, что я меньше всех имею причин для жалоб, ибо с самого детства мои успехи далеко превзошли мой талант, более того, мои желания. Но именно в шуме аплодисментов родилось во мне убежде­ние, что успехами мы чаще всего обязаны капризам мо­ды, известному имени и эффектному исполнению, неже­ли глубокому, подлинному переживанию».
30 апреля. Из статьи Листа «Вечный странник»: «Главным образом, в отношении художника справедливо замечание, что он должен разбивать свой шатер на час, но нигде не должен строить себе постоянного дома. Не чужой ли он всегда среди людей? Не в ином ли месте его родина? Чтобы он ни делал, куда бы ни пошел, везде он чувствует себя изгнанником... Художник живет одино­ко. Даже если события бросают его в объятия обще­ства, он, посреди этого хаоса звуков, создает для своей души непроницаемое одиночество, где его никогда не смо­гут настигнуть звуки человеческого голоса».
1 мая. Лист едет в имение Жорж Санд в Ноане, чтобы встретиться там с Мари д'Агу. Там уже находится Шопен, которого Лист незадолго до этого ввел, сыграв роль судьбы, в дом писательницы. Ноан расположен в Берри, в одной миле от Шатра. Несколько нескладный старый дом времен Людовика XVI, сад с роскошными цветами и тенистый буксовый лесок. Комната Мари находилась на первом этаже. Там же стоял и прекрас­ный рояль Листа, перевезенный с большими затратами.
В Ноане Лист вновь обрел спокойствие. Днем он со­вершал прогулки по берегу Эндра, читал Данте, Шекс­пира, Монтеня, Гюго и немецких философов. По вече­рам все общество собиралось на садовой террасе, обса­женной густыми кустами сирени, и, когда последний шум дня постепенно замирал вдали и природа, каза­лось, обретала самое себя, Лист садился за рояль.
По ночам он работал над переложениями симфоний Бетховена. «Начатое мною в симфонии Берлиоза, я те­перь продолжаю в симфониях Бетховена. Тщательное изучение их, глубокое переживание содержащихся в них красот, которым нет конца, и то, что благодаря посто­янным упражнениям я в совершенстве познал возможно­сти фортепьяно, делают меня более, чем кого-либо дру­гого, подходящим для решения этой трудной задачи».
В то время как Лист работает над своими композици­ями, Жорж Санд пишет «Мастеров мозаики». «Не знаю, почему, - говорит она в предисловии к этой книге, - но мало что писала я с таким удовольствием, как эту вещь. Было лето... Никогда еще не видывала я в своем саду столько цветов и птиц. Внизу Лист играл на рояле, а соловьи, опьяненные музыкой... отчаянно заливались вокруг в кустах сирени...»
Здесь, в Ноане, у Листа вызревает замысел новой статьи, на этот раз - в защиту фортепьяно. «Рояль для меня то же, что для моряка - корабль, для араба - его конь, быть может, даже больше, ибо до сих пор мой рояль был мною самим, моей жизнью; задушевный храни­тель всего того, что кипело во мне в самые горячие дни моей юности. Мои страсти заставляли вибрировать его струны, клавиши подчинялись всем моим капризам!»
В конце июля, из-за трений между Мари д'Агу и Жорж Санд, Лист и Мари покидают Ноан раньше, чем пред­полагали. Ехать в Италию еще рано, поэтому они сна­чала отправляются в Лион.
3 августа. Концерт Листа в Лионе.
В этом городе Листа вновь глубоко потрясает и за­ставляет задуматься «ужасная нищета, возмущающая мое чувство справедливости». Его мысли излагает на бумаге Мари: «О, сколь горька ирония судьбы: тот, кто не знает, куда преклонить на покой свою голову, трудится над дорогими тканями, ткет роскошные драп­ри, за которыми отдыхает изнеженный богач; тот, у кого нет даже лохмотьев, чтобы прикрыть свою наго­ту, выделывает золотую парчу для уборов королев; и де­ти, которые никогда не видят улыбок матери, сгорбив­шись стоят у ткацкого станка и затуманенными глаза­ми следят за выходящими из-под пальцев их матерей арабесками и цветами, предназначенными служить иг­рушками для детей сильных мира сего».
В Лионе Лист встречается с Адольфом Нурри, пре­восходным тенором, в свое время исполнявшим партию Дона Санчо в одноименной опере Листа. Лист однажды отметил, что «убеждения и симпатии как-нибудь приве­дут нас к встрече на одном и том же пути. В той случайности, что на пограничной станции моей поездки по Франции мне привелось пожать ему руку, я вижу благоприятное предзнаменование». Мари записывает в Лионе о Нурри: «Подобно большим художникам наше­го времени, и он задумывается над тем, каким образом можно бы нести искусство в народ и помогать простым людям путем посвящения их в искусство. Когда мы вновь будем во Франции, Франц, вероятно, захочет предпри­нять нечто подобное...»
В конце лета Лист и Мари вновь отправляются в путь. Они едут вдоль Соны по направлению к Масону, чтобы посетить в Сен-Пуане Ламартина. По дороге они заезжают в монастырь картезианцев, в Гран-Шартрёз. Затем через Женеву едут к цели своих странствова­ний - в Италию.
17 августа. Перевалив через Альпы, они прибывают на Лаго-Маджоре, откуда едут дальше в Милан. Из письма Листа французскому писателю Луи де Роншо: «Ты думаешь, что я тотчас же побежал осматривать собор, музей, библиотеку? О, нет! Ничего подобного... Я слоняюсь по улицам Милана, подобно тому, как сло­нялся бы по парижским бульварам, и вдруг, сам не знаю как, оказываюсь напротив „Ла Скалы", у дверей магазина Рикорди. Ты знаешь, нет, ты не знаешь, ибо никогда не писал и не продавал нотных знаков, что Рикорди - первое в Италии и одно из самых авторитетных в Европе музы­кальных издательств. А издательство - наместниче­ство музыкальной империи, „salus infirmorum" (благо для нуждающихся), „refugium peccatorum" (приют для греш­ников), место, где заботятся о таких бродячих музы­кантах, каким являюсь я. Я вхожу и без какого-либо вступления сажусь к открытому роялю. Импровизирую интродукцию: так я привык показывать свое рекоменда­тельное письмо. Рикорди там. Он не знает меня, я не знаю его. Он слушает и загорается... Ко мне он не обращается, но я слышу, как он говорит приказчику: „Это или Лист, или дьявол". На такое свирепое подозрение я встаю, подхожу к нему и представляюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70