«Окружили все же, Божьи ненавистники!» Все пути были отрезаны. Нохчо * побежал по-над утесом. Но и там замаячили преследователи. Потеряв всякую надежду, он, стреляя, двинулся прямо на них.
- Сдавайся! Бросай оружие! Сдавайся! - кричали с трех сторон.
- Взять его живым! - раздался зычный командирский голос.
В этот миг сверху - с утеса раздались автоматные очереди. Те, что его обходили, резко остановились и побежали назад. Он увидел, как солдат на бегу зарылся носом в землю, а другой схватился за поясницу, как при приступе радикулита. Третий упал на спину и затих.
Автомат поливал то левую, то правую стороны. Солдаты стали спешно отходить.
Бедный нохчо уже потерял, было, всякую надежду - и вот Аллах послал ему помощь. Он сел, опершись спиной о камень. Он устал. Он очень устал. Все тело онемело, по нему пробегали мурашки. Мир виделся неясными очертаниями, перед глазами вращались оранжевые круги.
Но, почему тот человек, там наверху, перестал стрелять? Ушел, что ли?
- Ассалам алейкум!
- Ва алейкум салам! - еле выдохнул нохчо.
Перед ним стоял молодой человек. В руках - автомат. на тело навешано еще много всякого оружия.
- Ты ранен?
- Нет.
- Почему ты тогда сидишь и так грустно смотришь на мир? Тебе он не нравится?
- Я устал. А насчет того, нравится ли мне этот мир - у меня есть сомнения.
Галга захохотал и подал руку сидящему, чтоб помочь ему подняться.
- Видимо, дела твои неважны, братишка.
- Я не помню такое время, когда они у меня были важными.
- Поднимайся. Пойдем отсюда. Господ не оставит нас без удела.
- А если Он нам ничего не уделил? Тогда что будем делать?
У галга выступили слезы на глазах, он прижал его к себе, похлопал по спине, взял за руку и, как ребенка, повел по крутому склону туда, наверх, откуда он только что спустился.
- Ты как сюда попал?
Нохчо был на войне. Его ранило навылет в грудь, легкие задело. Полгода пролежал в госпитале в Азербайджане. Там узнал от врачей о нашей беде. Однажды ночью он бежал из госпиталя, одевшись в гражданскую одежду, заранее приобретенную для этого случая. Добирался на попутных. Здесь, около Буро, его задержали солдаты. Когда сажали на машину, он неожиданно набросился на одного из них, вырвал винтовку и побежал. Вот они полдня за ним гонялись. Если бы не эта рана…
- А ты, галга, как остался?
- Очень просто. Двадцать первого февраля, за два дня до нашествия, мы с двоюродным братом пошли на охоту в Черные горы. Там турьи стада. На дорогу в одну сторону уходит целый день. Три дня охотились. Всего пять дней получается. Вернулись домой, выходит, двадцать шестого. Аул пустой. Ни одной человеческой души. Скот бродит. Овцы. Собаки. Кошки. А людей нет. Мы в соседний аул - тоже самое. Тогда поняли, что случилось что-то очень страшное. Стали прятаться. День, второй, третий, четвертый… Смотрим, пастух гонит стадо овец. Мы вышли к нему. Аварец. Расспросили. Говорит, так-то, мол, и так. Не живет, говорит, здесь больше ваш народ, в Сибирь погнали.
- А овец куда гонишь? - спрашиваем.
- Туда, где живут люди. Жалко в горах их оставлять - звери растерзают. Сам домой пойду. Здесь пастухи больше не нужны, а в колхозе я работать не хочу.
Родственник галгая решил пойти с этим аварцем до Буро и там объявиться властям. Он думал о своей невесте. Месяц, как поженились. Скучал по ней.
- А ты, почему не пошел?
- Я подумал и остался. Родителей у меня нет. Брат старший на войне. Остался. Мне там, в изгнании, делать нечего.
- Ты зимовал один в горах?
- Нет. Я ушел в Грузию. Недалеко от Пасанаури, в маленьком поселке живут наши родственники. Мать моя оттуда. Я жил у них до самой весны.
- И никто не донес?
- Нет. Они очень похожи на нас по характеру, только вера другая. Грузины тоже не любят доносчиков, как и мы.
Теперь они шли не торопясь. Останавливаясь на отдых, во время которого рассказывали друг о друге.
Показались солнечные склепы на гребне пологого холма, а потом - сакли.
- Здесь мы жили, нохчо.
- А теперь ты не здесь живешь?
- Нет. Здесь могут устроить засаду. А я так полюбил свободу! На небе - Бог, а на земле - я один, сам с собой. Вот теперь еще ты со мной. Ты любишь свободу, нохчо?
- Очень!
- Если любишь свободу, надо быть осторожным, чтоб на капкан не наступить. Здесь всюду - истребительные отряды. Мины ставят. Сколько зверей погибло. Не ходи по тропе. Мой братский совет тебе. А может, нохчо, ты, как мой двоюродный брат, захочешь сдаться валстям?
- Я же тебе сказал, галга, что люблю свободу. Мы останемся здесь. Разве умный человек поменяет это все, - нохчо повел руками, указывая на сияющие под весенним солнцем родные горы, - это все на изгнание, на неволю? Посмотри на мою голову?
Галга стянул с него шапку, осмотрел голову со всех сторон, опять надел шапку.
- Что тут смотреть. Голова, как голова, круглая, обритая…
- Дырки там не нашел?
- Нет. Дырка в шапке.
- Значит, как говорил Зелимх, масло из головы не вытекло. Понял?
Галга понял и засмеялся. Это была шутка.
- А еще, галга, чтоб ты не сомневался, я тебе напомню нохчинскую притчу про собаку и волка.
- Не надо, - возразил галга, - это галгайская притча. Каждый здесь ее знал.
- Да? - удивился тот, - ладно тогда, поделим ее ровно пополам, потому что свою половину я буду отстаивать до…
Оба остановились и засмеялись. И это было приятно. Когда ты долго в одиночестве и вдруг встречаешь человека, хочется говорить, не важно о чем, любое слово кажется значительным.
Они пришли к отвесной складчатой скале. Галга нагнулся и стал расшатывать торчащий плоский камень. Один, потом другой. Образовался лаз в тайную пещеру. Хозяин заполз туда и стал выносить наружу продукты: полкаравая хлеба, сыр, курдюк, две пустые консервные банки и большую оплетенную бутыль.
- Что это?
- Вино. Той! Отметим нашу встречу. Ноанохой * дали. Я изредка наведываюсь в Буро на базар. Они туда приезжают. И, если встречаю, то возвращаюсь богатый. Раньше в Балтах у меня было место. Но меня там кто-то предал, чуть не попался. Еле ноги унес.
Они поднялись чуть выше и уселись на ровной площадке, под нависшим карнизом.
- Это твоя столовая?
- Наша столовая!
Они поели чуть-чуть, а потом галга распечатал бутыль и разлил вино по баночкам, поднял и хотел сказать традиционное галгайское «Дахалда вай!» * Осекся и произнес:
- За твою свободу, нохчо!
- И за твою, галга! За нашу свободу!
Они выпили, стали есть.
- Ты знаешь, нохчо, у меня чуть не вырвался тост: «Дахалда вай!» Но разве мы думаем о долгой жизни?
- Нет, не думаем.
- Глупо было бы так думать, правда, нохчо?
- Даже не красиво перед теми, кто ушел в изгнание.
- Как ты это верно сказал!
Они налили по второй и выпили.
Тут над горами прокатился гром, проворчал что-то. Полился крупный дождь, вроде плеснули с неба серебром. Дождь пел им родную музыку. Они перестали есть, слушали затаив дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76