– Я хотела быть полноправным партнером во всем. Что в этом плохого?
– Ничего плохого, конечно. Он ведь скоро станет твоим мужем. Ты должна доверять ему, – по-доброму смотрит на меня Рут. – Меня не волнует, играет ли он на деньги. Знаешь, иногда Харви уходит со своими приятелями пропустить стаканчик и возвращается домой навеселе. Приходится признать это. Одному нужны коктейли, другому – лошади. Что тут попишешь? У каждого свои слабости. Главное, чтобы эти слабости не превращались в привычку.
Этим вечером по дороге домой, перейдя Пятую авеню, я оборачиваюсь, смотрю на «Б. Олтман» и слезы начинают катиться по моим щекам. Самые счастливые дни в моей жизни прошли в этом месте, но теперь все меняется.
Как мне жить, если я не буду каждый день встречаться с Рут? Она знает обо мне все. Когда я призналась ей, что мы с Джоном занимались любовью, она отправила меня к своему дяде – известному гинекологу из Верхнего Ист-Сайда, и он разъяснил мне как предохраняться. А еще я безумно скучаю по Элен Ганнон, которая вырезает детали из ткани с таким мастерством, словно работает алмазным стеклорезом по зеркалу. Детали, что выкраивает Элен, всегда идеально подходят друг к другу; она снимает мерки, делает выкройку из ткани, и потом подгоняет платье по фигуре заказчицы. Никто больше не сможет делать так, как умеет она; и вот теперь она будет применять свой талант для шитья детской одежды. Даже если Виолетта и может иной раз досаждать, она верная подруга. Если требуется ее помощь и приходится задерживаться допоздна, то на нее всегда можно рассчитывать. И, наконец, Делмарр, который взял меня под свое крылышко, несмотря на то, что я не могла отличить Шанель от Скиапарелли.
Но дело не только в том, что я теряю своих друзей. Мир тоже теряет нечто. Качество, которое всегда было главным для меня, теряет свою значимость. Зачем учиться подшивать край платья вручную, это долго и требует определенных способностей. Можно просто прострочить шов на машине и бросить вещь в корзину, где лежит еще дюжина точно таких же. Делмарр уже не будет лично встречаться с заказчицами, чтобы разузнать, что те желают получить, не будет изучать их гардероб и фигуру, чтобы создать такое платье, которое способно сделать их неотразимыми. В изготовлении готовой одежды нет места таким встречам. Неужели женщины на самом деле хотят бродить между вешалок в магазине, на которых висит одежда, скроенная по одной выкройке и отличающаяся только размером и цветом? Мир ждет прискорбное будущее, в котором не будет места изысканности. Постепенно авторская одежда будет выходить из моды, а готовая будет становиться все более популярной.
– Что с тобой стряслось? – спрашивает папа, пока я снимаю пальто.
– Не со мной, с магазином. У нас в отделе проводят проверку.
Мне не хочется обсуждать это с папой, поэтому я иду на кухню. Но он следует за мной.
– Что с работой? – спрашивает он.
– Пока неизвестно, – говорю я таким тоном, чтобы он понял, что разговор окончен.
Мама спускается по лестнице и присоединяется к нам в кухне:
– Лю, я решила надеть на твою свадьбу коралловые бусы. Сначала я подумала насчет бирюзы, но потом поняла, что хочу чего-то поярче, более праздничного, нарядного. Как тебе кажется?
– Лючии скоро негде будет работать, – объявляет папа.
– Папа, – возмущаюсь я.
– И что? Она же скоро выйдет замуж, – беспечно говорит мама. – Ей не придется работать. И по дому будет хватать забот.
– Ты сейчас говоришь точь-в-точь как Клаудия Де Мартино, – замечает папа.
– С чего вдруг ты вспомнил ее, – защищается мама.
– Потому что у нее были точно такие же мысли насчет Лючии.
Папа накалывает на вилку мясо, которое потихоньку тушится на плите.
Мама протягивает ему небольшой металлический поднос и говорит:
– Антонио, послушай меня. Лючия выходит замуж за очень порядочного, образованного человека. Они будут жить совсем иначе, не так, как мы с тобой. Он человек практичный, часто бывает в разъездах, он, – поднимает она вверх руку, – часть «высшего света». Они ведь будут жить в пригороде, так? В доме с видом на океан, в прихожей которого будет висеть люстра из Мурано. Посмотри-ка. А в нашей прихожей стоит торшер, который стоял тут еще до нашего приезда. Эта девушка не похожа на нас, и хочешь ты того или нет, тебе придется признать это. – Мама обнимает меня: – У нас одна дочь, и мне совсем не хочется терять ее, потому что ни одного из мужчин, с которыми у нее были отношения, ты не считаешь вполне ее достойным.
– Разве может мужчина быть вполне достойным? – восклицает папа.
– Просто некоторые порядочнее других.
– Папа, да что с ним не так?
– Я не понимаю его, Лючия.
– Но зачем, скажи, тебе это надо? – прерывает его мама. – Ей с ним жить, не тебе.
– Ты просто вообще не хочешь, чтобы я выходила замуж! – в сердцах бросаю я.
– Неправда. Я признал Розмари, я сумел полюбить ее. Я разрешил моему сыну Эксодусу остаться в Италии с Орсолой, потому что характер у нее очень похож на характер твоей матери. Они отличная пара. Если бы я понял, что Джон Тальбот в силах стать тебе хорошим мужем, я бы во всем стал тебе помогать, поддерживать. Меня не интересует, влюблен он в тебя или нет, меня беспокоит он сам. Я переживаю. Прости уж меня. Иначе не получается.
Если бы только папа знал, насколько мне необходимо поговорить с ним о моих опасениях, особенно сегодня. Но он сделал все для того, чтобы этот разговор не состоялся. Мне постоянно приходится отстаивать своего жениха, поэтому я не могу быть до конца честной. Я напугана, ужасно напугана тем, что не смогу жить в мире Джона, не смогу привыкнуть к образу его жизни. Я боюсь, что мне придется соглашаться со всеми его безумными затеями, будь то начало нового предприятия или покупка таких вещей, каких мы не можем себе позволить. Мне даже не известно, какими деньгами он располагает. Мне страшно разозлить его своими расспросами. Я росла и видела, как мои родители делят все обязанности, включая денежный вопрос, но Джон ведет себя так, словно подобные вещи для него пустяковые, презренные, раздражающие. Наверное, я боюсь оказаться недостойной Джона Тальбота.
– Папа, прошу тебя, перестань переживать. Мне нужна твоя поддержка. Помоги мне.
Я, наверное, выгляжу жалко, потому что папа обнимает меня.
– Я всегда буду с тобой, – говорит он.
– Однажды он полюбит Джона, – обещает мама.
– Я тогда стала бы еще счастливее, – всхлипываю я.
Папа выглядит таким изнуренным в ярко-желтом свете кухонной люстры. Я причина того, что мой папа состарится раньше срока.
Поднимаясь вверх по лестнице в свою комнату, я хочу, чтобы этажи не заканчивались, чтобы я могла подниматься до тех пор, пока не почувствую себя хотя бы чуточку спокойнее. Как я скучаю по Эксодусу, особенно сегодня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Ничего плохого, конечно. Он ведь скоро станет твоим мужем. Ты должна доверять ему, – по-доброму смотрит на меня Рут. – Меня не волнует, играет ли он на деньги. Знаешь, иногда Харви уходит со своими приятелями пропустить стаканчик и возвращается домой навеселе. Приходится признать это. Одному нужны коктейли, другому – лошади. Что тут попишешь? У каждого свои слабости. Главное, чтобы эти слабости не превращались в привычку.
Этим вечером по дороге домой, перейдя Пятую авеню, я оборачиваюсь, смотрю на «Б. Олтман» и слезы начинают катиться по моим щекам. Самые счастливые дни в моей жизни прошли в этом месте, но теперь все меняется.
Как мне жить, если я не буду каждый день встречаться с Рут? Она знает обо мне все. Когда я призналась ей, что мы с Джоном занимались любовью, она отправила меня к своему дяде – известному гинекологу из Верхнего Ист-Сайда, и он разъяснил мне как предохраняться. А еще я безумно скучаю по Элен Ганнон, которая вырезает детали из ткани с таким мастерством, словно работает алмазным стеклорезом по зеркалу. Детали, что выкраивает Элен, всегда идеально подходят друг к другу; она снимает мерки, делает выкройку из ткани, и потом подгоняет платье по фигуре заказчицы. Никто больше не сможет делать так, как умеет она; и вот теперь она будет применять свой талант для шитья детской одежды. Даже если Виолетта и может иной раз досаждать, она верная подруга. Если требуется ее помощь и приходится задерживаться допоздна, то на нее всегда можно рассчитывать. И, наконец, Делмарр, который взял меня под свое крылышко, несмотря на то, что я не могла отличить Шанель от Скиапарелли.
Но дело не только в том, что я теряю своих друзей. Мир тоже теряет нечто. Качество, которое всегда было главным для меня, теряет свою значимость. Зачем учиться подшивать край платья вручную, это долго и требует определенных способностей. Можно просто прострочить шов на машине и бросить вещь в корзину, где лежит еще дюжина точно таких же. Делмарр уже не будет лично встречаться с заказчицами, чтобы разузнать, что те желают получить, не будет изучать их гардероб и фигуру, чтобы создать такое платье, которое способно сделать их неотразимыми. В изготовлении готовой одежды нет места таким встречам. Неужели женщины на самом деле хотят бродить между вешалок в магазине, на которых висит одежда, скроенная по одной выкройке и отличающаяся только размером и цветом? Мир ждет прискорбное будущее, в котором не будет места изысканности. Постепенно авторская одежда будет выходить из моды, а готовая будет становиться все более популярной.
– Что с тобой стряслось? – спрашивает папа, пока я снимаю пальто.
– Не со мной, с магазином. У нас в отделе проводят проверку.
Мне не хочется обсуждать это с папой, поэтому я иду на кухню. Но он следует за мной.
– Что с работой? – спрашивает он.
– Пока неизвестно, – говорю я таким тоном, чтобы он понял, что разговор окончен.
Мама спускается по лестнице и присоединяется к нам в кухне:
– Лю, я решила надеть на твою свадьбу коралловые бусы. Сначала я подумала насчет бирюзы, но потом поняла, что хочу чего-то поярче, более праздничного, нарядного. Как тебе кажется?
– Лючии скоро негде будет работать, – объявляет папа.
– Папа, – возмущаюсь я.
– И что? Она же скоро выйдет замуж, – беспечно говорит мама. – Ей не придется работать. И по дому будет хватать забот.
– Ты сейчас говоришь точь-в-точь как Клаудия Де Мартино, – замечает папа.
– С чего вдруг ты вспомнил ее, – защищается мама.
– Потому что у нее были точно такие же мысли насчет Лючии.
Папа накалывает на вилку мясо, которое потихоньку тушится на плите.
Мама протягивает ему небольшой металлический поднос и говорит:
– Антонио, послушай меня. Лючия выходит замуж за очень порядочного, образованного человека. Они будут жить совсем иначе, не так, как мы с тобой. Он человек практичный, часто бывает в разъездах, он, – поднимает она вверх руку, – часть «высшего света». Они ведь будут жить в пригороде, так? В доме с видом на океан, в прихожей которого будет висеть люстра из Мурано. Посмотри-ка. А в нашей прихожей стоит торшер, который стоял тут еще до нашего приезда. Эта девушка не похожа на нас, и хочешь ты того или нет, тебе придется признать это. – Мама обнимает меня: – У нас одна дочь, и мне совсем не хочется терять ее, потому что ни одного из мужчин, с которыми у нее были отношения, ты не считаешь вполне ее достойным.
– Разве может мужчина быть вполне достойным? – восклицает папа.
– Просто некоторые порядочнее других.
– Папа, да что с ним не так?
– Я не понимаю его, Лючия.
– Но зачем, скажи, тебе это надо? – прерывает его мама. – Ей с ним жить, не тебе.
– Ты просто вообще не хочешь, чтобы я выходила замуж! – в сердцах бросаю я.
– Неправда. Я признал Розмари, я сумел полюбить ее. Я разрешил моему сыну Эксодусу остаться в Италии с Орсолой, потому что характер у нее очень похож на характер твоей матери. Они отличная пара. Если бы я понял, что Джон Тальбот в силах стать тебе хорошим мужем, я бы во всем стал тебе помогать, поддерживать. Меня не интересует, влюблен он в тебя или нет, меня беспокоит он сам. Я переживаю. Прости уж меня. Иначе не получается.
Если бы только папа знал, насколько мне необходимо поговорить с ним о моих опасениях, особенно сегодня. Но он сделал все для того, чтобы этот разговор не состоялся. Мне постоянно приходится отстаивать своего жениха, поэтому я не могу быть до конца честной. Я напугана, ужасно напугана тем, что не смогу жить в мире Джона, не смогу привыкнуть к образу его жизни. Я боюсь, что мне придется соглашаться со всеми его безумными затеями, будь то начало нового предприятия или покупка таких вещей, каких мы не можем себе позволить. Мне даже не известно, какими деньгами он располагает. Мне страшно разозлить его своими расспросами. Я росла и видела, как мои родители делят все обязанности, включая денежный вопрос, но Джон ведет себя так, словно подобные вещи для него пустяковые, презренные, раздражающие. Наверное, я боюсь оказаться недостойной Джона Тальбота.
– Папа, прошу тебя, перестань переживать. Мне нужна твоя поддержка. Помоги мне.
Я, наверное, выгляжу жалко, потому что папа обнимает меня.
– Я всегда буду с тобой, – говорит он.
– Однажды он полюбит Джона, – обещает мама.
– Я тогда стала бы еще счастливее, – всхлипываю я.
Папа выглядит таким изнуренным в ярко-желтом свете кухонной люстры. Я причина того, что мой папа состарится раньше срока.
Поднимаясь вверх по лестнице в свою комнату, я хочу, чтобы этажи не заканчивались, чтобы я могла подниматься до тех пор, пока не почувствую себя хотя бы чуточку спокойнее. Как я скучаю по Эксодусу, особенно сегодня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79