Ладно, меня там немного дразнили. Ну, все время на самом деле. Но там было несколько очень красивых парней и несколько иностранцев, которые сообщали этому заведению интернациональный дух, – например, там учились Ханс Хейнекен, Джорж Будвайзер, Филипп Голуа и Жан-Марк Курвуазье. Не было Краг-сов – они пошли в Итон, конечно. Нет, это была очень смешанная школа – те двойняшки Швепс были очень обаятельны.
Затем, когда все двинулись в столовую, вверх по лестнице взбежал Ник.
– Привет, Тиффани, я немного опоздал – о господи, ты прекрасно выглядишь. Могу я понести твою сумку? А эклеры тебе принести?
– Хватит, Ник! Ты помнишь Лиззи?
– Ник Уокер, ты должен подстричь волосы, – сказала она. – И как ты смеешь так хорошо выглядеть, когда я замужем!
Он засмеялся.
– Ты ведь не замужем, Тиффани? – спросил он, пристально глядя на мою левую руку.
– Нет, – ответила я.
– О, хорошо, – сказал он и покраснел.
Я взглянула на него из-под опущенных ресниц, когда, наконец, слава богу, наступила тишина. Он действительно был очень красив. Я не могла связать этого шестифутового Адониса с тем маленьким мальчиком с ангельским лицом и вьющимися белокурыми волосами, который обычно приходил к пансиону для девочек с запиской для меня. Сколько же ему лет? Возможно, тридцать три.
– Benedicat benedicatur, – произнес нараспев председатель школьного комитета сэр Эндрю Басс. И обед начался.
– …пансион Трипп отлично показал себя в этом году – победил в регби и в крикете.
– …я слышал, что Уиппера Уильсона уволили – слишком он свирепствовал.
– …да, он как-то здорово проучил меня.
– …эти грибы очень хороши.
Я взглянула на Лиззи. Она полностью сосредоточилась на разговоре с Джонни Ротманом.
– Мы с Тиффани поступили в Бристольский университет, а после него я училась в театральной школе. Нет, не в КАТИ. Почему? Ну, вообще-то я туда не прошла. Нет, не в бристольской «Олд-Вик» – да, согласна, это великолепная театральная школа.
Ну, понимаешь, там очень высокий конкурс. Нет, и не в центральной. Да, да, я пробовала туда. Нет, нет, не в ЛАМИТИ. Куда? Ну, вообще-то я поступила в Академию драматического искусства Пруденса Рутерфорда. Да, в Темз-Диттон. Верно, ПРАДИ. Ну… знаешь… всякую всячину, однажды прослушивалась для КШК. В 1984 году. Да, прослушивание прошло великолепно. Я читала: «Прочь, прочь, проклятое пятно…» Нет, я не попала туда. Да, скажи, ты все еще проводишь подбор актеров для «Войны и мира»? Я могла бы изобразить очень хороший русский акцент… Что значит старовата?
– Тиффани?
Официанты убирали посуду после закусок.
– Тиффани?
Господи, моя старая любовь, Джон Харви-Белл. Капитан школьной команды «Колоссов». Правда, его героическую славу впоследствии затуманила неудачная попытка поступить в Кембридж. Но боже, он был все так же красив, хотя почти все мускулы заплыли жиром. Я забыла, какими синими были его глаза. Как «Веджвуд», хотя волосы, когда-то белокурые, заметно подернулись сединой. Как для него типично – появиться только к горячему. Он всегда всюду опаздывал – но только не на матчи по регби.
– Как поживаешь, Тиффани?
– Хорошо. А ты?
– У меня все в порядке. Женат. Четверо детей. Изучал медицину в Эдинбурге. Сейчас живу на Харли-стрит. Работаю в клинике пластической хирургии. А ты чем занимаешься?
– Рекламой.
– О, понятно – «И великолепный молочный шоколад».
Забавно, что он вспомнил именно этот слоган.
– А ты замужем? – спросил он, когда принесли бисквит, пропитанный шерри.
– Нет. Нет. Слишком молода.
– Ха! Несомненно! Ну, здесь Уокер, мой бывший фаг, – он не женат, да?
– О да, – сказал Ник, глядя на меня с покорной улыбкой. – Я не женат, – повторил он, наливая портвейн в мой бокал.
– Слушай, Харви-Белл, – крикнул Тим Флауэрс через стол. – Мы с Уортингтом хотим знать, у тебя действительно что-то было с Толстушкой Тротт в 1978 году, во время Михайлова триместра?
– О, ради всего святого, – сказала я, передавая бутылку налево.
– Так было или нет?..
– Какая наглость!
– С Тиффани…
– Ну пожалуйста, хватит!
– И если было, то что она…
– Извините, я пойду поболтаю с Гленом Фиддичем, – сказала я. – Не успела еще с ним поговорить. Извините.
– Так вот, вы все идете по ложному следу, – заявил вдруг Уортингтон. – Все знают, что Толстушка Тротт была влюблена в Боджера!
Я остановилась как вкопанная.
– Я не была влюблена в директора школы, – сказала я. – Даже несмотря на то что он был, по общему признанию, необычайно приятный, обаятельный, либеральный и умный человек.
– Я помню, как ты смотрела на него во время службы в часовне, – сказал Уортингтон обвиняющим тоном. – Ты млела от восторга, когда он шествовал к аналою в своей мантии. Ты была от него без ума.
– Нет, – сказала я твердо. – Я просто восхищалась им, вот и все.
Это вызвало взрыв веселья.
– Ну, а я восхищался тем, как он меня ограбил, – сказал Флауэрс, – как раз на пару кило мяса с овощами. И даже не по моей вине. А из-за этого вызвали моих родителей. Думаю, здорово я поправил здоровье на тех обедах.
– Слушай, я не собираюсь обсуждать обстоятельства твоего совращения, – гнул свое заметно захмелевший Уортингтон. – Я хочу знать, действительно ли у Харви-Белла и Толстушки Тротт что-то было во время учебы в 1978 году.
Как трогательно. Но мне это уже надоело. Никаких потенциальных мужей здесь нет. И Лиззи вращала глазами и выразительно постукивала по своим часам. Пора уходить.
– О нет, не уходите, – попросил Ник. – Пойдемте с нами в «Анабеллу». Уортингтон – член клуба.
– Ну, может, в другой раз, – сказала я. – Мне надо домой – написать кой-какие слоганы. Всем до свидания. – Я помахала рукой. – Было весело. Пока, Джон.
– Пока, Тиффани, приятно было с тобой снова встретиться, – сказал он с вялой улыбкой. – И, пожалуйста, не стесняйся мне звонить.
– Звонить?
– Ну, ты знаешь. Я бы дал тебе скидку…
– Скидку?
– Ну, я мог бы дать тебе очень хорошую скидку на липосакцию или подтяжку.
– О, очень великодушно с твоей стороны.
– То же самое и тебе, Лиззи, – повторил он. – Я неплохо делаю подтяжку груди.
– Спасибо, – сказала она язвительно.
– О, не за что. – Он закурил гаванскую сигару. – Мы же школьные друзья.
– Нам определенно нужно принять это во внимание, – заявила она, выходя из столовой с развевающимся бархатным шарфом.
– Тиффани! – Это был Ник. Он сбежал за нами вниз по лестнице.
– Да, Ник.
– Харви-Белл не хотел вас обидеть. Он же туповатый – всегда таким был.
– Это верно, – сказала я. – Конечно, он считал, что оказывает нам любезность.
Но Лиззи не собиралась смягчаться. Она устремилась в гардероб, оставив меня наедине с Ником.
– Я просто хочу сказать, что, по-моему, ты выглядишь очень молодо.
– Спасибо, Ник.
– Нет, правда, ты точно такая, какой была в школе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Затем, когда все двинулись в столовую, вверх по лестнице взбежал Ник.
– Привет, Тиффани, я немного опоздал – о господи, ты прекрасно выглядишь. Могу я понести твою сумку? А эклеры тебе принести?
– Хватит, Ник! Ты помнишь Лиззи?
– Ник Уокер, ты должен подстричь волосы, – сказала она. – И как ты смеешь так хорошо выглядеть, когда я замужем!
Он засмеялся.
– Ты ведь не замужем, Тиффани? – спросил он, пристально глядя на мою левую руку.
– Нет, – ответила я.
– О, хорошо, – сказал он и покраснел.
Я взглянула на него из-под опущенных ресниц, когда, наконец, слава богу, наступила тишина. Он действительно был очень красив. Я не могла связать этого шестифутового Адониса с тем маленьким мальчиком с ангельским лицом и вьющимися белокурыми волосами, который обычно приходил к пансиону для девочек с запиской для меня. Сколько же ему лет? Возможно, тридцать три.
– Benedicat benedicatur, – произнес нараспев председатель школьного комитета сэр Эндрю Басс. И обед начался.
– …пансион Трипп отлично показал себя в этом году – победил в регби и в крикете.
– …я слышал, что Уиппера Уильсона уволили – слишком он свирепствовал.
– …да, он как-то здорово проучил меня.
– …эти грибы очень хороши.
Я взглянула на Лиззи. Она полностью сосредоточилась на разговоре с Джонни Ротманом.
– Мы с Тиффани поступили в Бристольский университет, а после него я училась в театральной школе. Нет, не в КАТИ. Почему? Ну, вообще-то я туда не прошла. Нет, не в бристольской «Олд-Вик» – да, согласна, это великолепная театральная школа.
Ну, понимаешь, там очень высокий конкурс. Нет, и не в центральной. Да, да, я пробовала туда. Нет, нет, не в ЛАМИТИ. Куда? Ну, вообще-то я поступила в Академию драматического искусства Пруденса Рутерфорда. Да, в Темз-Диттон. Верно, ПРАДИ. Ну… знаешь… всякую всячину, однажды прослушивалась для КШК. В 1984 году. Да, прослушивание прошло великолепно. Я читала: «Прочь, прочь, проклятое пятно…» Нет, я не попала туда. Да, скажи, ты все еще проводишь подбор актеров для «Войны и мира»? Я могла бы изобразить очень хороший русский акцент… Что значит старовата?
– Тиффани?
Официанты убирали посуду после закусок.
– Тиффани?
Господи, моя старая любовь, Джон Харви-Белл. Капитан школьной команды «Колоссов». Правда, его героическую славу впоследствии затуманила неудачная попытка поступить в Кембридж. Но боже, он был все так же красив, хотя почти все мускулы заплыли жиром. Я забыла, какими синими были его глаза. Как «Веджвуд», хотя волосы, когда-то белокурые, заметно подернулись сединой. Как для него типично – появиться только к горячему. Он всегда всюду опаздывал – но только не на матчи по регби.
– Как поживаешь, Тиффани?
– Хорошо. А ты?
– У меня все в порядке. Женат. Четверо детей. Изучал медицину в Эдинбурге. Сейчас живу на Харли-стрит. Работаю в клинике пластической хирургии. А ты чем занимаешься?
– Рекламой.
– О, понятно – «И великолепный молочный шоколад».
Забавно, что он вспомнил именно этот слоган.
– А ты замужем? – спросил он, когда принесли бисквит, пропитанный шерри.
– Нет. Нет. Слишком молода.
– Ха! Несомненно! Ну, здесь Уокер, мой бывший фаг, – он не женат, да?
– О да, – сказал Ник, глядя на меня с покорной улыбкой. – Я не женат, – повторил он, наливая портвейн в мой бокал.
– Слушай, Харви-Белл, – крикнул Тим Флауэрс через стол. – Мы с Уортингтом хотим знать, у тебя действительно что-то было с Толстушкой Тротт в 1978 году, во время Михайлова триместра?
– О, ради всего святого, – сказала я, передавая бутылку налево.
– Так было или нет?..
– Какая наглость!
– С Тиффани…
– Ну пожалуйста, хватит!
– И если было, то что она…
– Извините, я пойду поболтаю с Гленом Фиддичем, – сказала я. – Не успела еще с ним поговорить. Извините.
– Так вот, вы все идете по ложному следу, – заявил вдруг Уортингтон. – Все знают, что Толстушка Тротт была влюблена в Боджера!
Я остановилась как вкопанная.
– Я не была влюблена в директора школы, – сказала я. – Даже несмотря на то что он был, по общему признанию, необычайно приятный, обаятельный, либеральный и умный человек.
– Я помню, как ты смотрела на него во время службы в часовне, – сказал Уортингтон обвиняющим тоном. – Ты млела от восторга, когда он шествовал к аналою в своей мантии. Ты была от него без ума.
– Нет, – сказала я твердо. – Я просто восхищалась им, вот и все.
Это вызвало взрыв веселья.
– Ну, а я восхищался тем, как он меня ограбил, – сказал Флауэрс, – как раз на пару кило мяса с овощами. И даже не по моей вине. А из-за этого вызвали моих родителей. Думаю, здорово я поправил здоровье на тех обедах.
– Слушай, я не собираюсь обсуждать обстоятельства твоего совращения, – гнул свое заметно захмелевший Уортингтон. – Я хочу знать, действительно ли у Харви-Белла и Толстушки Тротт что-то было во время учебы в 1978 году.
Как трогательно. Но мне это уже надоело. Никаких потенциальных мужей здесь нет. И Лиззи вращала глазами и выразительно постукивала по своим часам. Пора уходить.
– О нет, не уходите, – попросил Ник. – Пойдемте с нами в «Анабеллу». Уортингтон – член клуба.
– Ну, может, в другой раз, – сказала я. – Мне надо домой – написать кой-какие слоганы. Всем до свидания. – Я помахала рукой. – Было весело. Пока, Джон.
– Пока, Тиффани, приятно было с тобой снова встретиться, – сказал он с вялой улыбкой. – И, пожалуйста, не стесняйся мне звонить.
– Звонить?
– Ну, ты знаешь. Я бы дал тебе скидку…
– Скидку?
– Ну, я мог бы дать тебе очень хорошую скидку на липосакцию или подтяжку.
– О, очень великодушно с твоей стороны.
– То же самое и тебе, Лиззи, – повторил он. – Я неплохо делаю подтяжку груди.
– Спасибо, – сказала она язвительно.
– О, не за что. – Он закурил гаванскую сигару. – Мы же школьные друзья.
– Нам определенно нужно принять это во внимание, – заявила она, выходя из столовой с развевающимся бархатным шарфом.
– Тиффани! – Это был Ник. Он сбежал за нами вниз по лестнице.
– Да, Ник.
– Харви-Белл не хотел вас обидеть. Он же туповатый – всегда таким был.
– Это верно, – сказала я. – Конечно, он считал, что оказывает нам любезность.
Но Лиззи не собиралась смягчаться. Она устремилась в гардероб, оставив меня наедине с Ником.
– Я просто хочу сказать, что, по-моему, ты выглядишь очень молодо.
– Спасибо, Ник.
– Нет, правда, ты точно такая, какой была в школе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105