- Тела лежат за школой в Алкуне.
- Кто остриг женщину?
- Энкеведешники.
- Для чего?
- Чтобы выдать за голову мужчины. Они выбирались из гор. Муж и жена. Оружия не было. Сказали, что идут в город, чтобы их отправили к родным, сказали, где оставили свой скот: овец и буйволов. Мы ночевали в школе, а утром сержант приказал… отвести их за школу и…
Этого отпустили, как обещали. Головы супругов соединили с телами и похоронили в приметном месте.
Я в детстве любил читать книга о том, как европейцы заселяли Америку. Индейцы снимали скальп с убитого врага. Скальп - это кожа с головы вместе с волосами. Чем отличаются наши энкеведешники от дикарей?
* * *
Господи, почему так несправедлив этот мир? Мы тут живем, общаемся - государства с государствами, народы с народами, просто люди с людьми. Так неужели здесь должно безраздельно царствовать зло? Почему нет такого Большого Суда, куда обиженный может пожаловаться на притеснение и получить удовлетворение? Неужели единственными аргументами против тирании являются порох, свинец и кинжал? Почему молчит Совесть Человечества?
* * *
Да я в прошлый раз говорил о Совести Человечества? Смешно говорить о Совести Человечества, когда оно, человечество, в этой войне закопало в землю миллионы, миллионы самых молодых и сильных своих мужчин, сожгло дотла сотни тысяч городов и сел, пустило по миру много обездоленных стариков и сирот. И каждый же из сторон считал, что он исполняет священный долг. Нет, справедливости на земле нет, и не будет. Я сомневаюсь, что у людей есть верное понятие о справедливости. Наши отцы были правы, когда завещали потомкам никогда не расставаться с черным оружием. Они никогда не говорили просто так - изрекали проверенную веками истину.
Я тоже когда-то считал, что есть нечто единое целое, именуемое человечеством. Это выдумка пишущих людей. Человечества нет. Есть группы людей, сбитых в стаи, враждующих друг с другом. Слабых поглощают. Сильные ждут момента, чтобы нанести смертельный удар сопернику.
А зверь как поступает? Точно так же. Значит между людьми и зверями нет разницы? Просто звери честнее людей, ибо они не умеют оправдывать зло лживыми языками: голод принуждает их охотиться - они выслеживают, ловят и съедают жертву.
* * *,
Наш лесной лагерь окружили. Нам удалось с боем вырваться. Тяжело ранен Жамурза. В сознании он стискивает зубы и молчит. Когда теряет сознание, кричит и стонет от боли. Идет дождь. Кажется, что лес растет, растет на дне моря. Этот дождь помог нам скрыться от преследования, но что делать с раненым? Ему хуже и хуже. Мы промокли до костей. Мы-то здоровы, а раненому каково?
И вот пришла мне мысль обратиться за помощью к Богу.
Сперва обдумал все, потом совершил небесной водой омовение, исполнил короткий намаз и произнес такой дуа:
- О, Вседержитель! Мы дети изгнанного из отечества народа, гонимые и преследуемые врагами, обращаемся к тебе за помощью. Взгляни на нас, Милосердный! У нас раненый. Он страдает и никто из нас не может дать ему ни облегчение, ни исцеление. Ты Обладатель неисчерпаемых океанов Милосердия, Добра и Щедрости! Удели нам, несчастным, щедрой рукой спасение. Ты скажешь «Кун! *» - и то, что должно случиться - будет. Скажи, о Справедливый, «Кун!» в нашу защиту! Амин! Ангелы небесные, спускающиеся с каплями дождя, донесите наш дуа до Великого Трона!
- Амин! Амин! - Произнесли мои товарищи.
Я обулся и сел рядом с остальными. Они смотрели на меня с удивлением, только Хасан проговорил:
- Чанга, твой дуа согрел мое сердце. Аллах нас не оставит.
Мы кое- как укрыли Жамурзу от дождя, а сами и не пытались. Просто плотнее прижались спина к спине, образуя круг с винтовками на коленях… и, вы поверите, -мы заснули! Устали. Третий день уходили от преследования.
* * *
- И-и! Бедненькие. Несчастненькие. Устали, истомились! Загнали вас, как зверюшек!
Пытаюсь открыть глаза, а веки такие тяжелые, а сон такой сладкий.
- Открой, милый, глазки-то. Открой, родимый!
Открываю… Передо мной стоит… женщина с мешком за плечами, а в свободной руке держит жердочку. Глаза небесного цвета лучатся в доброй улыбке, как цветки ромашки.
- Отрыл глазки-то? Тяжелы! Ну, не пужайся! Я - Дуня-Колдунья. Слыхал про меня? - спрашивает на русском языке.
- Нет, - признался я честно, - ты… Вы как попали сюда?
- Я живу тута.
Она низко нагнулась и заглянула в подобие шалаша, который мы соорудили над Жамурзой.
- Поранили бедолагу?
- Да… - я чуть не сказал «бабушка», но она не была старой.
- Ножку повредили, супостаты? Шастают, шастают - мало им кровушки, безбожникам! Буди, пойдем отсель.
- Куда? - удивился я.
- Туда, родненький, где огонек горит, где теплее тутошнего. И этому тут не место. А то умрет ведь! Да не пужайтеся, несчастненькие. Нет у меня зла на вас.
Опишу ее одежду. На голове валяная кавказская шляпа, которую носят косари (Мы называем «Мангал-кий»). Большое шерстяное старое одеяло с дыркой для головы посередине: и спина и перед прикрыты от дождя и ветра, брюки-галифе и солдатские ботинки.
- Буди уж, чего медлить-то.
Я начал расталкивать товарищей:
- Просыпайтесь! Нас в гости зовут. За нами пришли.
- Ты говоришь о Мулкулмовте *? - Сквозь сон спросил Малхсаг.
- Я говорю о женщине, которую послал Бог и говорю серьезно. Скоро наступит ночь, нам надо торопиться. Она приглашает нас к своему огню. Понимаешь - к огню!
Тут я вспомнил свой дуа и закричал:
- Вставайте! Она… Ее Аллах послал, кто бы она ни была!
Четыре новых удивленных пар глаз уставились на эту странную фигуру.
- Не признали Дуню-Колдунью! Чего стоять-то? Берите своего страдальца, да пошли поскорее, а то вы тут наследили, даже ливень не смог все смыть, как ни старается.
Она пошла вперед широкими шагами, мы за ней. Малхсаг догнал нашу нежданную добродетельницу и ухватился за мешок и жердь:
- Дай, мать, это понести мне.
Она безропотно уступила, но заметила:
- Жердь держи на весу. Не волоки по земле, не следи, - потом она повернулась, - ты как меня назвал?
- Матерью. Разве плохо?
- Хорошо! Ты первый, родненький, за столько лет добрым словом назвал. Дай отблагодарю-то.
Она чисто по-детски утерла рукавом губы, ухватила обеими руками Малхсага за лицо и чмокнула в глаз.
- Вы вторая женщина, которая целовала меня, первая - мать.
Она махнула обеими руками, как курица, которая стряхивает с себя дождь и быстрее зашагала вниз в лощину, по которой текла неширокая речушка.
- Идите по речке. Оно скользко, неудобно, зато без следов.
Шли долго, часа четыре-пять. Лощина ссужалась, превращалась в овраг. У самого тупика мы втиснулись в узкую щель, отходящую вправо, и оказались в темном пространстве.
- Не пужайтеся. Сейчас свет будет, - успокоил нас голос из глубины полной темноты. - У меня тут целый коробок спичек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76