Джон не понимает, что этим заявлением он ставит под вопрос мою честь. По его словам получается, что я, как бы так сказать, – товар, бывший в употреблении, и поэтому правила моей семьи не меня не распространяются. Это не то, что моим родителям необходимо знать.
– Папа, он совсем не это хотел сказать. Папа, – защищаю я Джона. – Он поступил так, потому что должен завтра уехать по делам, и мы не увидимся целых два месяца. У него просто выпало из головы встретиться с тобой, чтобы просить разрешения.
– Да-да, именно так и произошло, – спешит подтвердить Джон.
Папа смотрит на Джона так, словно тот прячется за моей юбкой, когда в него кто-то целится из пистолета.
– Тебе двадцать шесть лет, Лючия, – провозглашает папа.
Как бы мне хотелось, чтобы он не говорил о моем возрасте в таком тоне, словно я самая старая кухарка на Коммерческой улице. Я сижу в этой комнате с выгоревшими ситцевыми чехлами на мебели, старомодными кружевными салфетками и керамическими плафонами с бахромой. А ведь сегодня я смотрела большие дома. Особняки с видом на океан. Пусть я выросла здесь, но я хочу большего. Мой отец приехал в Америку по той же причине. Разве он не понимает – только что в дверь его дома вошел человек такой же, каким был он: полный желания изменить свою жизнь. Джон сможет дать мне все, о чем только может мечтать женщина, но, оказывается, этого недостаточно.
– Делай так, как считаешь нужным. Но не жди моего одобрения, – ставит папа свой бокал и выходит из комнаты.
Я в ярости следую за ним:
– Папа, да как ты мог испортить такое событие в моей жизни?! Ты всегда говорил, что желаешь мне счастья. «Stai contenta! Stai contenta!» . Ты твердил мне это чуть не каждый день, но, кажется, это были только слова. «Будь счастлива, Лючия», – ты только и можешь, что бросаться словами. И тебя совсем не беспокоит, чего на самом деле хочу я. Никто не был достаточно хорош для меня, и вот когда я встретила человека, которого полюбила всем сердцем, ты унижаешь его. Он не сделал ничего дурного! На дворе 1951-й год, поэтому оставь свои глупые деревенские церемонии в прошлом, для своей фермы, где ты их перенял. Я сама могу о себе позаботиться, и мне не нужно твое благословение!
– Лючия! – Мама больше ошеломлена моим тоном, нежели сердита на меня за эти слова.
– И я больше не хочу ничего слышать против этого человека. Мне плевать, как он зарабатывает на жизнь, из какой он семьи, и плевать на твое о нем мнение. Он мой, и я хочу быть с ним.
Папино терпение иссякает:
– Не смей разговаривать со мной…
– Не сметь разговаривать с тобой – как? В кои-то веки откровенно? И – мама, ты бы, наверное, была больше счастлива, если бы отправила меня прислугой к Клаудии Де Мартино, поэтому мне не нужно и твое благословение. Тебе лишь бы выдать меня замуж. Неважно, Джон Тальбот или какой-то другой мужчина, лишь бы на нем был костюм и пристойная шляпа.
– Это неправда! – с негодованием восклицает мама.
Я беру Джона за руку и веду его к двери. Родители не провожают нас.
– Спокойной ночи, – быстро, но с нежностью целую я Джона в губы. Он поражен. – Я справлюсь. Ступай.
Я возвращаюсь в гостиную. Мама сидит в кресле, папа стоит спиной ко мне и глядит в окно.
– Если бы один из ваших сыновей привел сегодня вечером в дом девушку, на пальце которой было бы надето новое бриллиантовое кольцо, ты бы не повел себя так по отношению к ней, как ты вел себя с Джоном. Ты испортил лучший день в моей жизни. Все к черту.
Поднимаясь в свою комнату, я перепрыгиваю через две ступеньки. Папа сердито зовет меня снизу. Неважно, сколько мне лет, он всегда был и будет главой в этом доме и не потерпит неуважения. Но я тоже не могу терпеть его неуважение ко мне. Я вхожу в свою комнату и запираюсь. Потом иду к туалетному столику, включаю ночник и выдвигаю ящик. Достаю оттуда сберегательную книжку из банка «Чейс нэшнл» и напоминаю сама себе, что у меня достаточно средств, чтобы уехать из этого дома. Длинная вереница положенных в банк сумм, вписанная синими чернилами, успокаивает меня. Я независимая женщина, говорю я сама себе и, когда я смотрюсь зеркало, то верю, что это правда.
В обеденный перерыв мы с Рут идем в сад, расположенный за библиотекой, чтобы сменить обстановку и подышать свежим воздухом. Элен взяла сегодня выходной, а Виолетта проводит все свои ланчи с офицером Кэссиди в кафе «Белая башня» на Тридцать первой улице.
Сегодня прекрасный день, поэтому, съев сандвичи, мы растягиваемся на газоне. Рут лежит, закинув ногу на ногу, и опирается на согнутые в локтях руки, солнце светит прямо ей в лицо, поэтому она прикрыла глаза.
– Твой отец все еще не разговаривает с тобой? – спрашивает она.
– Это я с ним не разговариваю, – говорю я, проводя рукой по нескольким былинкам, которые не срезали. – Мама так рассердилась, что даже не смотрит на меня.
– Ты собираешься это как-то исправлять?
– Даже если мы помиримся, я не собираюсь ехать с ними в Италию.
– Но ты должна туда поехать. Когда ты выйдешь замуж, могу тебе сказать по собственному опыту, даже поездка в Квинз станет большим событием для семейного бюджета.
– Неужели?
Мне хочется сказать Рут, что это, возможно, и является справедливым по отношению к ней с Харви, но я выхожу замуж за подающего надежды делового человека. Вряд ли поездки будут для нас непозволительной роскошью.
– Поверь. Тебе следует согласиться. – Рут садится и потягивается. – Пригласи своего священника. Устрой встречу с родителями и помирись с ними.
– Ты уверена, что не родилась итальянкой?
– Когда мы с Харви ссорились с его матерью по поводу организации свадьбы, она услышала, как я жаловалась на нее Харви. Не следовало ей подслушивать, но сделанного не вернешь, поэтому я позвала раввина, чтобы он присутствовал при нашем разговоре. Родителей всегда впечатляет, что ты такая взрослая и рассудительная, раз обратилась к духовенству.
– Рут, и как тебе удается всегда все уладить? Откуда ты все знаешь?
– Я просто раньше тебя вышла замуж Что удивительно, так это то, как Джону удается со всем справляться?
– Он отложил поездку в Чикаго на неделю.
– А чем он вообще там собирается заниматься?
Как бы мне хотелось ответить на этот вопрос Рут, но как только я начинаю расспрашивать Джона об этом, он раздражается и бормочет что-то невнятное о партнерстве. Очевидно, там живет состоятельный человек, с которым Джон хочет иметь дело, поэтому необходимо поехать туда на встречу с ним. Я начинаю собирать остатки ланча и отвечаю между делом:
– О, он затевает там какое-то дело.
– Ты с ним еще не поговорила? – закрывая термос, спрашивает Рут.
– О чем?
– О деньгах. О ваших сбережениях, и как вы ими распорядитесь.
Мы встаем и сворачиваем покрывало, которое принесли с собой.
– Нет!
Как только Рут могла завести такой разговор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Папа, он совсем не это хотел сказать. Папа, – защищаю я Джона. – Он поступил так, потому что должен завтра уехать по делам, и мы не увидимся целых два месяца. У него просто выпало из головы встретиться с тобой, чтобы просить разрешения.
– Да-да, именно так и произошло, – спешит подтвердить Джон.
Папа смотрит на Джона так, словно тот прячется за моей юбкой, когда в него кто-то целится из пистолета.
– Тебе двадцать шесть лет, Лючия, – провозглашает папа.
Как бы мне хотелось, чтобы он не говорил о моем возрасте в таком тоне, словно я самая старая кухарка на Коммерческой улице. Я сижу в этой комнате с выгоревшими ситцевыми чехлами на мебели, старомодными кружевными салфетками и керамическими плафонами с бахромой. А ведь сегодня я смотрела большие дома. Особняки с видом на океан. Пусть я выросла здесь, но я хочу большего. Мой отец приехал в Америку по той же причине. Разве он не понимает – только что в дверь его дома вошел человек такой же, каким был он: полный желания изменить свою жизнь. Джон сможет дать мне все, о чем только может мечтать женщина, но, оказывается, этого недостаточно.
– Делай так, как считаешь нужным. Но не жди моего одобрения, – ставит папа свой бокал и выходит из комнаты.
Я в ярости следую за ним:
– Папа, да как ты мог испортить такое событие в моей жизни?! Ты всегда говорил, что желаешь мне счастья. «Stai contenta! Stai contenta!» . Ты твердил мне это чуть не каждый день, но, кажется, это были только слова. «Будь счастлива, Лючия», – ты только и можешь, что бросаться словами. И тебя совсем не беспокоит, чего на самом деле хочу я. Никто не был достаточно хорош для меня, и вот когда я встретила человека, которого полюбила всем сердцем, ты унижаешь его. Он не сделал ничего дурного! На дворе 1951-й год, поэтому оставь свои глупые деревенские церемонии в прошлом, для своей фермы, где ты их перенял. Я сама могу о себе позаботиться, и мне не нужно твое благословение!
– Лючия! – Мама больше ошеломлена моим тоном, нежели сердита на меня за эти слова.
– И я больше не хочу ничего слышать против этого человека. Мне плевать, как он зарабатывает на жизнь, из какой он семьи, и плевать на твое о нем мнение. Он мой, и я хочу быть с ним.
Папино терпение иссякает:
– Не смей разговаривать со мной…
– Не сметь разговаривать с тобой – как? В кои-то веки откровенно? И – мама, ты бы, наверное, была больше счастлива, если бы отправила меня прислугой к Клаудии Де Мартино, поэтому мне не нужно и твое благословение. Тебе лишь бы выдать меня замуж. Неважно, Джон Тальбот или какой-то другой мужчина, лишь бы на нем был костюм и пристойная шляпа.
– Это неправда! – с негодованием восклицает мама.
Я беру Джона за руку и веду его к двери. Родители не провожают нас.
– Спокойной ночи, – быстро, но с нежностью целую я Джона в губы. Он поражен. – Я справлюсь. Ступай.
Я возвращаюсь в гостиную. Мама сидит в кресле, папа стоит спиной ко мне и глядит в окно.
– Если бы один из ваших сыновей привел сегодня вечером в дом девушку, на пальце которой было бы надето новое бриллиантовое кольцо, ты бы не повел себя так по отношению к ней, как ты вел себя с Джоном. Ты испортил лучший день в моей жизни. Все к черту.
Поднимаясь в свою комнату, я перепрыгиваю через две ступеньки. Папа сердито зовет меня снизу. Неважно, сколько мне лет, он всегда был и будет главой в этом доме и не потерпит неуважения. Но я тоже не могу терпеть его неуважение ко мне. Я вхожу в свою комнату и запираюсь. Потом иду к туалетному столику, включаю ночник и выдвигаю ящик. Достаю оттуда сберегательную книжку из банка «Чейс нэшнл» и напоминаю сама себе, что у меня достаточно средств, чтобы уехать из этого дома. Длинная вереница положенных в банк сумм, вписанная синими чернилами, успокаивает меня. Я независимая женщина, говорю я сама себе и, когда я смотрюсь зеркало, то верю, что это правда.
В обеденный перерыв мы с Рут идем в сад, расположенный за библиотекой, чтобы сменить обстановку и подышать свежим воздухом. Элен взяла сегодня выходной, а Виолетта проводит все свои ланчи с офицером Кэссиди в кафе «Белая башня» на Тридцать первой улице.
Сегодня прекрасный день, поэтому, съев сандвичи, мы растягиваемся на газоне. Рут лежит, закинув ногу на ногу, и опирается на согнутые в локтях руки, солнце светит прямо ей в лицо, поэтому она прикрыла глаза.
– Твой отец все еще не разговаривает с тобой? – спрашивает она.
– Это я с ним не разговариваю, – говорю я, проводя рукой по нескольким былинкам, которые не срезали. – Мама так рассердилась, что даже не смотрит на меня.
– Ты собираешься это как-то исправлять?
– Даже если мы помиримся, я не собираюсь ехать с ними в Италию.
– Но ты должна туда поехать. Когда ты выйдешь замуж, могу тебе сказать по собственному опыту, даже поездка в Квинз станет большим событием для семейного бюджета.
– Неужели?
Мне хочется сказать Рут, что это, возможно, и является справедливым по отношению к ней с Харви, но я выхожу замуж за подающего надежды делового человека. Вряд ли поездки будут для нас непозволительной роскошью.
– Поверь. Тебе следует согласиться. – Рут садится и потягивается. – Пригласи своего священника. Устрой встречу с родителями и помирись с ними.
– Ты уверена, что не родилась итальянкой?
– Когда мы с Харви ссорились с его матерью по поводу организации свадьбы, она услышала, как я жаловалась на нее Харви. Не следовало ей подслушивать, но сделанного не вернешь, поэтому я позвала раввина, чтобы он присутствовал при нашем разговоре. Родителей всегда впечатляет, что ты такая взрослая и рассудительная, раз обратилась к духовенству.
– Рут, и как тебе удается всегда все уладить? Откуда ты все знаешь?
– Я просто раньше тебя вышла замуж Что удивительно, так это то, как Джону удается со всем справляться?
– Он отложил поездку в Чикаго на неделю.
– А чем он вообще там собирается заниматься?
Как бы мне хотелось ответить на этот вопрос Рут, но как только я начинаю расспрашивать Джона об этом, он раздражается и бормочет что-то невнятное о партнерстве. Очевидно, там живет состоятельный человек, с которым Джон хочет иметь дело, поэтому необходимо поехать туда на встречу с ним. Я начинаю собирать остатки ланча и отвечаю между делом:
– О, он затевает там какое-то дело.
– Ты с ним еще не поговорила? – закрывая термос, спрашивает Рут.
– О чем?
– О деньгах. О ваших сбережениях, и как вы ими распорядитесь.
Мы встаем и сворачиваем покрывало, которое принесли с собой.
– Нет!
Как только Рут могла завести такой разговор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79