Хажби остановился, развернулся в ту сторону, откуда стреляли, и упал. Какой-то жуткий вздох прошел по толпе тех, кто стоял на холме.
Прошло короткое время. Из шалаша показалась Саниат. Она стояла и молча глядела на Хажби, который лежал в нескольких шагах от нее навзничь. Она стояла, как красивое изваяние, может, у нее ноги отнялись.
С вершины холма некоторые бросились бежать к селу.
Из леса выехали всадники, человек десять. Они шли искоса по полю. От них отделились трое, отрезая тем, что стоят на холме, путь к бегству в село.
Все замерли на месте, ожидая своей участи.
- Что нам теперь делать? - Закричала испуганная женщина. - Они нас всех убьют, эти макхалоны.
- Ничего не делать. Стоять спокойно, - сказал человек по имени Габо. - Думаю, что нас они не тронут. А вообще, плохое никогда не кончается хорошо. Вон лежит ваш нарт Сослан. А вон стоит бедная Сатана. Вот она, действительно, не знает, что ей теперь делать.
- Ты нас винишь, Габо. Что мы-то сделали?
- Я нас всех виню, и себя в том числе. Мы пришли на чужую землю, заняли чужие дома, полные всякого добра. Нам этого мало. Покушаемся на святые места, рушим могилы и храмы. Старые люди этого не одобряют. Мы здесь только что смелые слова говорили, а теперь молчим. Почему прекратилась «Варайда»?
Всадники спешились у того места, где Хажби распряг волов. Они опрокинули волов на бок и перерезали им горло. Когда волы испустили дух, взяли своих коней под уздцы и двинулись к шалашу. Хажби они оставили лежать, но что-то сказали Саниат. Та вышла из шалаша и пошла вверх по гребню холма, всадники тихо поехали вслед.
Здороваться не стали - здороваются с теми, кому желаешь мира. Тем, кто захватил твой дом, мира не пожелаешь. Очень тяжелая встреча.
Тамада отряда прошелся по толпе осетин взглядом.
- Есть среди вас человек, с которым можно разговаривать?
- Есть, - Габо вышел вперед.
- Как тебя называть?
- Габо.
- Что ты думаешь, Габо?
- Я думаю, что вы напрасно убили этого парня. Он смерти не заслуживал.
- Габо, мы прощаем того, кто нечаянно убьет человека, или если человека убьет намеренно, но потом кается. Габо, мы не прощаем того, кто поднимает руку на нашу честь. А этот ваш пахарь задумал нас унижать. Тех волов освежуйте и съешьте на его трауре, а девушку отведите к ее родителям. Нет на нас греха за то, что случилось. И не забывайте, что живете на чужой земле, входите в чужие двери, ложитесь в чужие постели. Соблюдайте хоть стыд.
Всадники пустились в село. Там тоже прогремел выстрел. Один «отважный» задумал выкорчевать надгробные памятники. Он подъехал на арбе, запряженным белым рогастым волом, к ингушскому кладбищу. С ним был подросток-брат. Арбу оставили за воротами, а с волом вошли на погост. Веревкой обвязали каменный обелиск. Старший вел вола за налыгач, а мальчик подгонял кнутом. Волоком вытаскивали за ворота и грузили на арбу. Из этих обелисков он собирался построить сарай. Уже третий день он в поте лица трудился на кладбище. Его застрелили у арбы. Мальчика отхлестали кнутом. Быков зарезали. А памятники аккуратно сложили у входа на кладбище, где они и пролежали до 1957 года.

Нюрка Смальцова и Лешка-абрек

Телята сгрудились и не стали идти.
- Побеги-ка, внученька, погляди, чего они вдруг стали, а я подгоню сзади.
Девушка стала пробираться сквозь стадо наперед. Справа был обрыв к Ассе, поэтому животные жались к утесу, повисшему над дорогой. Хотя стадо было небольшое, сто двадцать восемь голов, на узкой дорожке они жались друг к дружке, Нюрка с большим трудом пробиралась к затору.
Только вышла за поворот, как столкнулась лицом к лицу с двумя вооруженными людьми. Это они в тесном месте загородили дорогу стаду. Один высокий, широкоплечий, смуглый горец, а второй совсем юный, с первым пушком усов с пышной русой шевелюрой, зелеными ясными глазами.
Нюрка и вскрикнуть-то не смогла, только раскрыла ротик и замерла.
- Вы кто? - наконец выговорила она. - Вы абреки? Кунаки?
Старший утвердительно кивнул головой. Нюрка природным чутьем уловила, что злобы у этих людей нет, а есть усталость, обреченность еще бог весть что.
- Солдаты есть?
- Неа. Они в Первомайке остались. Пьянствуют.
- За какие деньги пьют?
- Телка продали. Пятеро их. Я деда позову?
- Зови.
- Дед? А-а, дед? Иди сюда. Здесь эти… - дальше она осеклась.
- Ты чего там, Нюр?
- Ну иди же!
Старик как увидел двух вооруженных людей, так у него ноги отнялись, он присел на корневище.
- Ну ты, Господи Боже мой!
- Старик, испугался?
- Ну а то!
- Почему не молишься?
- Так отучили молиться-то.
- А кто ты такой?
- Колхозники мы из станицы.
- А телят куда гоните?
- Туда же и гоним в колхоз.
- Чьи телята?
- Ну… это… были ингушские. Как их теперь тута нет, скотину, что не успели разворовать, по колхозам раздали. Этих телят определили в наш колхоз. Аж из Алкуна гоним.
- Старик, у вас раньше бывало так, что ингуши корову, теленка или лошадь уводили?
- Всякое бывало. Где такого не бывает?
- А как вы это называли? - настойчиво спрашивал старший.
- Ну как? Воровством. А как еще назвать?
- А как назвать то, что вы у ингушей уводите целое стадо?
- Так это же по приказу государства.
- Значит ваше государство - вор!
Старик совсем растерялся, повалился на колени и начал слезно молить:
- Я понимаю, вы в обиде. Убейте, коль надо, меня. Только девку не трогайте, отпустите, не надругайтесь. Ребенок еще. Вы же в Бога верующие!
Оарцхо отступил на шаг.
- Ты вставай, старик. Я человек, а не Бог. Почему такие слова говоришь?
- Ну, ребенок же еще! Вся жизнь впереди. Пощадите, ради Аллаха Вашего! Была бы женщина замужняя, куда ни шло. Побойтесь вашего Аллаха!
- Аллах наш и ваш. Ты, старик, подожди. Я хочу понять, почему ты это нам говоришь.
- На неделе у нас в станице две молодухи овечек искали в леску. Их заловили трое ваших. Подстерегали, значит. Сутки не отпускали, пользовались.
- Ты точно это знаешь?
- Бабы рассказывали сами. Один, говорят, был такой страшный, с перерубленным носом, за старшего у них.
Оарцхо посмотрел на землю, о чем-то размышляя. Кивнул головой.
- Вставай, старик. Мы не тронем ни внучку твою, ни тебя. Только, если ты врешь - энкеведешники такие разговоры сами пускают, смотри!
- Я не вру. Говорю, как было.
- Ладно. Помоги ему встать, девушка.
Нюрка бросилась к деду, стала тянуть за руку:
- Дед, вставай. Они совсем не злые. И что это ты так испугался?
Она обернулась к Лешке, взглядом призывая помочь поднять с колен деда. Он поторопился выполнять эту светлоглазую просьбу.
- Э-э, казак, совсем у тебя ноги ослабли.
- Так не за свою жизнь испужался, - за внучку.
- Казак, каждому человеку есть за что бояться: отец, мать, брат, сестра, дети. Сто лет назад вы пришли с большой силой, заняли наши поселения, дали им свои названия и стали жить, а наших людей, кого не убили, прогнали в горы, где мало земли, одни камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76