– С вами все в порядке, у вас почти полностью раскрылась матка, и головка ребенка книзу. Но мне кажется, у ребенка могут быть проблемы с сердцебиением, возможно недостаточность сердечной функции. Так что вам необходимо вызвать специалиста, – добавила она спокойно, – хотя, я думаю, было бы легче, если бы вы сами поехали в больницу. Но это вам решать.
– О господи, отвезите меня в больницу, – простонала Салли. – Сейчас же отвезите. Я хочу поехать в больницу – о-о-о-о-о-х-х-х! Ух, ух, у-у-ух! У-у-у-ух! У-У-У-У-Х-Х-Х-Х! Мне нравятся больницы! – почти прокричала она, когда мы помогали ей встать. – Мне они нравятся! Я никогда не говорила, что не нравятся.
Джоан позвонила в больницу и сообщила, что мы приедем.
– У вас есть номер телефона какой-нибудь таксомоторной фирмы? – спросила она.
– Нет. Нет. О господи, извините, я обязана была его выписать и иметь под рукой.
– Номера… таких фирм можно… узнать в справочнике, – выдавила Салли между спазмами, когда Джоан помогала ей одеться.
Я позвонила по первому.
– У моей подруги схватки, – начала я, но меня прервали: «Извините, но у нас не родильное отделение» – и бросили трубку. Я позвонила по другому номеру, но там тоже отказали.
– Послушайте, моя подруга рожает, – сказала я в третий раз.
– О боже! – с досадой отозвался мужской голос.
– И у ребенка сердечная недостаточность, понимаете…
– Какой адрес? Буду через пять минут. Салли была уже готова, хотя ее просторное платье от Николь Фархи совсем промокло от воды, стекающей с волос. Мы вошли в лифт, поддерживая ее с обеих сторон, и встали лицом к морю. Пара ее соседей неодобрительно поглядывали на Салли, когда она стояла там, словно только что спасшаяся с «Титаника», громко стеная и дрожа, несмотря на кашемировую шаль, которой мы ее укутали.
Неожиданно у тротуара перед домом затормозил коричневый «монтего» и дважды просигналил. Он подъехал так близко, как только было возможно. Мы помогли Салли забраться в машину. Джоан расстелила на заднем сиденье полотенце и поместилась там вместе с Салли, а я села на переднее, рядом с водителем.
– В Челси-Вестминстерскую? – спросил он.
Я кивнула. Мы быстро поехали по улочкам Челси и по Фулхем-роуд, а Салли тем временем стонала и завывала на заднем сиденье. Десять минут спустя такси подъехало к белому козырьку больницы. Мы с Джоан помогли Салли пройти через вращающуюся дверь. Для нее уже приготовили носилки, и, когда мы почти бежали по коридору, как персонажи телевизионной программы «Родильное отделение», я быстро осматривала белый интерьер с высокими потолками, изобилием стекла и огромными скульптурами. Лифт поднял нас на четвертый этаж, в родильное отделение, где Салли поместили в отдельный бокс и быстро переложили на кровать. Я ждала снаружи, пока специалист осматривал ее, и отвлекала себя тем, что разглядывала постеры, доказывающие преимущества грудного вскармливания. Через несколько минут появился доктор, и я услышала голос Салли.
– Тиффаии-и-и… – крикнула она. – Тиффа-ни-и-и!
Я отдернула занавески с цветочным рисунком и вошла внутрь. Салли лежала на кровати в полутемной комнатке, одетая в зеленую больничную рубашку. Крупные слезы текли по ее лицу.
– Он сказал, что с ребенком – ух, ух – все в порядке, – всхлипнула она. – Он сказал, что все идет хорошо. Джоан просто хотела подстраховаться, и я рада этому, но – ох! – это так бо-о-о-льно, Тиффани. Так – ох-ох – бо-о-о-о-льно! – Она отвернулась лицом к стене, на шее у нее от боли проступили вены.
Чем же помочь? Кошмар. Я чувствовала себя лишней, как вегетарианец на мясокомбинате. Я укрыла ее покрывалом и села на стул рядом с кроватью.
– Ох, мне так жарко, – сказала она, касаясь рукой лица. – Так жарко.
Я включила вентилятор и направила на нее струю воздуха, затем налила ей сока. Пока она пила его через соломинку, я оглядела родильный бокс. Он был окрашен в приятный бледно-зеленый цвет с узорчатым бордюром из фиолетовых гроздей винограда. Милая комнатка, хотя случайный мазок засохшей крови на занавеске вызвал у меня чувство тревоги. Но зато не было запаха антисептиков или анестезии, а если где-то и стонали роженицы, то мы их не слышали. На стене висели часы, секундная стрелка медленно передвигалась с отчетливым щелканьем. На часах было одиннадцать – Салли мучилась уже почти шесть часов.
Вдруг она встала с кровати и, помотавшись из стороны в сторону, со стоном сжала свой живот. Затем вернулась к кровати и склонилась над ней. Джоан поддержала ее, и Салли, опираясь на локти, согнулась.
– А-а-а-а-а-а-х! О-о-о-о-о-о-о-ох! – закричала она снова, когда началась схватка. – У-у-у-у-у-ух!
– Что мне сделать, Салли? Скажи.
– Можешь ты – о-о-о-о-о-ох! – помассировать мне поясницу – посильнее.
Джоан капнула мне на ладони немного ароматического масла, и я приложила руки к пояснице Салли, когда она снова застонала.
– О-о-о-о-о-ох! Посильнее жми… вот так. Еще сильнее. Это помогает… о-о-о-о-оу-у-у-у! Не знаю почему.
Джоан вставила в музыкальный центр кассету с кельтскими песнями, но у Салли был слишком сильный приступ боли, чтобы это могло ее успокоить.
– Хотите обезболивающий укол? – спросила Джоан.
– Нет, нет, нет! – крикнула она.
– Ну, тогда кислород, я не думаю, что вы сможете так долго терпеть.
Джоан опустила шланг. Салли села на край кровати и глубоко, почти с жадностью вдохнула воздух из прозрачной маски.
– Я не хочу сидеть на кровати! – запричитала она. – Не хочу сидеть на кровати!
Мы с Джоан расстелили на полу два матраса. Салли легла, сжимая свой огромный живот и качая его, как ребенка.
– Тиффани, – позвала она слабо. – Тиффани.
– Да. – Я прижимала к ее лбу фланелевую салфетку, смоченную в воде.
– Больно – о-о-о-о-о-о-О-О-О-О-О-У-У-У-У!!! Больно.
– Знаю, но теперь уже недолго, Салли. Ты такая молодчина.
– Я не молодчина. Нет. Это ужасно. Я, я… Вдруг она начала молотить руками, словно в буквальном смысле сошла с ума, глаза у нее вращались, а из горла вырывались нечеловеческие звуки.
– Тиффани, я хочу, чтобы ты ушла! – вдруг рявкнула она. – Я хочу остаться одна. Я хочу, чтобы ты исчезла. Ты слышишь? Исчезни!
Что? Сейчас?
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила я.
– Да, да. Хочу, чтобы ты убралась. Убирайся к черту. К черту! К черту! К черту. Вот так. У-У-У-У-У-Х-Х-Х!
– Ладно, я уберусь, – сказала я, направляясь к выходу из бокса и отмечая про себя, что первый раз слышу, чтобы она ругалась. – Смотри, я ухожу.
Она хочет остаться одна. Она хочет сразиться с болью один на один. Я читала об этом в одной из книг. Я раздвинула занавески и приготовилась выйти.
– ТИФФАНИ, ВЕРНИСЬ! – крикнула она. – Куда ты уходишь? Не оставляй меня одну! – завывала она. – ВЕРНИСЬ! Вернись сейчас же!
– Я здесь, – сказала я. – Все в порядке.
О господи, она ведет себя так странно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– О господи, отвезите меня в больницу, – простонала Салли. – Сейчас же отвезите. Я хочу поехать в больницу – о-о-о-о-о-х-х-х! Ух, ух, у-у-ух! У-у-у-ух! У-У-У-У-Х-Х-Х-Х! Мне нравятся больницы! – почти прокричала она, когда мы помогали ей встать. – Мне они нравятся! Я никогда не говорила, что не нравятся.
Джоан позвонила в больницу и сообщила, что мы приедем.
– У вас есть номер телефона какой-нибудь таксомоторной фирмы? – спросила она.
– Нет. Нет. О господи, извините, я обязана была его выписать и иметь под рукой.
– Номера… таких фирм можно… узнать в справочнике, – выдавила Салли между спазмами, когда Джоан помогала ей одеться.
Я позвонила по первому.
– У моей подруги схватки, – начала я, но меня прервали: «Извините, но у нас не родильное отделение» – и бросили трубку. Я позвонила по другому номеру, но там тоже отказали.
– Послушайте, моя подруга рожает, – сказала я в третий раз.
– О боже! – с досадой отозвался мужской голос.
– И у ребенка сердечная недостаточность, понимаете…
– Какой адрес? Буду через пять минут. Салли была уже готова, хотя ее просторное платье от Николь Фархи совсем промокло от воды, стекающей с волос. Мы вошли в лифт, поддерживая ее с обеих сторон, и встали лицом к морю. Пара ее соседей неодобрительно поглядывали на Салли, когда она стояла там, словно только что спасшаяся с «Титаника», громко стеная и дрожа, несмотря на кашемировую шаль, которой мы ее укутали.
Неожиданно у тротуара перед домом затормозил коричневый «монтего» и дважды просигналил. Он подъехал так близко, как только было возможно. Мы помогли Салли забраться в машину. Джоан расстелила на заднем сиденье полотенце и поместилась там вместе с Салли, а я села на переднее, рядом с водителем.
– В Челси-Вестминстерскую? – спросил он.
Я кивнула. Мы быстро поехали по улочкам Челси и по Фулхем-роуд, а Салли тем временем стонала и завывала на заднем сиденье. Десять минут спустя такси подъехало к белому козырьку больницы. Мы с Джоан помогли Салли пройти через вращающуюся дверь. Для нее уже приготовили носилки, и, когда мы почти бежали по коридору, как персонажи телевизионной программы «Родильное отделение», я быстро осматривала белый интерьер с высокими потолками, изобилием стекла и огромными скульптурами. Лифт поднял нас на четвертый этаж, в родильное отделение, где Салли поместили в отдельный бокс и быстро переложили на кровать. Я ждала снаружи, пока специалист осматривал ее, и отвлекала себя тем, что разглядывала постеры, доказывающие преимущества грудного вскармливания. Через несколько минут появился доктор, и я услышала голос Салли.
– Тиффаии-и-и… – крикнула она. – Тиффа-ни-и-и!
Я отдернула занавески с цветочным рисунком и вошла внутрь. Салли лежала на кровати в полутемной комнатке, одетая в зеленую больничную рубашку. Крупные слезы текли по ее лицу.
– Он сказал, что с ребенком – ух, ух – все в порядке, – всхлипнула она. – Он сказал, что все идет хорошо. Джоан просто хотела подстраховаться, и я рада этому, но – ох! – это так бо-о-о-льно, Тиффани. Так – ох-ох – бо-о-о-о-льно! – Она отвернулась лицом к стене, на шее у нее от боли проступили вены.
Чем же помочь? Кошмар. Я чувствовала себя лишней, как вегетарианец на мясокомбинате. Я укрыла ее покрывалом и села на стул рядом с кроватью.
– Ох, мне так жарко, – сказала она, касаясь рукой лица. – Так жарко.
Я включила вентилятор и направила на нее струю воздуха, затем налила ей сока. Пока она пила его через соломинку, я оглядела родильный бокс. Он был окрашен в приятный бледно-зеленый цвет с узорчатым бордюром из фиолетовых гроздей винограда. Милая комнатка, хотя случайный мазок засохшей крови на занавеске вызвал у меня чувство тревоги. Но зато не было запаха антисептиков или анестезии, а если где-то и стонали роженицы, то мы их не слышали. На стене висели часы, секундная стрелка медленно передвигалась с отчетливым щелканьем. На часах было одиннадцать – Салли мучилась уже почти шесть часов.
Вдруг она встала с кровати и, помотавшись из стороны в сторону, со стоном сжала свой живот. Затем вернулась к кровати и склонилась над ней. Джоан поддержала ее, и Салли, опираясь на локти, согнулась.
– А-а-а-а-а-а-х! О-о-о-о-о-о-о-ох! – закричала она снова, когда началась схватка. – У-у-у-у-у-ух!
– Что мне сделать, Салли? Скажи.
– Можешь ты – о-о-о-о-о-ох! – помассировать мне поясницу – посильнее.
Джоан капнула мне на ладони немного ароматического масла, и я приложила руки к пояснице Салли, когда она снова застонала.
– О-о-о-о-о-ох! Посильнее жми… вот так. Еще сильнее. Это помогает… о-о-о-о-оу-у-у-у! Не знаю почему.
Джоан вставила в музыкальный центр кассету с кельтскими песнями, но у Салли был слишком сильный приступ боли, чтобы это могло ее успокоить.
– Хотите обезболивающий укол? – спросила Джоан.
– Нет, нет, нет! – крикнула она.
– Ну, тогда кислород, я не думаю, что вы сможете так долго терпеть.
Джоан опустила шланг. Салли села на край кровати и глубоко, почти с жадностью вдохнула воздух из прозрачной маски.
– Я не хочу сидеть на кровати! – запричитала она. – Не хочу сидеть на кровати!
Мы с Джоан расстелили на полу два матраса. Салли легла, сжимая свой огромный живот и качая его, как ребенка.
– Тиффани, – позвала она слабо. – Тиффани.
– Да. – Я прижимала к ее лбу фланелевую салфетку, смоченную в воде.
– Больно – о-о-о-о-о-о-О-О-О-О-О-У-У-У-У!!! Больно.
– Знаю, но теперь уже недолго, Салли. Ты такая молодчина.
– Я не молодчина. Нет. Это ужасно. Я, я… Вдруг она начала молотить руками, словно в буквальном смысле сошла с ума, глаза у нее вращались, а из горла вырывались нечеловеческие звуки.
– Тиффани, я хочу, чтобы ты ушла! – вдруг рявкнула она. – Я хочу остаться одна. Я хочу, чтобы ты исчезла. Ты слышишь? Исчезни!
Что? Сейчас?
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила я.
– Да, да. Хочу, чтобы ты убралась. Убирайся к черту. К черту! К черту! К черту. Вот так. У-У-У-У-У-Х-Х-Х!
– Ладно, я уберусь, – сказала я, направляясь к выходу из бокса и отмечая про себя, что первый раз слышу, чтобы она ругалась. – Смотри, я ухожу.
Она хочет остаться одна. Она хочет сразиться с болью один на один. Я читала об этом в одной из книг. Я раздвинула занавески и приготовилась выйти.
– ТИФФАНИ, ВЕРНИСЬ! – крикнула она. – Куда ты уходишь? Не оставляй меня одну! – завывала она. – ВЕРНИСЬ! Вернись сейчас же!
– Я здесь, – сказала я. – Все в порядке.
О господи, она ведет себя так странно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105