Он исполнил в них 80 различных произведений, охватыва­ющих всю имевшуюся тогда музыкальную литературу, начиная от транскрипций органных фуг Баха до сочине­ний композиторов-современников: Мендельсона, Шу­мана и Шопена.
Помимо публичных концертов Лист многократно выступал при дворе и в частных домах. Причем не толь­ко играл, но и дирижировал (Пятой симфонией Бетхове­на).
Критика единогласно превозносит игру Листа. Из­вестный своей требовательностью берлинский музы­кальный критик Людвиг Рельштаб пишет в «Воссихе Цайтунг»: «Лист - первый виртуоз, дающий свои концерты без участия других музыкантов; он один сыграл на фортепьяно одну за другой семь вещей. И все же столич­ные любители искусства, наиболее блистательная пуб­лика, заполнили зал вплоть до последнего места, сгруппи­ровавшись вокруг двух инструментов, установленных у подножья размещенной амфитеатром сцены. Один инструмент был английским концертным роялем (собственность господина Феликса Мендельсона), дру­гой изготовлен на кёльнской фабрике Эка; звук последне­го слишком резок, он меньше подходит для певучего ис­полнения. Автору этого отчета не досталось хорошего места, он сидел слишком близко к роялю, из-за чего настоящий звуковой эффект, красота которого на опре­деленном расстоянии весьма значительно возрастает, был для него в большой мере потерян. Поэтому он искренне признается, что при первых трех музыкальных пьесах вынужден был воспринимать артиста скорее умом чем непосредственным чувством; но именно эти композиции были менее привлекательны, в них проявля­лось, скорее, удивительное умение, сочетание эластично­го, пружинистого туше с твердой, словно скала, силой, чем тихое дыхание звуков, чем духовная сила артиста. У нас сложилось мнение, что четвертая вещь, „Аделаи­да" Бетховена, была по воздействию наиболее слабой, более того, местами даже неприятной... Но начиная с „Хроматической фантазии" Себастьяна Баха, воздей­ствие элемента, захватывающего духовно, с минуты на минуту возрастало. Для исполнения этого произведения более подходящим был другой инструмент. В фанта­стическом вступлении бравурный размах, вихревая бы­строта пассажей сочетались с кристальной прозрачно­стью, а в фуге, благодаря царившему покою, о котором упоминалось выше, его великолепнейший стиль достиг наибольшего проявления... К совсем другой области от­носилось и в ещё большей, исключительной, мере усилило эмоциональный блеск исполнение часто упоминавшегося, но нами лишь теперь впервые услышанного „Лесного ца­ря" Шуберта, покорившего публику, который из-за все вновь возобновляющихся проявлений восхищения публи­ки, скорее, всем концертом, чем вследствие её определен­но выраженного желания, был повторен... В заключение Лист сыграл знаменитый „Хроматический галоп", явля­ющийся, по нашему мнению, высшим достижением вир­туозности. В семи исполненных вещах Лист семикратно подтвердил, что с тех пор, как волшебная сила Паганини оказалась изгнанной в могилу Мерлина, он является вели­чайшим виртуозом нашего времени».
Лист завязывает знакомства с музыкантами, учены­ми, охотно бывает в обществе красивых и умных жен­щин, в том числе в обществе Шарлотты фон Хагн (1809-1891), считавшейся тогда самой красивой и самой талантливой немецкой актрисой, и подруги Гёте и Бет­ховена, Беттины фон Арним (1785-1859).
1842
Новый год Лист начинает в Берлине: он продолжает концертную деятельность и общается с видными людь­ми немецкой столицы.
25 января. Лист описывает Мари, как протекает его день: «Я встаю около 9 часов. С девяти часов в течение одного или двух часов по моей комнате расхаживает человек пятьдесят. Чего хочет от меня это множество людей? Большинство - денег, одни (главным образом, молодые) - просто увидеть меня, все равно, сижу я или лежу; другие (главным образом, бездельники) - иметь возможность написать обо мне в газеты. Посреди разго­воров и курения я диктую (потому что писание страшно утомляет меня) Лефевру, Шоберу или Виллерсу самые неотложные ответы на получаемые мною сотни и сот­ни писем. Составляю программы концертов, привожу в порядок нотные копии и иногда царапаю на бумаге мысли, если они у меня возникают. За эти две недели я написал две новые песни: одну себе, другую Вам, дорогая моя Мари».
Эта последняя - на слова Виктора Гюго «Когда я сплю» («Как дух Лауры»). В этот период рождаются песни Листа на слова Гейне, Гёте, Виктора Гюго, Фе­ликса Лихновского, Иоганна Нормана и других авто­ров.
12 февраля. Прусская Академия наук избирает Листа своим членом. Однако философский факультет Берлин­ского университета отклоняет его просьбу о присвоении ему ученой степени доктора.
2 марта. Прощальный концерт Листа в Оперном те­атре; Людвиг Рельштаб пишет о нем следующее: «На прощальном концерте Листа в Опере была такая же толпа слушателей, как и на всех предыдущих. Такой успех у публики - на нашей памяти - превосходит успех всех блестящих образцов великой виртуозности или лю­бых других музыкальных событий. В 1816 году, когда пела Каталани, публика семь раз заполнила концертный зал сгоревшего позднее Шаушпильхауза и один раз - гар­низонную церковь; Паганини за значительно больший отрезок времени выступил двенадцать раз, а Листа - по­сле прошедших в переполненном зале Зингакадемии деся­ти концертов, в которых он почти всегда выступал один, и семи концертов в иных местах, данных им частично в пользу других артистов, частично в иных благотвори­тельных целях, - мы слушали вчера в четвертый раз в Оперном театре, следовательно, это был его двадца­тый публичный концерт за два месяца... Повсюду, в са­мом широком и самом узком кругу, он благородно делит­ся своим талантом и, вероятно, именно эта щедрость увеличила число его слушателей, ибо восхищались не только исключительным художественным талантом Листа, огромная притягательная сила заключалась и в том, как его талант горячо, живо пронизывает всю его личность. Он превратился в такое явление духовной жизни, воздействие которого, наряду с музыкой, чув­ствуется во всех отраслях искусства. И потому мы думаем, что на прощальном концерте зал был переполнен не из-за того, что этот концерт был прощальным и слу­шатели знали, что ко времени публикации настоящих строк Лист будет уже далеко; публику привлекли широ­кие волны отзывчивости, лившиеся из этого неиссякае­мого источника... У нас создалось впечатление, что в этот вечер артист играл с повышенной эмоционально­стью; он хотел проститься с нами достойным обра­зом».
Немецкий критик и публицист Варнхаген фон Энзе (1785-1858) писал о проводах Листа: «Дворцовая пло­щадь, Кёнигштрассе запружены народом, словно при ко­ронации. Вплоть до самого Фридрихсплатца везде тес­нятся экипажи и пешеходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70