- Анна Левенцова? Жена Асламбека?
- Я - Анна Левенцова, жена…
Тот, что стоял в середине, видимо старший, кивнул головой, взял у молодого большой сверток, двинулся к столу:
- Вот.
Сердце обдало жутким холодом, но она удержалась на ногах: перед ней лежала бурка Асламбека, а внутри, вероятно, его вещи. Таков обычай кавказских воинов.
- Убили?
- Да, - кивнули они все разом головой.
- Вы из отряда Хучбарова?
- Нет, мы все одинокие волки, но этот бой решили дать вместе, а тамадой избрали его. Под Балтами. Мы их там навалили. Но вот…
- Он мучился?
- Нет. Пуля сразила его насмерть. Успел сказать: «Передайте ей… Я Аллах!» - и все.
- А тело?
- Мы захоронили.
- Можете сказать мне - где?
- Можем. На старом кладбище Гаракха. Мы пробрались ночью. Там сейчас живут грузины.
- А как я узнаю точно его могилу.
- На самом углу восточной стороны. Мы поставили низкий, незаметный деревянный чурт. Вырезали две русские буквы: А и Э.
- Спасибо вам.
Абреки повернулись, чтобы уходить, но старший произнес:
- Такая наша судьба, сестра: сегодня - он, завтра - мы.
Они ушли. Анна развернула бурку. Барашковая шапка, белая черкеска, пуховой башлык, подарок Анны, кинжал с поясом.
Анна долго разглядывала эти дорогие для нее вещи, а потом собрала снова все в бурку, обняла, как живого человека, и повалилась на постель.
- Лев-Асламбек! Милый, отважный и неукротимый мой рыцарь! Как же так? Разве так может быть, без тебя?
Ее тихий плач с причитаниями продолжались до предрассветного часа. Тут Господь сжалился над ней - напустил на нее глубокий сон.
Саша стоял и утирал рукавом слезы.
- Сестренка, убили-таки?
- Убили, Саша, убили.
Саша сел на стул и зарыдал.
Целую неделю он не взял и капли спиртного в рот, и неотлучно был дома, возле нее. За это она осталась благодарна ему на всю жизнь. А потом он снова пропал надолго.
* * *
В сорок девятом году Анна собралась и съездила в Казахстан. Гостила целый месяц, но привезла в душе печаль - свекра Солта не было в живых.
Эльбускиевы, оставшиеся в живых, вернулись на Родину в пятьдесят восьмом. Савик был женат и имел двоих детей. Грузины покинули горные ингушские аулы, и ушли к себе домой.
Анна с Гири поехали в Гарак, нашли это кладбище и одинокую незаметную могилу на восточном углу.
Действительно, у изголовья торчал деревянный чурт - кусок доски. Гири расшатал его и вытянул из земли. Оба отчетливо увидели две вырезанные буквы: А и Э.
Женщина так обрадовалась, как будто встретила живого:
- Асламбек Эльбускиев! Гири, а рядом свободное место. Здесь уложите меня.
Подошел сторож, хранитель кладбищенского инвентаря, блюститель порядка.
Он осведомился, кто они. Гири передал ему слова Анны и что она мусульманка.
- Это похвально, что жена хочет лежать около мужа, я буду сохранять это место. Но она совсем молодая и красивая - ей рано умирать.
* * *
Ровно, одинаково, бесстрастно текли ее дни, словно тихая река в поле: ни печалей, ни радостей, ни надежд, как говорят русские: день и ночь - сутки прочь.
Анна жила прошлым, будущего не было.
Она, забывшись, часами простаивала у окна.
Вот однажды Саша сказал:
- Мне тяжело на тебя смотреть, сестренка. Может не все… еще пропало. Столько желающих на тебе жениться. Ну, нет его в живых, хоть бейся о стенку!
Она повернулась к нему и произнесла:
- Я была в объятьях льва, а теперь ты хочешь, чтобы меня обнимал какой-нибудь жирный кролик?
И все на этом: сердце на замок.
* * *
В 1971 году Эльбускиевы отвезли тело Анны на Гаракское кладбище и захоронили рядом с любимым мужем.
Наконец- то супруги соединились в этой тихой последней обители.
Кавказская идиллия
Соандро взяли на колхозном поле станицы восемнадцатого июня сорок восьмого года.
Вот как это случилось
Было время прополки кукурузы. Колхоз считался передовым, поэтому поводу райком партии прислал прямо на поле автолавку. Давали сахар, по килограмму в одни руки, пряники, халву, конфеты и т.д. Колхозники получали товар в счет будущих трудодней.
Всадник ехал мимо, увидел, что люди с покупками уходят от лавки, и тоже решил отовариться: сахар, соль, хлеб.
Подъехал, привязал коня к тутовнику, достал деньги и протянул в окошко.
- Один хлеб, сахар, пачку соли и десять коробков спичек.
- Здесь отовариваются колхозники в счет будущих трудодней, прочих не отовариваем.
Всадник ничего не понял.
- Разве это не советские деньги? - настаивал он.
- Я же вам русским языком сказала: для колхозников в счет будущих трудодней. Нас строго предупредили.
Она сунулась лицом в окошечко:
- Ой! А вы кто? Осетин? Кем работаете-то?
- Да, осетин. Объездчик. Лес охраняем.
- А то я смотрю у вас ружье на седле. Совсем другое дело. Придется Вас отоварить. Чего Вы хотели? - Продавщица совсем изменилась: из восковой сделалась мягкой, услужливой.
- Хлеб, сахар, соль, спички…
- Вам хлеба сколько?
- Ну, один… Если можно два-три.
- Найдем для Вас хлеба. Кто Вам его в лесу напечет? А колхозницы и сами пекут лучше этого, с настоящими дрожжами.
Соандро умилился от такой доброты и на миг потерял осторожность. Продавщица обратилась к подошедшей к лавке колхознице:
- Настька, у тебя торба большая есть, чтобы несколько булок уместилось? А то вона в его сумку и двух булок не всунешь.
- Торба-то есть… А кто он такой?
- Я тебе за нее мешок дам, как из-под сахара освободится. Объездчик он, лес охраняет. Так дашь торбу-то…
- Бери, коли за нее мешок дашь.
- Дам, дам.
- Где она у тебя?
- В возу, под акациями.
- Ты чего хотела-то?
- Отложи отрез на платье, вон тот, чтобы в горошек три метра. После обеда заберу. Пошли за торбой-то.
Продавщица сошла с автолавки, бросила на ходу покупателю:
- Я сейчас, за торбой схожу, вона воз стоит ихний. Никого не пускай. А то детвора если заберется, от ящика с печеньем одни крошки останутся.
- Никто ничего не тронет, - пообещал Соандро.
Воз стоял в шагах пятидесяти от автолавки. Обе женщины подошли к возу, вытряхнули содержимое из большой сумки прямо на сено, сеном же и прикрыли. Должно быть, то были продукты, взятые семьей в поле на обед. Соандро увидел большую бутылку с молоком, которую зарыли в сено под самое днище воза.
Хозяйка воза пошла оттуда в поле, а продавщица, вывернула сумку, отряхнула и неторопливо двинулась к лавке.
Все это не вызвало у Соандро никакого подозрения.
- Слушай, объездчик, я торбу обменяла у Настьки за мешок, мешок казенный, ты за него уплатишь?
- Да, да, уплачу.
- На, держи. - Она подала ему брезентовую сумку размером с полмешка, а сама вошла в автолавку.
- Сколько хлеба-то хотел?
- Четыре.
- Четыре хлеба… - она на счетах посчитала причитающееся, даже пересчитала, - сахар… может два кила? Возьми два. Соли пачку и спичек десять коробок…
Она выбирала самые лучшие булки и по одному подавала в окошко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76