Ах, вот они в руке. Он хотел сунуть их в карман, но выдернул снова руку - вся одежда на нем мокрая, сухого места на нем нет, где он мог бы спрятать спички. Что делать? Попытался завязать в уголке маши, но маша такой толстый, узел получался непрочный, водопроницаемый. Э-э, вот, на окне занавеска. Сорвал со шнурка и завернул в нее спички в тугой узел и повесил себе на шею. Надо уходить.
Шел снег крупными хлопьями. Он спустился вниз, перешел мостик, проваливаясь в грязь по щиколотку, а иногда и по колено, стал подниматься по лесистому хребту.
Стало гораздо легче: ноги в грязь не проваливаются, можно ухватиться за ветки деревьев, помогать руками. Понемногу он начал согреваться. Он будет идти и идти пока есть силы. А когда силы кончатся? Но нет! У него есть спички. На этой стороне нельзя разводить огонь. Надо перейти хребет и там в какой-нибудь тихой безветренной лощине он разведет костер. Он знает, как разводить огонь. Он это делал, когда Дяци была жива! Да простит ей Господь и пошлет в рай! Она умерла от чахотки.
Мехди взобрался на самую вершину, но спуск нисколько не легче подъема. Закон Весов нарушается: если на одной стороне тяжелее, то на другой стороне должно быть легче. Почему тут не так? Когда-нибудь он об этом подумает.
В лощине беглец наткнулся на небольшие копнушки сена в полурост человека. Их было много - заготовка на целую зиму. Первое, что ему пришло в голову: Сено горит! Это сухая трава!
Бросившись к первой же копне, он сбросил верхушку с шапкой снега, стал доставать спички. Слава Аллаху! Они остались сухими и коробочка была наполовину полна.
Озябшие руки сломали одну спичку. Тогда он осторожно положил коробок на ровное место, стал дыханием греть руки, потом тер их друг о дружку, произнес формулу Милосердного и достал спичку из коробочки, закрыл ее и чиркнул - она загорелась белым огоньком. Он взял пучок сена, вспыхнуло, как щепотка пороха, брошенное на горящую плиту. Мехди присел на колени и сунул догорающий пучок под низ копны.
О Аллах, какая благодать этот огонь! И как мы мало его ценим, потому что его у нас было много во всех домах. А как только его лишаешься на короткое время, сразу понимаешь, какое это богатство. Да, мы мало что ценим: воздух, воду, пищу, крышу… Вот воздух - им Господь нас оделил в избытке. Если пищу и иногда воду приходится брать с собой, то воздух везде, где ты бываешь. А многим приходит в голову благодарить за воздух? Наверное, это приходит к человеку в мгновение смерти, когда доля воздуха, отпущенного ему, как рузкъ, * заканчивается.
Он сбросил на снег мбша, встал во весь рост передом, чтобы тепло сушило и грело его. Для сушки он снял бешмет и держал на вытянутых руках перед огнем. Бешмет сперва чуть отяжелел, потом с нее стал подниматься густой белый пар.
По мере сгорания копны приходилось нагибаться ниже. Благодатное тепло дошло до самого сердца.
Он подбежал к другой копне, чтоб принести охапку сена к костру, но о что-то споткнулся и упал. Присел и пошарил руками - то была палка, вернее ветка. Э-э, да ею хорошо огонь ворошить! Он рванул к себе - она легко поддалась, вместе с копной поползла к нему. Вот как! Да, да! Горцы так и делают! Скосят сено, высушат, а потом складывают копну на раскидистую ветку, специально заготовленную. Зимой верхом на лошади подъезжают, цепляют и волокут по мерзлой земле, редкий клок сена упадет с копны. А они умные, эти простые люди. Он подтянул к кострищу поближе сразу три копны. На одну сел, а с других брал охапки и подбрасывал в огонь. Высушил верхние штаны. Оттуда что-то упало к его ногам. То был перочинный нож, подаренный ему одним из отучившихся муталимов. Положил рядом с собой на сено. Когда штаны высохли, он снял кальсоны, стал сушить, а сам накрылся машей.
Сухая одежда приятно облегала тело. Он не забыл положить перочинный нож на свое место: в специальный карманчик для часов спереди брюк.
Наконец очередь дошла до обуви.
Так он засыпал и просыпался, когда огонь ослабевал и подбирался к ногам спереди или к спине сзади. Просыпаясь, он бежал за очередной копной, согревался и снова засыпал сидя.
Наконец наступил рассвет.
Мехди не забыл, что целый день не совершал намаза. Омовение совершил снегом, очистил веткой место, положил сено, а на него разостлал машу.
Повернувшись лицом к югу, он прежде всего совершил свой утренний намаз, потов все пропущенные по очередности, совершил краткий дуа, закончив его так:
- Господи, народ мой изгнан из своего отечества - и на то Всевышняя воля твоя! Ты не отправил меня на чужбину - на то воля Твоя! Надоумь, что мне дальше делать. Для чего-то Ты сохранил мне жизнь, вырвав из когтей этой жуткой ночи. Благослови женщину, что оставила мне спички. Благослови косаря, чьими трудами собрано то сено, которое я жег сегодня ночью. Господи, сохрани мой народ и прости ему! Амин!
Муталим- беглец обулся, завернулся в свой мбша и пошел через лощину к дальним хребтам в горы. На равнине его сразу схватят.
Желудок посасывал, требуя питания. Но он шел бодро.
Снег перестал, но солнце не хотело показываться этой обездоленной земле.
Одолев к обеду перевал, Мехди присел на камень отдохнуть. Внизу по ущелью что-то двигалось в его сторону. Он стал ждать, укрывшись за скалой. Если это чужие, он спрячется, а если свои - выйдет навстречу.
Скоро стали различимы всадник на коне, груженый поклажей ослик и с десяток овец, которых всадник гнал впереди себя.
Свой, слава Богу! Он в кавказской шапке!
У него, конечно же, и еда найдется.
Мехди сел на открытое место, чтобы всадник увидел его издали.
- Ассалам алейкум!
- Ва алейкум салам!
Всадник соскочил с коня.
- Ты был в горах? - спросил Мехди.
- Да. У меня там небольшая отара и наемный пастух.
- Ты не знаешь, что произошло?
- Произошло? Где?
- В нашей Галгайской * стране.
Тот недоверчиво усмехнулся:
- Что там могло произойти. Я был там в прошлую субботу - все было, как всегда.
- Тебя не было там целых пять дней, - по пальцам перечислил Мехди, - а беда случилась вчера: весь наш народ погнали в Сибирь, а некоторых убивают.
- Ты случайно не больной? Что такое говоришь?
- Нет, конах *. Я здоров. И сам чудом спасся, когда нас на машине подвезли к Высокому обрыву и стали сбрасывать вниз.
- Как такому поверить? - сокрушался тот. - Расскажи-ка. Сам ты кто такой?
Всадник тоже присел на камень. Мехди начал рассказывать со всеми подробностями все, что с ним за полтора дня случилось. Тот очень внимательно его слушал, прося повторять некоторые детали.
- О горе! О горе! - схватился всадник за голову. - Что приключилось с моей семьей: со старым отцом и матерью, с детьми? Неужели я больше не увижу их. Эшшахь *!…
Удивительно быстро он успокоился.
- Ты, наверно, есть хочешь?
- Говоря прямо, со вчерашнего утра я, кроме снега, ничего в рот не брал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76