Я остолбенела – это был не кто иной, как белобрысый Алан из теннисного клуба! Какого черта, чего он хочет добиться? Он пытался вскружить мне голову, предлагая поехать с ним в Глайндборн, а сам дает объявление в колонке одиноких сердец. Я была оскорблена. И что за льстящее устаревшее фото – очевидно, восьмидесятых годов, – сейчас он намного плешивее! Но надо сказать, его письмо было прекрасным, оно было необыкновенно искренним. Он писал, что очень хочет жениться и иметь детей, что был бы хорошим отцом, что постоянно думает, как будет менять подгузники и делать все, что необходимо для ребенка, и, возможно, даже получать от этого удовольствие. Он также писал, что играет в теннис дважды в неделю и любит ходить в оперу – особенно ездить в Глайндборн, – и как всем сердцем желает встретить женщину с хорошим характером и отличным ударом справа. Что ж, эта зрелая любовь – не для меня, Алан, потому что я чертовски плохо принимаю мяч, потому что я не думала, что ты будешь изменять мне с занудливой женщиной, которая рекламирует себя в колонке частных газетных объявлений. На самом деле я чувствовала себя немного виноватой, но как же мне ему ответить? Ну ладно, полагаю, всегда можно соврать – написать, что благодаря неожиданному росту спроса вакансия сейчас заполнена. Думаю, что, по большому счету, это лучше, чем совсем не ответить. Промолчать. Бедняга, он, наверное, смертельно обиделся бы, если бы узнал, что это я (нужно рассказать Лиззи – она посмеется!). Затем, в то время как я читала письмо номер двадцать шесть – необыкновенно остроумное – от биржевого брокера, зазвонил телефон. Это была Кейт.
– «Встречи за столом». В субботу. Большая летняя вечеринка для успешных и привлекательных одиноких людей в престижном месте.
– Ух, здорово, – сказала я. – Это для нас?
– Конечно.
– Значит, мы пойдем?
– Пойдем, разумеется.
На следующий день я сидела в своей солнечной гостиной, разбирая коллекцию пластинок, и никак не могла собраться с духом и выбросить виниловые пластинки, хотя у меня были диски с такими же записями. Я сортировала синглы, размышляя о том, что долгоиграющие пластинки все-таки лучше, когда зазвонил телефон.
– Тиффани!
– Да.
– Это я.
– О, здравствуйте.
Голос у него был довольно расстроенным.
– Я получил ваше письмо сегодня утром.
– Да.
– Мне хотелось только сказать вам, что я разочарован. Очень огорчен. И обижен. Очень обижен. Очень.
– Ну что ж, мне жаль, – сказала я. – Но мне кажется, это не имеет смысла. В данных обстоятельствах.
– Не имеет смысла? Не имеет смысла, даже чтобы быть друзьями?
– Нет, – сказала я. – Не имеет смысла, потому что смысл в том, что вы несвободны.
– Но женатые люди могут иметь друзей, Тиффани. Это допускается, вы знаете.
– Да, но они должны выбирать их очень осмотрительно. И я не думаю, что дружба между нами – это благоразумно.
– Все, чего я хочу, – это видеть вас время от времени, – сказал он жалобно.
– Ну, это не слишком хорошая мысль, – сказала я.
– И я знаю, что вам тоже хотелось бы меня видеть.
– Ну…
– Разве не так, а? – настойчиво спросил он.
– Ну ладно, да, я допускаю, что да.
– Ага!
– Но обстоятельства…
– … не позволяют нам быть вместе, – сердито сказал он, растягивая слова.
– Да, да. Верно.
– Но мы, конечно, могли бы пообедать где-нибудь, – продолжал он настойчиво. – Или сходить в кино? И в Барбикане сейчас великолепный концерт, – добавил он оживленно. – Йо-Йо Ma играет сюиты Баха для виолончели без аккомпанемента, и я хочу пойти. Почему бы нам не пойти вместе?
– Ну… Ну, это звучит заманчиво, но думаю, что я не смогу.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы меня соблазняли. Вот почему.
– Так вы уже соблазнены! – сказал он с торжеством.
– Ну…
– Скажите: да!
– Да, я соблазнена. Ладно. Вы меня соблазнили. Довольны?
– Я вам нравлюсь?
– Да. Вы мне немного нравитесь.
На самом деле я нахожу вас Довольно Сексуальным.
– Вы мне тоже нравитесь, – сказал он, теперь более теплым тоном. – В сущности, Тиффани, «„Велла" – Вы великолепны!»
– Ну пожалуйста!
– «„Камей" – Вы само совершенство».
– Послушайте, Довольно Успешный, – сказала я раздраженно. – Это действительно не… Кстати, как вас по-настоящему зовут?
– Я вам не скажу.
– Почему?
– Я отказываюсь назвать свое имя, пока вы не согласитесь пойти со мной на концерт.
– Ну а я не собираюсь идти, – ответила я.
– А почему?
– Потому что я знаю, что мне не следует этого делать: я должна следить за мячом, а вы, откровенно говоря, вне игры.
– Но, Тиффани, мы могли бы так весело…
– Говорю же вам, мне не нужно никакого веселья.
– Мы могли бы так хорошо проводить время.
– В любом случае я не могу проводить с вами время.
– Но, Тиффани, мы так подходим друг дру… Я положила трубку. И только потом сказала:
– Извините.
Кто бы подумал, что рассортировать ответы на зов одинокого сердца будет такой непростой задачей? Это я о пухлых конвертах цвета буйволовой кожи со штампом «Лично и конфиденциально», шлепающихся на коврик перед моей дверью.
– Ладно, ладно, беру свои слова назад, – сказала Лиззи, сидя у меня на кухне и разбирая ответы. – Вот уж не думала, что ты получишь хоть один. Но не стоит ликовать. Подумай, сколько ты получила бы, если бы последовала моему совету.
– Думаю, сто четырнадцать – вполне достаточно, – сказала я, когда она закурила очередную сигарету. – Я не жадная.
Мы сортировали письма на три кучки: «да», «может быть» и «да вы что».
– Вот посмотри – настоящий красавец. – Лиззи помахала передо мной фотографией с ликом сына Квазимодо лет пятидесяти семи.
– Да вы что, – сказала я решительно.
– Почему? Он вполне сгодится, – сказала она.
– Он не сгодится. Он отвратительный, – ответила я.
– Вовсе не отвратительный, – сказала она с негодованием, выпуская две струи дыма из изящно очерченных ноздрей. – Он старший партнер юридической фирмы в Сити. У него, возможно, огромная практика. А где большая практика, там большие деньги. И надеюсь, ты позвонишь тому биржевому брокеру.
– Ладно, позвоню, – сказала я. – Но только потому, что он выглядит вполне-ничего-себе и мне понравилось его остроумное письмо. А вовсе не из-за денег, – добавила я. – Я имею в виду, что у Алана много денег, но меня это не волнует, потому что мне он неинтересен. Все, что я ищу, – это деятельного человека, ненавидящего гольф, с хорошим характером, играющего в теннис, владеющего приличным ударом слева и с полным отсутствием растительности на лице. Разве я много прошу?
– Возможно, – ответила она. – Смотри, вот приятный парень, – сказала она, ухмыляясь и передавая мне клочок миллиметровки.
«Дорогая Жизнерадостная, – прочитала я. – Смогу ли я заинтересовать вас? Меня зовут Ставрос.
Я студент и учусь живописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– «Встречи за столом». В субботу. Большая летняя вечеринка для успешных и привлекательных одиноких людей в престижном месте.
– Ух, здорово, – сказала я. – Это для нас?
– Конечно.
– Значит, мы пойдем?
– Пойдем, разумеется.
На следующий день я сидела в своей солнечной гостиной, разбирая коллекцию пластинок, и никак не могла собраться с духом и выбросить виниловые пластинки, хотя у меня были диски с такими же записями. Я сортировала синглы, размышляя о том, что долгоиграющие пластинки все-таки лучше, когда зазвонил телефон.
– Тиффани!
– Да.
– Это я.
– О, здравствуйте.
Голос у него был довольно расстроенным.
– Я получил ваше письмо сегодня утром.
– Да.
– Мне хотелось только сказать вам, что я разочарован. Очень огорчен. И обижен. Очень обижен. Очень.
– Ну что ж, мне жаль, – сказала я. – Но мне кажется, это не имеет смысла. В данных обстоятельствах.
– Не имеет смысла? Не имеет смысла, даже чтобы быть друзьями?
– Нет, – сказала я. – Не имеет смысла, потому что смысл в том, что вы несвободны.
– Но женатые люди могут иметь друзей, Тиффани. Это допускается, вы знаете.
– Да, но они должны выбирать их очень осмотрительно. И я не думаю, что дружба между нами – это благоразумно.
– Все, чего я хочу, – это видеть вас время от времени, – сказал он жалобно.
– Ну, это не слишком хорошая мысль, – сказала я.
– И я знаю, что вам тоже хотелось бы меня видеть.
– Ну…
– Разве не так, а? – настойчиво спросил он.
– Ну ладно, да, я допускаю, что да.
– Ага!
– Но обстоятельства…
– … не позволяют нам быть вместе, – сердито сказал он, растягивая слова.
– Да, да. Верно.
– Но мы, конечно, могли бы пообедать где-нибудь, – продолжал он настойчиво. – Или сходить в кино? И в Барбикане сейчас великолепный концерт, – добавил он оживленно. – Йо-Йо Ma играет сюиты Баха для виолончели без аккомпанемента, и я хочу пойти. Почему бы нам не пойти вместе?
– Ну… Ну, это звучит заманчиво, но думаю, что я не смогу.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы меня соблазняли. Вот почему.
– Так вы уже соблазнены! – сказал он с торжеством.
– Ну…
– Скажите: да!
– Да, я соблазнена. Ладно. Вы меня соблазнили. Довольны?
– Я вам нравлюсь?
– Да. Вы мне немного нравитесь.
На самом деле я нахожу вас Довольно Сексуальным.
– Вы мне тоже нравитесь, – сказал он, теперь более теплым тоном. – В сущности, Тиффани, «„Велла" – Вы великолепны!»
– Ну пожалуйста!
– «„Камей" – Вы само совершенство».
– Послушайте, Довольно Успешный, – сказала я раздраженно. – Это действительно не… Кстати, как вас по-настоящему зовут?
– Я вам не скажу.
– Почему?
– Я отказываюсь назвать свое имя, пока вы не согласитесь пойти со мной на концерт.
– Ну а я не собираюсь идти, – ответила я.
– А почему?
– Потому что я знаю, что мне не следует этого делать: я должна следить за мячом, а вы, откровенно говоря, вне игры.
– Но, Тиффани, мы могли бы так весело…
– Говорю же вам, мне не нужно никакого веселья.
– Мы могли бы так хорошо проводить время.
– В любом случае я не могу проводить с вами время.
– Но, Тиффани, мы так подходим друг дру… Я положила трубку. И только потом сказала:
– Извините.
Кто бы подумал, что рассортировать ответы на зов одинокого сердца будет такой непростой задачей? Это я о пухлых конвертах цвета буйволовой кожи со штампом «Лично и конфиденциально», шлепающихся на коврик перед моей дверью.
– Ладно, ладно, беру свои слова назад, – сказала Лиззи, сидя у меня на кухне и разбирая ответы. – Вот уж не думала, что ты получишь хоть один. Но не стоит ликовать. Подумай, сколько ты получила бы, если бы последовала моему совету.
– Думаю, сто четырнадцать – вполне достаточно, – сказала я, когда она закурила очередную сигарету. – Я не жадная.
Мы сортировали письма на три кучки: «да», «может быть» и «да вы что».
– Вот посмотри – настоящий красавец. – Лиззи помахала передо мной фотографией с ликом сына Квазимодо лет пятидесяти семи.
– Да вы что, – сказала я решительно.
– Почему? Он вполне сгодится, – сказала она.
– Он не сгодится. Он отвратительный, – ответила я.
– Вовсе не отвратительный, – сказала она с негодованием, выпуская две струи дыма из изящно очерченных ноздрей. – Он старший партнер юридической фирмы в Сити. У него, возможно, огромная практика. А где большая практика, там большие деньги. И надеюсь, ты позвонишь тому биржевому брокеру.
– Ладно, позвоню, – сказала я. – Но только потому, что он выглядит вполне-ничего-себе и мне понравилось его остроумное письмо. А вовсе не из-за денег, – добавила я. – Я имею в виду, что у Алана много денег, но меня это не волнует, потому что мне он неинтересен. Все, что я ищу, – это деятельного человека, ненавидящего гольф, с хорошим характером, играющего в теннис, владеющего приличным ударом слева и с полным отсутствием растительности на лице. Разве я много прошу?
– Возможно, – ответила она. – Смотри, вот приятный парень, – сказала она, ухмыляясь и передавая мне клочок миллиметровки.
«Дорогая Жизнерадостная, – прочитала я. – Смогу ли я заинтересовать вас? Меня зовут Ставрос.
Я студент и учусь живописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105