Пока он совершал омовение, разводил костер, ставил котел на огонь, начинало светать. Он совершал утреннюю молитву. Это привычка, выработанная годами.
Оарцхо услыхал вой. Волк? Но волки в это время не нападают. Их час прошел. Оарцхо высунул голову из-под андийской бурки. На светлеющем проеме у входа в пещеру маячила фигура сидящего человека. И вой, вой волчонка: любовь и ненависть в едином душераздирающем звуке.
У Оарцхо мурашки побежали по спине. Это был Лешка. Лешка перестал быть русским.
Оарцхо молча встал, оделся, пошел и сел рядом. Узел сердца развязался, слезы полились ручьем, Оцхо тихо плакал, а Лешка выл.
- Этих зверей надо убивать, Оарцхо! За Нани я отомщу. Я принесу на ее могилу голову командира истребительного отряда…
Оарцхо больше не говорил, что Лешке надо идти в город: знал - не пойдет. Лешка останется здесь в горах навсегда. Так решил Господь. Говорят, что некоторые галгайские души попали в суматохе творения в чужие тела. Их все время тянет сюда. Многие мечутся всю жизнь, не находя покоя, а некоторые, волею судьбы приходят, вот как Лешка. Оарцхо обнял брата и тесно прижал к себе.
- Я рад, что Аллах оставил мне тебя! А то бы я остался совсем один на этом свете, где так холодно и где много жестокости!…
Соандро
Соандро не успевал подбирать с земли листы Корана, которые падали с воза, как листья с осеннего дерева на ветре. Ему хотелось догнать и отобрать у этого святотатца Книгу, но не мог оставить листы, которые уже лежали на земле.
Шел мелкий дождь. Под ногами была непролазная грязь.
Тот на возу замешкался. Соандро торопливо подобрал два листочка и длинными прыжками догнал воз. Воз до верху был заполнен всякими вещами домашнего обихода горцев: кошмы, старый ковер, что-то из одежд, медные кудалы, кумганы, деревянный точеный разнос, медные чашки, несколько кремневых ружей. Поверх всего этого матрац и подушки, а на них в развалку лежал полнотелый человек. В одной руке он держал старый Коран, а другой вырывал листы. Изредка этот человек погонял кнутом ленивую лошадь.
Соандро протянул руку, чтобы отобрать у него Коран. Тот не отпускал. И рука у него была сильная.
- Будь ты проклят! - выругался Соандро по-своему и вырвал книгу. Тот волчком привскочил и замахнулся кнутом. Тогда Соандро сунул Коран за пазуху и коршуном бросился за возницу, нанес несколько ударов по лицу. Тот от него вырвался и погнал коня, вопя на всю улицу:
- Махкалон! Макхалон!
Солдат в селе уже не было, истребительных отрядов тоже, а дружинники сами присоединились к мародерам-расхитителям. Грабеж идет на спад. Сколько можно?
Самое дорогое досталось первой волне мародеров, когда 28 февраля сняли солдатские посты со всех сел Ингушетии. К тому времени поезда с переселенцами уже были в пути.
Мародеры буквально выгребли все добро. А теперь запоздавшие подбирают то, что другие уронили впопыхах или было спрятано. Да и всякая мелочь осталась - в хозяйстве все пригодится.
Соандро юркнул в проулок и побежал, пригнувшись за плетнем. Тот все продолжал вопить, но преследования не получилось. Видимо некому. Он перешел еще один тесный проулочек и вышел на свою улицу, которая тянулась по-над рекой. И дом его тоже стоял над самым обрывом. Повсюду на калитках и воротах домов были приклеены листочки, указывающие, что данное хозяйство занято таким-то, и просьба к посторонним сюда не вторгаться. Он подошел к своей калитке - тоже самое: «Этот дом принадлежит Каруевой Заире Александровне. У нее дяда Бечербек Каруев».
Что чувствует хозяин, когда к его возвращению в родной дом поселились другие и преспокойно хозяйничают в нем? Его даже в расчет не берут.
Он стоял посередине двора и оглядывал пораженным взором то, что ему представилось. Двух рам в окнах, что выходили во двор, не было. Не было даже косяков рам. Это были новые рамы, он их поставил перед самыми холодами. Проемы были завешаны шерстяными, черными одеялами. Во дворе лежала сапетка из-под кукурузы, опрокинутая на бок. Ни одного зернышка кукурузы там не было, а сама сапетка наполовину изодрана, вытащены сухие прутья для разведения огня. Сарай был пуст: ни коровы, ни лошади, ни овец. Уезжая в Дагестан, он поручил соседям поухаживать за животными до его возвращения. Под навесом у него было много всякого инвентаря. Стояла одинокая тяпка, которой он выгребал навоз из-под коровы. Соандро развел руками и пошел к дому. Тут он повстречался с девушкой, которая спускалась по ступенькам веранды. За нею шел мальчик лет девяти в папахе его отца. Соандро от неожиданности даже охнул.
- Ты кто? - спросила она его по-осетински.
Она поняла, что тот ее не понимает.
- Кто ты? - переспросила она уже по-русски.
- Это я хочу спросить у тебя: кто ты? И что ты делаешь в моем доме? - он рывком сорвал с мальчонки папаху, - и почему вы не спрося берете и пользуетесь нашими вещами? Это шапка моего отца.
- Ты - ингуш? - гримаса удивления и страха отразилась на ее юном лице. - Ты не поехал?
- Куда я должен был поехать?
- Туда, куда повезли всех ваших.
- Я ездил по своим делам. Девять дней меня не было дома. Вернулся - и вот вы…
- О-о!… - она грустно покачала головой, - ваших никого тут нет. Говорят их повезли далеко, далеко, где очень холодно и много снега…
Она это сказала с долей сострадания. Мальчонка спрятался за ней, ухватившись за пояс платья.
- Мы ничего вашего не взяли. Вот шапку брат надел, она висела на гвоздике…, а дом нам дали.
- Кто дал?
- Дядя, брат моего отца, он тут рядом дом занял, вот этот. - Она показала рукой в сторону, где жил дяда Гаймарза.
- Почему, девушка, ваш дядя отдает кому-то мой дом, а его строили я и мой отец?
- Не знаю. Ну, все берут пустые дома. А вещей уже не было, когда мы пришли. Кто хотел, тот и брал, целыми арбами. Зайди в дом, сам увидишь, что там осталось. Мы зашли в пустые стены. Даже рамы унесли.
Девушка что-то сказала мальчику, тот шмыгнул к калитке, закрыл изнутри на задвижку и вернулся к ней. Она прошла к сапетке, наломала полный ворох сухиз палочек и, возвращаясь, снова пригласила его в дом.
Вот до чего он дошел: чужой, неизвестный человек приглашает его в гости в родной дом! О-о, гяур-враги, нет предела вашему коварству и надменности!
Тут его взгляд упал на трубу: из нее шел жидкий дымок.
Соандро поднялся по трем шатким ступенькам на веранду.
- Кто с вами еще в доме? - спросил он, открывая дверь.
- Никого больше нет. Я и мой брат Сосо. У нас больше никого нет. За нами смотрит дядя Бечербек. Ты… не надо, чтобы он тебя тут видел.
- Почему?
Вместо ответа, она пристально посмотрела на него. Наверное, тяжелое слово тут напрашивалось, а она его не решалась произнести.
Соандро вошел в дом, она с братом следом. Его поразил убогий вид его жилья. Там, где висели на стенах ковры, зияли светлые пятна извести, не успевшей обесцветиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Оарцхо услыхал вой. Волк? Но волки в это время не нападают. Их час прошел. Оарцхо высунул голову из-под андийской бурки. На светлеющем проеме у входа в пещеру маячила фигура сидящего человека. И вой, вой волчонка: любовь и ненависть в едином душераздирающем звуке.
У Оарцхо мурашки побежали по спине. Это был Лешка. Лешка перестал быть русским.
Оарцхо молча встал, оделся, пошел и сел рядом. Узел сердца развязался, слезы полились ручьем, Оцхо тихо плакал, а Лешка выл.
- Этих зверей надо убивать, Оарцхо! За Нани я отомщу. Я принесу на ее могилу голову командира истребительного отряда…
Оарцхо больше не говорил, что Лешке надо идти в город: знал - не пойдет. Лешка останется здесь в горах навсегда. Так решил Господь. Говорят, что некоторые галгайские души попали в суматохе творения в чужие тела. Их все время тянет сюда. Многие мечутся всю жизнь, не находя покоя, а некоторые, волею судьбы приходят, вот как Лешка. Оарцхо обнял брата и тесно прижал к себе.
- Я рад, что Аллах оставил мне тебя! А то бы я остался совсем один на этом свете, где так холодно и где много жестокости!…
Соандро
Соандро не успевал подбирать с земли листы Корана, которые падали с воза, как листья с осеннего дерева на ветре. Ему хотелось догнать и отобрать у этого святотатца Книгу, но не мог оставить листы, которые уже лежали на земле.
Шел мелкий дождь. Под ногами была непролазная грязь.
Тот на возу замешкался. Соандро торопливо подобрал два листочка и длинными прыжками догнал воз. Воз до верху был заполнен всякими вещами домашнего обихода горцев: кошмы, старый ковер, что-то из одежд, медные кудалы, кумганы, деревянный точеный разнос, медные чашки, несколько кремневых ружей. Поверх всего этого матрац и подушки, а на них в развалку лежал полнотелый человек. В одной руке он держал старый Коран, а другой вырывал листы. Изредка этот человек погонял кнутом ленивую лошадь.
Соандро протянул руку, чтобы отобрать у него Коран. Тот не отпускал. И рука у него была сильная.
- Будь ты проклят! - выругался Соандро по-своему и вырвал книгу. Тот волчком привскочил и замахнулся кнутом. Тогда Соандро сунул Коран за пазуху и коршуном бросился за возницу, нанес несколько ударов по лицу. Тот от него вырвался и погнал коня, вопя на всю улицу:
- Махкалон! Макхалон!
Солдат в селе уже не было, истребительных отрядов тоже, а дружинники сами присоединились к мародерам-расхитителям. Грабеж идет на спад. Сколько можно?
Самое дорогое досталось первой волне мародеров, когда 28 февраля сняли солдатские посты со всех сел Ингушетии. К тому времени поезда с переселенцами уже были в пути.
Мародеры буквально выгребли все добро. А теперь запоздавшие подбирают то, что другие уронили впопыхах или было спрятано. Да и всякая мелочь осталась - в хозяйстве все пригодится.
Соандро юркнул в проулок и побежал, пригнувшись за плетнем. Тот все продолжал вопить, но преследования не получилось. Видимо некому. Он перешел еще один тесный проулочек и вышел на свою улицу, которая тянулась по-над рекой. И дом его тоже стоял над самым обрывом. Повсюду на калитках и воротах домов были приклеены листочки, указывающие, что данное хозяйство занято таким-то, и просьба к посторонним сюда не вторгаться. Он подошел к своей калитке - тоже самое: «Этот дом принадлежит Каруевой Заире Александровне. У нее дяда Бечербек Каруев».
Что чувствует хозяин, когда к его возвращению в родной дом поселились другие и преспокойно хозяйничают в нем? Его даже в расчет не берут.
Он стоял посередине двора и оглядывал пораженным взором то, что ему представилось. Двух рам в окнах, что выходили во двор, не было. Не было даже косяков рам. Это были новые рамы, он их поставил перед самыми холодами. Проемы были завешаны шерстяными, черными одеялами. Во дворе лежала сапетка из-под кукурузы, опрокинутая на бок. Ни одного зернышка кукурузы там не было, а сама сапетка наполовину изодрана, вытащены сухие прутья для разведения огня. Сарай был пуст: ни коровы, ни лошади, ни овец. Уезжая в Дагестан, он поручил соседям поухаживать за животными до его возвращения. Под навесом у него было много всякого инвентаря. Стояла одинокая тяпка, которой он выгребал навоз из-под коровы. Соандро развел руками и пошел к дому. Тут он повстречался с девушкой, которая спускалась по ступенькам веранды. За нею шел мальчик лет девяти в папахе его отца. Соандро от неожиданности даже охнул.
- Ты кто? - спросила она его по-осетински.
Она поняла, что тот ее не понимает.
- Кто ты? - переспросила она уже по-русски.
- Это я хочу спросить у тебя: кто ты? И что ты делаешь в моем доме? - он рывком сорвал с мальчонки папаху, - и почему вы не спрося берете и пользуетесь нашими вещами? Это шапка моего отца.
- Ты - ингуш? - гримаса удивления и страха отразилась на ее юном лице. - Ты не поехал?
- Куда я должен был поехать?
- Туда, куда повезли всех ваших.
- Я ездил по своим делам. Девять дней меня не было дома. Вернулся - и вот вы…
- О-о!… - она грустно покачала головой, - ваших никого тут нет. Говорят их повезли далеко, далеко, где очень холодно и много снега…
Она это сказала с долей сострадания. Мальчонка спрятался за ней, ухватившись за пояс платья.
- Мы ничего вашего не взяли. Вот шапку брат надел, она висела на гвоздике…, а дом нам дали.
- Кто дал?
- Дядя, брат моего отца, он тут рядом дом занял, вот этот. - Она показала рукой в сторону, где жил дяда Гаймарза.
- Почему, девушка, ваш дядя отдает кому-то мой дом, а его строили я и мой отец?
- Не знаю. Ну, все берут пустые дома. А вещей уже не было, когда мы пришли. Кто хотел, тот и брал, целыми арбами. Зайди в дом, сам увидишь, что там осталось. Мы зашли в пустые стены. Даже рамы унесли.
Девушка что-то сказала мальчику, тот шмыгнул к калитке, закрыл изнутри на задвижку и вернулся к ней. Она прошла к сапетке, наломала полный ворох сухиз палочек и, возвращаясь, снова пригласила его в дом.
Вот до чего он дошел: чужой, неизвестный человек приглашает его в гости в родной дом! О-о, гяур-враги, нет предела вашему коварству и надменности!
Тут его взгляд упал на трубу: из нее шел жидкий дымок.
Соандро поднялся по трем шатким ступенькам на веранду.
- Кто с вами еще в доме? - спросил он, открывая дверь.
- Никого больше нет. Я и мой брат Сосо. У нас больше никого нет. За нами смотрит дядя Бечербек. Ты… не надо, чтобы он тебя тут видел.
- Почему?
Вместо ответа, она пристально посмотрела на него. Наверное, тяжелое слово тут напрашивалось, а она его не решалась произнести.
Соандро вошел в дом, она с братом следом. Его поразил убогий вид его жилья. Там, где висели на стенах ковры, зияли светлые пятна извести, не успевшей обесцветиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76